Явь (СИ)

— Куда без папки-то собралась? Далече?! Ничего доверить нельзя! — вдогонку прикрикивает бабуля. Раздраженно хлопает дверью и выходит во двор.
За калиткой ожидает черный автомобиль. Как только и могло быть в Старинском, пожилой российский автопром, такой чистый и блестящий, словно сошедший с выставки раритетных автомобилей.
Облокотившись на капот, в не по размеру широкой футболке, ожидает светловолосый высокий водитель. Варя открывает калитку и движется навстречу, пряча глаза как можно дальше, старается сделать так, чтобы ее ноги не заплетались в пути. Внезапно из-за калитки выпрыгивает насупившаяся Татьяна Родионовна, обгоняет Варю и направляется дальше. Чернов, безмятежно ожидающий попутчика, оборачивается к пожилой женщине, уже угрожающей ему повышенными тонами.
— Смотри без глупостей! Туда и обратно, чтобы в целости и сохранности!
— Как скажете, — лишь слегка ухмыляясь, отвечает спокойный, холодно безэмоциональный парень. Он успевает подарить им обеим высокомерный взгляд из-под опущенных век, задрав острый подбородок.
Варя безмолвно наблюдает за сложившейся ситуацией. Ничего, можно же просто молчать всю дорогу, а потом пойти домой пешком или поймать попутку. В конце концов, Татьяна Родионовна хлопает парня по плечу, да с такой силой, что он от неожиданности даже сдвигается с места, а затем раздраженно садится в машину, громко захлопнув дверь. Варя же на прощание бросает бабушке осуждающий взгляд.
Павел, дождавшись своего пассажира, поворачивает ключ зажигания, трогается с места. Обыденно и бесцветно непринужденно звучит выроненное им «привет». Варя ощущает себя в кабинете у стоматолога. Потеют ладони, спина и плечи мерзнут, в горле пересыхает, желудок выворачивается наружу. Не поворачиваясь лицом к водителю, Варя сдавленно отвечает на приветствие. Смущение окутывает тисками, и она сдается ему.
— Мне сначала нужно заехать домой, — тихо звучит холодный мужской голос.
Дом Черновых сейчас выглядит так, словно пробудился от долголетнего глубокого сна. Раньше он был серым и почти заброшенным, но сейчас вокруг яркого нового красного забора простираются целые клумбы пышных сочных пионов, декабристов, лилий и дельфиниумов, а большая ива у окна загораживает фасад немаленького кирпичного чистого дома.
Как только Паша открывает железную калитку, из нее вылетает маленькая курчавая черная собачка и радостно бросается к нему прямо в руки. Он ловит ее и тут же ставит на землю, придерживая ошейник, заводит ее обратно. Через пару минут возвращается с чемоданчиком в руке.
Они минуют Старинский, едут по неширокой трассе, ведущей в дальний рабочий поселок. За окном пролетают поля, лес, мосты и пруды, однообразие и естественность. Вдруг гробовое молчание прерывается молодым разливающимся голоском, перебивая звуки страдающего на кочках пожилого автомобиля.
— Прости за бабушку, она иногда перегибает.
Чернов в ответ хищно ухмыляется.
— Сначала просите о помощи, потом угрожаете. Интересные вы люди, — острым басом отрезает Чернов.
— Да, с ней непросто, иногда как по лезвию ножа.
— Буду знать.
Руки Вари покрываются гусиной кожей от ветра, обдувающего ее из опущенного окна. Она неконтролируемо содрогается, то ли от того, что вспомнила о забытой куртке, то ли от холода, то ли от волнения. Рукава рубашки натягиваются по самые кончики пальцев. В этот же миг водитель закручивает ручку своего окна, поднимая его до упора вверх.
— Закрой свое, там ручка черная крутится.
Варвара послушно крутит наполированную круглую ручку, не сразу разобравшись в какую сторону ее надо крутить. Длинные пальцы Чернова тянутся к створкам кондиционера, выкручивая его на обогрев.
— Зачем? Ты замерз? — на этот раз гораздо увереннее с нажимом прорывается голос Варвары.
— Нет, ты, — бесцветно отвечает Паша.
— Тебе показалось, — Варя прячется глубже в воротник рубашки.
Павел ехидно улыбается в ответ, не отворачиваясь от дороги.
