Имперская жена (СИ)
Я все время думал о своем обещании… Но обещать было легко. В тот момент я пообещал бы своей жене все, что угодно! Но Марк Мателлин — старый выродок, который скорее выпьет яду, чем удовлетворит хоть малейшую мою просьбу. Его выворачивало от одного моего присутствия. Единственный из нашего дома, кому он не откажет — дядя Тай. Но дядя всегда на стороне отца — и о любом моем шаге тут же станет известно. Это лишний повод для отца в очередной раз сунуть нос в мои дела. Где он просунет нос — там влезет по пояс. Остается лишь один вариант…
Я нажал кнопку селектора и вызвал Брастина. Тот был уже на ногах, как и полагалось хорошему управляющему. Он вошел, поклонился:
— Доброе утро, ваша светлость. Надеюсь, вы в добром здравии.
Я кивнул:
— Спасибо, Брастин, все хорошо.
— С готовностью слушаю вас, мой господин.
— Я хочу, чтобы ты навел справки об одном из рабов Марка Мателлина. Некоем Перкане. Кажется, вериец. Но сделать это нужно осторожно, чтобы ничего не заподозрили. Я хочу, чтобы ты выкупил его через подставное лицо, а после переоформил купчую на мое имя.
Брастин кивнул, прикрывая темные глаза:
— Вопрос цены, мой господин?
— Значения не имеет. Но не перегибай, иначе это вызовет ненужные вопросы. По возможности, долго не тяни. Марк Мателлин любит деньги, от адекватной суммы не откажется.
Управляющий поклонился:
— Приложу все усилия, мой господин.
— Моя жена поднялась?
— Да, ваша светлость, мне доложили. Но я так и не смог узнать, что вчера произошло.
Я нахмурился:
— Где именно?
Брастин поджал губы:
— Вчера, после вашего возвращения, госпожа отправила свою любимую рабыню в тотус.
— Чем рабыня провинилась?
Лигур повел бровями:
— Мне это не известно, ваша светлость. Докучать расспросами госпоже я не посмел, а рабыня молчит, как в рот воды набрала. Лишь рыдает со вчерашнего дня.
— Ты не можешь разговорить рабыню?
Брастин замешкался:
— По моему разумению, ее следовало бы слегка высечь для острастки. Рабы с тайнами — дурной знак. Но госпожа давала мне особые указания относительно этой рабыни. Я не могу нарушить их без вашего на то позволения.
Я покачал головой:
— Если это желание моей жены — не тронь эту девку… Но все это… странно… Брастин, вели подать кофе в саду, в павильоне. Пусть подадут сладости. И передай госпоже, что я жду ее в саду. Может, я смогу что-то узнать.
Управляющий поклонился:
— Будет исполнено, ваша светлость. Я могу удалиться?
Я кивнул:
— Иди, Брастин.
В саду пахло дождем, влажной землей, умытой листвой. Отчего не перенять у отца дельные привычки? Ему бы польстило. Я сидел в павильоне, в тени бондисана, просматривал корреспонденцию из дипломатической палаты. Сейя ступила на террасу и замерла, опуская голову. Она казалась бледнее, чем обычно, даже тени залегли под глазами. Готов поспорить, она почти не спала.
Я поднялся навстречу, тронул губами кончики ее тонких ледяных пальцев:
— Доброе утро, Сейя.
Она не подняла головы:
— Доброе утро.
Она выглядела зажатой, напуганной. Казалось, даже звук моего голоса заставляет ее сжиматься. Я помог ей опуститься на подушки, вернулся за стол, напротив:
— Надеюсь, ты здорова? У тебя усталый вид. Прислать медика?
Пухлые губы едва заметно дрогнули:
— Спасибо, я здорова.
Рабыни подали сладости, разлили кофе. Я махнул рукой, выпроваживая их из павильона. Какое-то время наблюдал за женой из-за края чашки. Она нервно покручивала на столе свою и явно не находила себе места. Лишь снова и снова поводила кончиками пальцев по краю жесткого выреза голубого корсажа. Ей будто не хватало воздуха.
Я поднял голову:
— Тебя что-то беспокоит?
Она несколько поспешно замотала головой, опустила глаза, сцепила руки на коленях:
— Нет, ничего.
