Явь (СИ)
Свершилось, теперь можно и отдохнуть. Варя собирает все свои принадлежности и неспешно возвращается тайной тропой к дому.
***
Всю ночь донимают невыносимо тревожные сны, проходящие по голове тянущейся болью, от чего Варя неоднократно просыпается и долго пытается уснуть снова. Позднее утро выдается тяжелым. Опухшие веки больно режут глаза, а лобные доли наливаются свинцом от любого звука и даже слабого света.
Громкими шагами в комнату вбегает Татьяна Родионовна, распахивает шторы. Свет безжалостно поражает глаза, добирается режущей болью до самого затылка. И без того глубокие морщины на лице становятся еще глубже и темнее. Раздраженные и озадаченные глаза, от чего-то особенно беспощадно разглядывают спящую жертву.
— Вставай давай, мне сегодня нужна твоя помощь!
— Сейчас? — сонно и лениво отвечает Варя, держась из последних сил за одеяло.
— Вставай сказала! Дело срочное!
— А что, у тебя другие дела есть?
Татьяна Родионовна, не ответив, хватается за одеяло и с силой стягивает его с Варвары, оставляя ее совсем беззащитной на холодном утреннем, еще не прогретом воздухе. Варвара сопротивляется, не открывая глаз, но сильные руки пожилой женщины побеждают в нечестном бою.
— Хорошо-хорошо, встаю! — Варя отдает ей угол одеяла, бабушка сворачивает его в трубу и победоносно уходит на кухню.
Еще пять минут Варя нежится в кровати, упорядочивая в голове остатки утреннего сна. К сожалению, звуки и запахи из кухни не дают ей как следует прийти в себя, восстановить силы от столь жестокого пробуждения.
— Ну так что за дело ты собираешься мне поручить? — спрашивает Варя, выходя из ванной и присаживаясь за стол.
Татьяна Родионовна резким и громким движением кидает тарелку с кашей на стол.
«Какая забота».
— Позвонили из налоговой. Документов не достает, говорят нужны еще копии. Я, дура старая, забыла их заверить в нотариуса в Белозерном. Время поджимает, они нужны еще вчера! Пень этот трухлявый, еще половину бумажек забыл отдать! Я сейчас в управление побегу за справками, а у меня давление скачет, голова раскалывается…
— Так, я поняла, ты хочешь чтобы в Белозерный поехала я?
— А кто еще? В обед должны зерно привезти, я везде не успею.
— А во сколько автобус?
— Автобусы сегодня не ходят! Всех соседей обошла, никто, сволочи такие, ехать не хотят, как сговорились! Тут этот, Чернов, на велосипеде за молоком приехал, пришлось его просить. Тот-то, конечно, согласился, да не доверяю я ему.
Варя давится кашей от неожиданности, прокашливается и выдавливает рваные от неуверенности слова.
— Ну и не доверяй!
— Ты слушаешь, что я тебе говорю?! Документы срочно нужны, сегодня‑завтра последний срок сдачи! Выбора нет, поедешь на его машине. И без глупостей!
— Может я пешком или на велосипеде?
— И дня через четыре вернешься, если не помрешь! Давай жуй быстрее и собирайся!
Вместе со словами раздается звон посуды, которую Татьяна Родионовна безжалостно разбрасывает по местам, то и дело забывается и путает что‑куда. От нервного напряжения, кажется сжимаются даже стены и полок.
Оставив недоеденным половину завтрака, Варя идет одеваться. Напряженное молчание заставляет ее двигаться бодрее и вместе с тем скованнее. Джинсы, майка, рубашка. А больше ничего и нет. Несколько рваных движений расческой, и волнистые волосы пушатся как ранний одуванчик.
Татьяна Родионовна в поисках нужных ей документов по всем залу утраивает разгром. Открывает все шкафы, старые секретеры и серванты. Выброшенное на пол барахло невольно вызывает приступ свежих будоражащих воспоминаний. Варя нервно приглаживает волосы на голове. Растерянно подбирает с пола случайные вещицы, шарф, бусы, альбом, прижимает их к груди. Через несколько секунд приходит в себя, откладывает лишнее в строну и берется за что-то более важное. На глаза попадается обувная коробка, заполненная белой бумагой, исполосованной напечатанными буквами и синими круглыми печатями. Тонкие пальцы перебирают листы, неловко режутся, длинные строгчки слов тянутся друг за другом, но ничего из прочитанного не усваивается в еще сонной голове.