— На заднем сиденье есть куртка. Можешь взять, если нужна.
— Нет, с чего ты взял что мне холодно?
 
— Просто знаю.
Странное смещение в груди колит Варю. Про свою болезнь она не говорила уже много лет буквально ни с кем. Мама об этом кажется в целом забыла, а бабушка настоятельно отрицает существование любых проказ. Очень странно сейчас догадываться, что чужой человек, не видевший ее в глаза целую вечность, об этом помнит и даже проявляет заботу. Что же теперь говорить? Кажется, в его присутствии каждое ее слово глупо, а каждая выходка постыдна. Она оборачивается к заднему сидению и глазами находит коричневую рабочую мужскую куртку, дотягивается до нее, слегка приподнимаясь со своего места. Одним движением накрывает ей свои плечи.
***
Старая машина ловко пролетает поля и трещины, залитые смолой в асфальте. Беспросветный лес с обеих сторон пути, маленькие речушки и мостики, деревушки. Варя теперь ощущает, как долго здесь не была, и насколько тут ничего не меняется, лишь стареет и пустеет. Она помнит каждое дерево, растущее на этом пути, помнит каждую остановку и порой узнает даже подсолнухи на полях. Теперь каждая засохшая ветка, упавшая на дорогу, отвалившись от очередного тополя, чужая, холодная, наводящая ужас, напоминает о смерти. Даже если залить здесь каждый сантиметр радугой, свет солнца все равно не будет доставать до этих мест, холодная тень и тягучий воздух никуда не исчезнут, они лишь сольются воедино.
Пункт назначения — поселок Белозерный. Твердо устоявшийся по численности проживающих, в пару тысяч человек, поселок. На сотню деревянных домишек, населенных пожилыми людьми, высятся три хрущевки. Маленькое подобие города. Варя зовет его «почти цивилизация». В отличие от Старинского, здесь присутствуют в единичных экземплярах пара сетевых магазинов и даже два супермаркета. Порой этого достаточно, чтобы не сойти сума, если ты приезжий, но если ты местный, то ты яростно продолжаешь посещать рынок, неважно покупать или продавать. Люди бегут и отсюда, брошенные запустелые дома, то здесь, то там выглядывают из-за углов, и даже рядом с самыми оживленными облагороженными местами. Все, что здесь функционирует: магазины, кафе, сервисы, две школы и детский сад, — все это благодаря тому, что ничего подобного нет на ближайшие десять деревень.
— Спасибо, можешь выключить обогреватель, — выдавливает из себя Варя.
Площадь, где Чернов филигранно паркуется, весьма облагорожена, выложена плиткой и заставлена клумбами. В самой середине, как полагается, возвышается «Мордер», или, как его официально называют, здание управления. Парочка аккуратных лавочек выцветают на свежем воздухе. Пусто. Рынок работает лишь по четвергам, значит старшему поколению выходить сегодня не за чем, а молодняк, либо еще спит, либо занят домашними делами, чтобы к вечеру сбиться в стаю у видавшего лучшие времена клуба.
— Получаса тебе хватит? — разливается холодный бархатистый голос, но теперь не теряется среди постороннего шума.
— Я, честно говоря, не знаю, но постараюсь, как можно скорее закончить с этим, — скомкано и прыгуче гремит Варя в ответ.
— Ладно, запиши мой номер, позвони, как освободишься.
Он смотрит только в лобовое стекло и не встречается с Варей взглядом, как будто что-то утаивает.
— Хорошо.
Варя торопливо записывает новый номер. Теперь в ее телефонной книге их три.
— Проверь правильно ли записала. Сделай дозвон.
Варя нажимает на зеленую кнопку, его телефон глухо вибрирует в руке. Чернов деловито кладет его в карман джинс.
На улице все тот же тягучий влажный воздух. Легкие не получают нужного количества кислорода, из-за чего приходится чаще и глубже вдыхать.
Куда идти дальше? Татьяна Родионовна около десяти минут пыталась ей объяснить в какую идти сторону и за какой угол поворачивать, но память ей изменяет. Варя делает неуверенные шаги в сторону большой дороги.
Вариного плеча касается что-то горячее. Она оборачивается. Расправив плечи, в нескольких метрах от нее высится Чернов. Протягивая ей куртку, оставленную в машине.