Я подцепил за вилочку капангу:
— Брастин сообщил, что ты вчера отправила свою рабыню в тотус. Это тебя так расстроило?
Она молчала, лишь сглатывала. Напряженная, бледная, будто неживая.
— Могу я узнать, что случилось? Мне казалось, ты ни за что не готова была расстаться с этой девушкой.
Сейя молчала. Но я ловил на себе такой пристальный звенящий взгляд, что становилось не по себе. Она словно пыталась что-то рассмотреть во мне, но одновременно будто кричала, умоляла о чем-то. Знать бы, о чем.
Она, наконец, разомкнула губы:
— Индат — не самая умная рабыня. Она иногда забывается…
Я кивнул:
— Немудрено. Ты слишком приблизила ее. Это никогда не доводит до добра. Забывшихся рабов нужно учить. Если хочешь, Брастин займется этим. В конце концов — это его прямая обязанность.
Она поспешно покачала головой, вновь тронула ворот:
— Я не хочу, чтобы она пострадала.
— Но она огорчила тебя. И, вижу, что сильно.
Сейя лишь снова опустила голову, но тут же опять подняла, с опаской посмотрела на меня:
— Рэй, что со мной будет, если я не оправдаю ожидания Императора?
— Тебя это не должно волновать. Ты — моя законная жена. За любые твои промахи отвечать мне. Я найду, что ответить. Император, де Во, мой отец… они будут ждать столько, сколько понадобится. Не думай об этом.
— А бывают промахи, которые не прощаются?
Я заглянул в ее зеленые глаза:
— Почему тебя это интересует?
Она пожала плечами, глотнула кофе. Я отчетливо видел, как чашка подрагивала в ее руке.
— Здесь все иначе. Иначе… чем дома.
Наверное, она была права, я понятия не имел, чем живут в глуши.
— В каждой семье свои правила. Я хочу, Сейя, чтобы у моей жены не было от меня тайн. Тайны разрушают брак.
Она опустила голову:
— А если у меня тайны появятся?
Я поймал ее руку, коснулся губами кончиков ледяных пальцев:
— Я бы не хотел этого. Или они уже появились?
Она натянуто улыбнулась, тронула ворот:
— Конечно, нет.
Она лгала. Испуганно и неумело. Но какая тайна может быть у моей жены? Съела лишнюю конфету или назвала рабыню дурным словом? Меня не отпускало странное чувство, что она все время хотела что-то сказать. Но так и не сказала…
57
Я не смогла. Искренне хотела, потому что эта отвратительная тайна уничтожала меня, выворачивала. Но не смогла. Я ненавидела себя за малодушие. Как бы я призналась в тот самый миг, когда он говорил о тайнах? Все равно, что резать руку, которую тебе только что протянули. Я вытащила нагретую пластину из-под корсажа, положила на ладонь, коснулась кончиками пальцев металлической бороздки. Я ненавидела эту вещь. И себя за нее.
Я мучилась всю ночь, металась в липком нервном бреду. Порой мною овладевало такое отчаяние, которое выливалось в сиюминутную решимость. Хотелось тут же вскочить, бежать, сломя голову, сбросить с себя груз этой ужасной тайны и принять все, что обрушится на меня. Один раз я даже стояла у двери, но выйти так и не осмелилась. Струсила. И решила полагаться на случай, носить чип при себе и ждать.
Я даже обрадовалась, когда мой муж пригласил меня в сад, сочла знаком. Но его слова о наказании Индат поубавили мой пыл. Она — дура. Но моя дура. Не прощу себе, если ее будут бить. Но и брать всю вину на себя я тоже не была готова. И чем больше я боялась, тем чаще подкрадывалась предательская мысль, что все обойдется. Ведь Индат не устанавливала прямую связь. Галавизор мог оказаться неисправен. Сигнал мог остаться незамеченным… Но сиюминутное воодушевление снова и снова осыпалось пылью: я бы могла рассуждать подобным образом там, на Альгроне. Не здесь. Не среди этих людей. Если бы Рэй смог услышать меня, если бы смог понять… Все бы было иначе.
Я задыхалась без Индат. Мои комнаты будто распирало от пустоты, а воздух стал холодным. Управляющий прислал мне уже знакомых вальдорок, но я выставила их в приемную — лучше пустота, чем чужие лица. И я будто наказывала саму себя, обрекала на одиночество.