— Нет их тут! Все у него оставила, чтоб его!
— Так, это понятно, а убирать это все, кто будет? — холодно закатывает глаза Варвара.
— Не волнуйся, приедешь — уберешь.
Из кухни доносится знакомая надоедливая мелодия старого искалеченного жизнью телефона. Татьяна Родионовна вылетает из комнаты, постанывая о своих проблемах с давлением.
Варя прибирает стопку бумаг на место в картонную коробку. С усилием поднимает ее, переступает босыми ногами через хрупкие вещи, подбирается к высокому широко раскрытому шкафу. Поднимается на хлипкую табуретку, не имеющую одинаковых ножек. Предсказуемо одолеваемая несчастным предчувствием, Варя закидывает коробку на верхнюю полку, и как только тяжелый груз покидает ладони, старое дерево ломается с громким треском. Варя летит вниз, на дно раскрытого шкафа, словно со скалы, и думает о том, почему же эту рухлядь не выкинули вместе с динозаврами. Затылок врезается в острый угол деревянного короба. Короткий отчаянный стон боли. Копчик впечатывается в старую книгу. Правый локоть разбит, тонкий слой белой кожи снят пыльным ковром. Сдерживая слезы, Варя шипит, трет затылок целой левой рукой, упирается головой в согнутые колени, пытаясь спрятаться от стыда за собственную неаккуратность. Оборачивается назад, намериваясь дать сдачи злополучной коробке. Но от чего-то приготовленная к атаке рука, становится медленнее на пол пути к цели, а затем и вовсе опускается на деревянную крышку, изучая ее.
В темном забытом углу, словно скелет, прячется темный короб. Странная древесина, пожелтевшая и местами разбухшая. В доме таких больше нет. Варя придвигается ближе и ногтем среднего пальца поддевает тонкую крышку. Внутренности старой коробки пахнут сыростью и опилками, с виду в ней практически нет свободного места. Дно выстроено в плотно уложенные ряды из альбомов, фотографий, открыток, детских тлеющих рисунков, выжженных по дереву картинок. Варя слегка пробегается тонкими пальцами по их верхушкам. Один из альбомов, темный, до тленного почернения, красный, свободнее всех расположенный. Она высвобождает его наружу и с трепетом раскрывает. Черно‑белые, желтые и уже почти пустые фотографии завораживают темные глаза, увлекая далеко за собой на долгие минуты. За очередной из страниц что-то остро проходится по ее пальцу и колко впивается. Из вздрогнувших рук выпадает древняя фото книга, и вместе с тем вылетает бумажный конверт. Палец больно щиплет, но крови почти нет, всего лишь капелька. Варя складывает найденные сокровища обратно, постепенно ее рука дотягивается и до бумажного широкого конверта. Она медленно разворачивает уголок и смотрит на фотографию, которая кажется чудом преодолела столько времени существования в темном углу шкафа. Фотография, как историческая реликвия сделанная первым фотоаппаратом, но и разглядеть кое-что на ней вполне возможно. Большой двухэтажный дом, пять человек: трое мужчин, женщина и маленький ребенок, сидящий у нее на руках.
В комнату штурмом залетает Татьяна Родионовна и размахивает руками.
— Ты че расселась, иди давай обувайся!
— Ба, а что это за коробка? — завороженно спрашивает Варвара, не отрывая от конверта глаз.
На миг раскрывшийся для очередных слов рот бабушки замораживается. Выражение ее лица выдает гримассу печального ужаса, ударившего в самое сердце. Словно по щелчку пальцев она возвращает свое возмущение, беспристрастие и строготь. Брови сходятся на переносице, образуя больную морщину на лбу.
— Брось этот хлам! Иди я сказала! — резко отвечает Татьяна Родионовна и бегая глазами, отнимает конверт, бросает его в коробку и грубо закрывает крышкой.
— Да, уже выхожу, — рывком отвечает Варя и выходит из комнаты, словно оторвавшись ото сна.
***
Строго выделяющиеся кости на молодых бледных щиколотках и местами рваные, давно небелые кроссовки, растоптанные невыносимо долгой, небрежной ноской, спускаются с маленьких ступенек крыльца и возвращаются обратно, чуть не забыв папку с документами.