Явь (СИ)

***
Пустая дорога, тяжелые мысли и влажный воздух, делающий эту ночь отвратительно жидкой. Мокрые волосы, смятые и перевязанные в небрежный хвост, заставляют дрожать от промозглого холода. Стеклянные глаза Вари почти не оглядываются по сторонам. За один час своей жизни, она оказалась брошена. По другой стороне дороги шагают молодые ребята, предвкушают ночное веселье, праздник безнаказанности и всех доступных их возрасту грехов.
Куда идти, если последний автобус уехал, если все двери давно закрыты, а в холодном туманном городе никто не ждет. Варя бредет медленно и бессмысленно на остановку, туда, откуда может быть завтра она уедет домой и покается перед такой же непонятой и униженной когда-то мамой. На затянутом тучами небе сверкает неоновая нить, и в следующий миг небеса провозглашают грохот. Сильный ветер гонит Варю из родного поселка подальше. Варя не успевает добраться до укрытия, и капля за каплей разливается дождь, не жалеющий ее голову.
«Нет-нет, только не сейчас! Только не дождь!»
Усталые глаза только и ждут, чтобы закрыться, чтобы открыться лишь утром и понять, что все это сон.
Бетонные небрежные стены принимают Варю как родную. Может быть и правда здесь ее место. С глухим стуком капли разбиваются о шиферную крышу. Где-то в углу спит бездомный пес, и Варе он теперь роднее всех. Варя садится на деревянную скамью, прижимается к холодной стене, и пустыми глазами наблюдает ночной дождь.
«Значит, заночую здесь, а утром, сяду на первый автобус до вокзала. Черт, денег-то совсем нет. Может вот оно, пришло время звонить маме? Пришло время и мне просить у нее помощи? Нет, и она меня бросит. Наверняка она очень зла, наверняка обижена, живет без меня гораздо лучше. И куда мне теперь? Может быть утром у меня появится план получше».
Вдох-выдох. Тяжелые Варены веки смыкаются, и только режущая боль глаза утихает, крупная дрожь становится мелкой, как чей-то свист заставляет ее вернуться к реальности.
— Эй, малая! Отдыхаешь здесь? — голос Кузьмина раздается эхом в по бетонным стенам.
«Нет, только не он. Почему все сразу?! Я больше не могу!»
Варя наблюдает как из дождя под зонтом пробирается под крышу шайка.
— Ну ты рисковая, даже собачку с собой не взяла! Как ты только его надрессировала, приворот какой? Или мы чего-то не знаем, и в постели настоящая ты бомба?! — роняя актерские смешки, жует слова крупный увесистый парень. Данилу никогда не хватит духу, чтобы напасть на равного, но вот Варвару он будет преследовать до конца жизни, дай ему только возможность.
Уже четверо расходятся по углам остановки, готовясь ловить, намеревавшуюся убежать Варю. Но Варя не сдвигается с места. Она почти без всякого энтузиазма рассматривает собравшихся. Черные куртки, рваные джинсы и сигареты, которых так не хватает и ей.
«Наверное вот чем все закончится. Я не уеду. Я останусь здесь навсегда, на этой остановке».
Кузьмин подходит ближе. В руках у него блестит железная бабочка, он отрепетировано крутит ей, открывая и закрывая обратно. Как только игра с холодным металлом заканчивается, он прислоняет лезвие к ее щеке, специально заточенное на этот случай.
— Ну, чего молчишь?
— Мне нечего тебе сказать. Ты жалок.
— Уверена, что выбираешь эти слова последними? Хотя погоди, может быть, мне стоит проверить, так ли ты хороша. Вдруг Чернов не дурак, и ты умеешь делать чудеса?
— Ты не посмеешь, — холодно и железно отвечает Варя.
— Неправда, о твоей матери ходят легенды! Может быть, ты унаследовала ее талант, а ведь совсем на нее не похожа. Хотя так даже лучше, не люблю блондинок. А ребята помогут. Правда, ребята?! Думаю ублюдок будет рад поделиться девчонкой.
В ответ слышатся одобрительные голоса и похотливый смех. Слышатся гулкие шаги по бетонной земле. Сырой запах озона заполняет легкие.
Варя делает глубокий вдох. Закрывает глаза. Злость застывает в жилах, ненависть и отвращение вскипают огромным потоком, парализуя мышцы, и заставляя зубы скрипеть. Влажная мягкая рука, погоняемая мерзкими сальными мыслями, касается бледной щеки.
 
