Когда плачут драконы (СИ)

Они нагнали пиратов довольно-таки быстро. Не решившись использовать драконьи крылья, те запрягли дракона в корабль подобно лошади в сани, вынуждая тянуть судно по льду. Вилхе прикинул по размерам ящера, что пленник был их с Кедде ровесником, и невольно поежился. Не хотел бы он провести лучшие годы под плетью хозяина. Впрочем, нелучшие тоже.
План созрел моментально. Джемма невидимой подобралась к пиратам и выдохнула облако дыма прямо на корабль, закрыв обзор. Потом Кедде прицельным броском разрушил упряжь и увлек пленного дракона за собой. И уже на безопасном расстоянии переплавил сковывавшие ему крылья цепи, давая свободу.
— Рисковые, — заметил Кедде уже после возвращения в предместье Армелона. — Парень-то не сегодня-завтра с драконьей ненавистью мог познакомиться, и там бы его уже никакие путы не удержали. Так что эти твари могут считать, что мы жизни им спасли.
Вилхе промолчал, почему-то не желая ни спорить с товарищем, ни соглашаться с ним. А вот Джемма вдруг схватила Кедде за руку.
— Но ты же тоже… — забормотала она. — Ты же уже почти взрослый… А если и ты однажды?..
Кайя подняла на него озабоченный взгляд, но Кедде только легкомысленно махнул рукой.
— Я умею собой владеть, — заявил он. — Так что не беспокойся, сестренка, не обижу.
Джемма тут же повеселела и умчалась по своим делам, а Вилхе, заметив, как Кайя смотрит на Кедде, испытал неожиданный приступ неприязни к товарищу. Ну да, он сегодня облажался по полной, но ведь и Кедде не сделал ничего особенного, чтобы так на него глядеть. Разве что высказал откровенное восхищение находчивостью Кайи, вынудив ее очаровательно покраснеть. А Вилхе тупо промолчал, так и не найдя нужных слов.
 Глава четвертая: Беата 
Беата лениво поглядывала на колдующую у печи сестру. Айлин с каждым днем двигалась все тяжелее и становилась все неповоротливее, а передник сильно топорщился на растущем животе. Ей до родов было еще три с лишним месяца, а складывалось такое ощущение, что срок должен подойти не сегодня-завтра. Впрочем, возможно, так и должно быть: Беата никогда еще не видела женщин, носящих близнецов. Дарре вокруг жены круги выписывал, пылинки с нее сдувал, не веря собственному счастью, а Айлин только улыбалась его заботе и по-прежнему хозяйничала в кондитерской. Да еще и выпечку стала готовить в два раза вкуснее, что младшая сестра совсем уж не могла отказаться.
Беата бросила на свои пухлые руки расстроенный взгляд и снова уставилась на сестру. Айлин, конечно, сейчас казалась гораздо толще ее, да только это было временным явлением: родит и снова станет такой же стройной, как была. А Беата с каждым годом все меньше хотела смотреть на себя в зеркало. Что проку в ярко-рыжих кудрях и глубоких серых глазах, если тело предавало, разбухая с каждым днем, а Беата тайком от матери уже все платья расставила, потому что они сдавливали грудь и не сходились в талии? Сколько слез было пролито за этим делом — на оба моря хватило бы. Сотни раз зарекалась Беата больше никогда не притрагиваться к выпечке. Но стоило только почувствовать аромат свежих булочек — а как тут не почувствуешь, когда кондитерская Айлин располагалась аккурат под спальней Беаты? — и она забывала обо всех своих обещаниях, уминая одну сдобу за другой, ненавидя себя за это и день за днем снова поддаваясь искушению.
Да и как отказаться, если выпечка была ее единственной отрадой? Беата давно поняла, что никому не нужна. Родители, вечно занятые своим госпиталем, удостаивали ее разве что пожеланиями доброй ночи, да и то не каждый вечер. С Айлин они никогда не были особенно близки, даже после ее возвращения из Окиноса и вроде бы изменившегося взгляда на жизнь. Даже Вилхе, за которым Беата пошла бы на край света, и тот перестал обращать на нее внимание, занятый каким-то новым делом. Беате он о нем не рассказывал, но она была уверена, что это нечто невероятно опасное и настолько же благородное, как и все, что делал Вилхе.
