Меч Кайгена (ЛП)
Мамору не успел возразить, она пошла по коридору, решимость стала льдом.
Она решила пойти к Такеру. Он был не таким, как враги, с которыми она разбиралась в прошлом, которого можно было обезвредить одним разрезанным сухожилием или метким ударом по колену. Его ньяма тянулась так глубоко, что он мог двигать водой разумом. Такеру с разбитыми конечностями все еще был опасен. Такеру, который мог хотя бы пошевелиться, был все еще опасен.
Ее сердце забилось быстрее, разум представлял возможные реакции Такеру, любую его атаку, и как она могла ее отразить.
Она завернула за угол… и обнаружила, что путь был перекрыт.
— Нии-сама!
Она так погрузилась в свою тревогу, что не ощутила ньяму Такаши, вошедшего в дом.
— Мисаки, что происходит? — осведомился Такаши. — Почему дверь кабинета моего брата заморожена? Почему все в панике?
Лед Мисаки рассыпался. Ее сердце грозило выпрыгнуть из груди. Такаши был тут. Он был тут. Это все меняло. Если шансы против одного Мацуда были небольшими, то против двоих шансов не было.
— Что происходит? — настойчивее повторил Такаши.
Джийя Мисаки кипела в ней, ей нужно было действовать, но она не знала, как.
— Я… — голова Мисаки кружилась. Слова не приходили.
— Твоя джийя странно себя ведет, сестренка, — сказал Такаши, хмурясь в тревоге. — Ты в порядке? — он протянул к ней руку.
Если бы она ударила его сейчас, пока он этого не ожидал… но нет. Если она поднимет руку на Такаши, Сецуко не простит ее, не пойдет за ней в безопасность. И она не могла уйти без Сецуко…
— Ответь, Мисаки.
Мисаки открыла рот, но не успела соврать, раздался грохот.
Дверь кабинета Такеру взорвалась, куски дерева и льда полетели в стороны.
— Что это было? — сказал голос, Мамору прибежал в коридор, Сецуко и Чоль-хи — за ним. — Каа-чан, ты…
Но все умолкли, Такеру появился в дверях кабинета. Сила его гнева была такой тяжелой, что никто не мог говорить или даже дышать из-за нее. Он сделал шаг в коридор, и все отпрянули — все, кроме Мисаки, которая не могла шевелиться.
Правая рука Такеру все еще свисала сбоку, но ему она не нужна была, чтобы удерживать Мисаки. Его взгляд прибил ее к месту, как меч, пронзивший живот. Его голос мог заморозить солнце, когда он сказал:
— Мисаки…
После этих трех слогов она поверила впервые, что у ее мужа были эмоции. Он мог ненавидеть.
Она ждала, застыв, пока взгляд Такеру станет физическим льдом и оборвет ее жизнь. Она не могла смотреть ему в лицо, закрыла глаза. Она знала звук меча, пронзающего тело человека. Она знала смертельный холод Шепчущего Клинка. Она знала, каково было носить внутри такой лед. Она была готова…
Но следующим звуком был не хруст льда об кость, а звон колокола. Она ощутила не твердый лед в животе, а нежный ветерок на щеке. Слабый. Слабый, но живой. И в тот момент джийя Мисаки, Такеру, Такаши и Мамору была задета чем-то чужим, чем-то легче и быстрее, но не менее сильным.
Мисаки открыла глаза, видя все ужасно четко. Мир перевернулся. Страх раскрылся, угроза от двух мужчин Мацуда перешла к чему-то больше и хуже…
Такеру отвел от нее взгляд, повернулся на неожиданный звук.
— Это колокол храма?
— Звук похож, — Сецуко склонила голову.
— Почему фины звонят им сейчас? — спросил Мамору. — Буря?
— Наверное, — сказал Такаши. — Новости предупреждали о штормах.
— Это не прибрежный шторм, директор, — Кван Чоль-хи озвучил осознание, которое Мисаки побоялась назвать. — Это фонья.