«Раз…»
«Ты уже совсем взрослая».
«Два…»
«Может быть мне стоит проверить, так ли ты хороша»
«Три…»
«Так не похожа на свою мать».
«Четыре…»
«О твоей матери ходят легенды! Может быть, ты унаследовала ее талант»
«Пять».
«Ну ничего, так только лучше».
Тьма заволакивает ее глубоко в себя, в отражении ее собственное одержимое злом лицо. Глаза налитые кровью чернеют, вбирают себя тьму вокруг. Голоса становятся громче, они говорят на языке навий, заговаривают ее и делают сильнее. Варя не пугается самой себя. Теперь зеркало ей подчиняется, повторяет ее движения, изображает ее мимику и притворяется ей.
Одержимые глаза открываются. Перед ней лежат разбросанные по углам тела молодых неотесанных парней, парализованных страхом. Кто-то отползает из бетонного укрытия наружу, оставив своих друзей в ужасной опасности. Зачинщик лежит на дороге под ливнем, ей слышатся его жалобные стоны. Асфальт размывает его, капли прибивают гвоздями вниз, и сопротивляться им он не в силах.
Красная пелена застилает реальность. Варя видит вокруг зло и тьму, не видит ни капли света. Только он и она. Тьма и ее жертва. Варя приближается к нему, вызывая холод вокруг и заставляя дождь становиться льдом. Он перед ней беззащитный, как вырытый наружу дождевой червь. Извивается, ноет и страдает от холода. Глаза Вари, налитые чернотой, заставляют его испытывать страх сильнее.
— Нет! Прошу, не убивай меня! Я не хотел! Я не собирался трогать, правда! Я только хотел испугать! Прошу, прости! — жалобно стонет пухлый мокрый рот, захлебывается в собственных слезах. Глаза Вари лишь сильнее впиваются ему в душу, и несмотря на льющийся дождь, темноту и тусклый свет фонаря, он видит их ясно и четко. Вдруг поток его горьких слез становится еще сильнее, ледяной дождь ускоряется, и он начинает по-настоящему захлебываться, задыхаться, корчиться.
Ехидный голос внутри лепечет: «Отомсти, убей. Он хотел сделать с тобой это. Он пытается отомстить твоему другу, через тебя. Наглый жалкий мальчишка! Твой друг все равно рано или поздно убьет его!»
Поглощенные тьмой глаза дрожат, возвращают цвета обратно.
«Что я с ним делаю?! Это я?!»
Дыхательные пути барахтающегося в луже Кузьмина высвобождаются, он тяжело и жалко дышит.
Варя приходит в ужас, оглядывается. Холод пронзает тело, но ее это не волнует, словно холодно не ей, а кому-то другому, там, в зеркале.
«Он жив».
— Прости! Прости меня! Мне больно! Хватит, не делай больше этого! — все еще булькает Кузьмин, и смертоносный страх через его глаза смотрит на Варю.
— Я же сказала, ты жалок! — бросает ему Варя напоследок.
Разворачивается и, подобрав с остановки рюкзак, уходит туда, где сможет спрятаться от самой себя, где сможет обрести убежище.
  
Глава 14. Охотница
 
Урывками юный охотник успевает прийти в себя. С трудом припоминает, где он находится, и что за люди приходят к нему. Что за запах древесины и яркий свет. Что за голоса пытаются говорить с ним. Один из голосов смутно знаком ему, и почему-то дарит призрачную надежду. Он не чувствует, как движется и течет время, только блаженное обволакивающее небытие. Пока тьма уступает пробивающимся сквозь веки солнечным лучам из раскрытого окошка. Какое-то время он все еще борется за сон, хватается за него тонкими нитями сознания, и все же реальность побеждает.
Резкая головная боль, свинцовый звон по вискам настигают издевательски быстро. Шорох где-то по близости. Черствый старый диван, пахнет пылью. Расплывчатые пятна приобретают черты бесполезного разнообразного хлама. Что это? Веник, старая посуда, инструменты и подвешенный к стене велосипед? Потухшие радужки глаз опасливо изучают обстановку, вспоминают последние события. Из угла, где-то на кресле, все еще расплывающаяся фигуры вдруг начинает говорить.
— Ну наконец-то очнулся!