Когда-то он со своей ватагой Беатиного отца спасал и мерзопакостного Кёна в узде держал. Потом друзей от мразей в человеческом обличии освободил и драконышей вместе с ними. Иллюзионисту проклятому накостылял, как следовало. Ну и так, по мелочи. Кайю, например, полуживую из леса вынес. Мост соорудил. Айлин с пекарней помог. В общем, не было у Беаты никаких шансов в него не влюбиться. Вилхе, конечно, не отвечал взаимностью, ну да Беату это не расстраивало: совсем не для того она его любила и им восхищалась, чтобы целоваться за кустами, а потом с детьми нянчиться. Беата боготворила Вилхе и смотрела с обожанием, как на какое-то чудо. Если бы ей выдалась возможность хоть чем-то ему помочь, она почувствовала бы себя счастливой. Но Вилхе, как всегда, рассчитывал на одних только мальчишек, а Беате улыбался доброй улыбкой, отчего у нее подкашивались ноги, и снова и снова отказывал в «недевчачьем деле». Беата соглашалась, принимая его заботу, да только все сильнее чувствовала себя ненужной и бесполезной. А так хотелось… сделать что-нибудь по-настоящему важное, лучше даже великое. Не растрачивая себя на всякую ерунду вроде пекарни Айлин. Нет, сестра, конечно, молодец, особенно по сравнению с другими девицами, которые довольствовались домашним хозяйством, но душа Беаты требовала иного. А пока прозябала в Армелоне, где проявить себя, с легкой руки покровителя дяди Лила, не представлялось никакой возможности.
 
Дверь отворилась, и в дом влетела запыхавшаяся розовощекая Кайя, на ходу стягивая с головы платок и расстегивая меховую накидку. Лень Беаты как рукой сняло. Куда это названая сестрица могла бегать спозаранку? Явно не за хворостом, иначе разве сверкали бы у нее глаза, словно она со свидания вернулась? Беата, правда, не верила, что существует на свете слепец, способный заинтересоваться такой серой мышкой, как Кайя. Но сейчас вдруг поняла, что названая сестра может преобразиться и даже привлечь какого-нибудь парня. Вот бы Беате узнать, так ли это на самом деле. Хоть какое-то развлечение.
Беата отодвинула от себя зачитанную до дыр книгу — любовь к подобному времяпрепровождению им с Айлин досталась в наследство от тетушки Арианы, да вот беда: мать не считала необходимостью тратить баснословные деньги на подобные вещи, а отца интересовала лишь профессиональная литература — и пристально посмотрела на Кайю, прикидывая, как бы так начать разговор, чтобы выяснить интересующий ее вопрос. Кайя — девочка скрытная, сама ничего не расскажет. Даже если напрямик спросить, может запросто от ответа уйти. А у Беаты не хватит терпения добром распытать: опять вспыхнет, нагрубит, а потом будет со стыда сгорать, прикрываясь обидой. А когда без вины виноватая Кайя придет мириться…
— Ты почему сестре не помогаешь? — раздался строгий голос Кайи: уже умывшаяся и убравшая волосы, она стояла перед Беатой и завязывала передник. — Разве не понимаешь, как Айлин тяжело?
Беата передернула плечами.
— Кто ее пахать заставляет? — тут же пошла в наступление она, не желая показывать, что упрек попал в цель. Сколько бы Беата ни пыталась доказать всему миру, что боги забыли одарить ее совестью, сама-то она знала, что не забыли. Просыпалась эта зараза с завидной частотой и начинала пилить, как заведенная. А поводов Беата предоставляла ей столько, что саму себя жалко становилось. Вот если бы сделать что-нибудь эдакое, чтобы все попреки родных исчезли в мгновение ока и осталось только восхищение ее поступком, — вот тогда и дышать стало бы легче. А растрачивать себя на ерунду даже в угоду собственному спокойствию было попросту лень. — Денег уже на две жизни вперед скопила. Сидела бы дома тихонечко, приданое будущим детишкам шила.
— А как же люди? — удивилась Кайя, освобождая стол от Беатиной посуды и книг: пришла пора раскатывать тесто, а Беата до сих пор не сподобилась убрать за собой после завтрака. — Они же давно привыкли к нашей выпечке: разве мы имеем право теперь их подвести?
— Па-адумаешь, привыкли! — протянула Беата, боком продвигаясь к дверям: уже расхотелось Кайю распытывать, лишь бы она домашними делами не нагрузила. Вот уж что Беата терпеть не могла — от одной только мысли о мытье полов или стирке белья у нее настроение на неделю портилось. — Как привыкли, так и отвыкнут. Дома пироги себе настряпают — еще вкуснее будут.