— Кван-кун, — начал возмущенно Такаши, но слова проглотил звук, какого они еще не слышали раньше. Рев, но не звериный и не человеческий, а нечто между.
Звук сотряс гору, половицы под их ногами загремели. Колокол фина, который должен был звонить ровно веками, загремел быстрее, потонул в вое, таком хищном и пустом, словно он звучал из зияющей пасти Лааксары.
Мисаки знала, когда ветер стал хлестать ее по коже, что письмо Я-ли пришло поздно.
— Они тут.
ГЛАВА 12: РАНГАНИЙЦЫ
Мир Мисаки накренился. Это был странный рывок — переход от мысли, что она могла умереть, до осознания, что они все умрут. Она атаковала мужа Кровавой Иглой, была готова напасть на брата мужа, и Такеру смотрел на нее, собираясь убить. Но когда ветер ударил по дому, мир накренился, как палуба корабля, бросая их в одну сторону.
Посреди стона дерева и чужой ньямы Мамору первым встал на ноги. Он повернулся и побежал по коридору к крыльцу. Мисаки шла следом, Такеру и Такаши были за ней, воины, которые чуть не направили мечи друг на друга, бежали в одну сторону. Потому что ссоры потеряли смысл. Это все будет не важно, если они умрут.
Мамору распахнул дверь, и холодный ветер ударил по ним.
— О! — воскликнул он, вспомнив, что в руке был малыш, когда Изумо заплакал. — Прости, Изу-кун! — он быстро укутал малыша в свои рукава, закрывая его от ветра.
Небо было не того цвета — не синим в сумерках или серым от тумана Такаюби. Это была чужая тьма, похожая на ржавчину, пропитанная старой кровью.
— Отдай малыша матери, Мамору-кун, — сказал Такаши, он и вся семья вышли на крыльцо.
— Да, дядя, — Мамору осторожно передал рыдающего брата Мисаки.
Она похлопала Изумо по спине, вяло пытаясь успокоить его, но сама смотрела на горизонт. В море вдали Мисаки видела полоску неба, озаренного солнцем, но это быстро пропадало за стеной туч. Грозовой фронт надвигался, ветер становился сильнее, и балки академии Кумоно изгибались и скрипели так громко, что звук разносился по горе. Обычно спокойное озеро Кумоно пошло волнами, и сосны вокруг западной деревни трепало, будто траву.
Нагаса выбрался на крыльцо, но его сбил с ног ветер.
— Осторожно! — Мамору поднял рыдающего брата и подтолкнул его к дому.
Хироши хватило ума не выходить в ветер, как Нагаса. Он остался на пороге, сжимая косяк, его пугающе пристальный взгляд был прикован к собирающимся облакам.
— Сецуко, Мисаки, уведите детей внутрь, — сказал Такаши. — Закройте все двери и окна.
«Закройте все двери и окна. — Мисаки чуть не засмеялась в истерике. — А толку?».
— Смотрите! — воскликнул Чоль-хи, показывая на нижнюю часть горы.
— Что это такое? — закричала Сецуко.
Самые темные тучи собирались у берега, недалеко от рыбацкой деревни у основания горы. Мисаки поняла, что видела, раньше, чем была готова в это поверить…
Чоль-хи думал о том же.
— Нет… — сказал он едва слышно. — Не может…
В Рассвете все знали, что воронки ветра нельзя взять в бой. Один фоньяка не мог создать такую, а команда не была достаточно слаженной, чтобы управлять такую воронку. Много умелых фоньяк, включая учеников из параллели Мисаки, были ранены или убиты в попытках сделать воронку ветра оружием. И то были маленькие воронки, не больше дюжины баундов в диаметре.
Судя по движению туч над рыбацкой деревней, это было что-то куда больше.
— Они не… — голос Чоль-хи стал испуганным. — Нет.
Но на их потрясённых глазах тучи закружились, став воронкой над берегом. Хоть Мисаки сказала, что это делали люди, хоть она не верила в богов, выглядело как темный палец бога, тянущийся к земле.