Книга (СИ)

…если я рассчитывала на торжественную встречу, фанфары, выстроившихся живым коридором слуг, а апофеозом в нетерпении высматривающего меня с самой высокой башни Вирата, то можно было признавать полное отсутствие пророческого дара. Провал по всем пунктам.
Меня никто не ждал.
Мы спешились, и молчаливые охранники тут же испарились, уведя с собой и животных. Рем-Таль сделал почтительный и в то же время настойчивый жест рукой, приглашая меня вперёд, а я застыла перед арочными тяжёлыми дверьми, мечтая потрогать руками, почувствовать на ощупь нагретые солнцем шероховатости.
— Вирата, солнцестой подходит к верхней точке. Нам нужно внутрь.
Внутри царила прохлада, но приятная, не зябкая. Несколько совершенно традиционно, не по-восточному одетых слуг покосились на меня с любопытством, но и только.
Мы поднялись по каменной лестнице, я позволила себе коснуться гладких, словно бы мраморных перил.
В коридоре на втором этаже нас всё-таки ждали. Две молоденькие служаночки, худенькая белокурая девушка с по-детски округлым лицом и сочная рыжеволосая, в пышных одинаковых платьях цвета молодой зелени. Платья могли бы показаться милыми, если бы не откровенно-вызывающие декольте, буквально на грани приличия.
Девушки склонили головы, подставляя моему взгляду загорелые шеи с крестообразными надрезами.
— Приведите себя в порядок после дороги, Вирата. Его Величество будет ждать вас на ужин. Желаете что-то перекусить прямо сейчас?
Я помотала головой. Есть не хотелось, то ли от усталости, то ли от переизбытка впечатлений, навалившихся за последний день. Да передо мной не так уж давно человека убили!
…человека, который являлся плодом моего воображения, и убил его — плод моего воображения. Впрочем, никаких струпов в моём Криафаре вроде бы не было. Или я просто об этом забыла, как забыла о большей части своей жизни?
Следующие полчаса бездумно брожу по «своим покоям», рассматриваю обстановку. Онм богатая, но необжитая, что и неудивительно. Бедной Крейне не дали возможности ничего «обжить». Впрочем, теперь я не исключаю, что и она могла что-то натворить, что-то, повлекшее за собой ссылку.
Очень хочется спать, но засыпать в этом странном месте, ничего не разузнав…
— Час принятия воды, Вирата, — тихонько говорит рыжеволосая смешливая служаночка, чьё имя я не запомнила.
Я как раз стою на пороге ванной комнаты, просторной, с округлой чашей светящейся, как жемчуг, внушительной ванны.
— Не сейчас. Позже.
Голова идёт кругом. Каждый камешек вокруг вопит о древности и богатстве. Здесь всё настолько… настоящее, подлинное, что короткие отрывистые воспоминания из моей прошлой жизни кажутся гораздо менее реальными видениями. Фальшивкой. Гладкая белая кафельная плитка с узором из голубых рыбок в маленькой тесной ванной комнате, вафельное полотенце на крючке над раковиной, кусок обветренного мыла — всё это вызывает отторжение, а не ностальгию. Даже не отторжение, — недоверие.
Девушки переглядываются между собой.
— Но, Вирата… если не сейчас, потом вода будет только завтра, — почти шёпотом произносит худенькая блондинка Айнике.
Недоуменно смотрю на них, очень трудно сосредоточиться и прогнать видения из прошлого, точнее во всех смыслах настоящего, тем не менее, кажущегося прошлым.
Девчонки ждут, а я мотаю головой.
— Почему нельзя сейчас набрать воду, а воспользоваться потом?
— Но как же, Вирата… это оскорбит духов-хранителей… Вода — это дар. Дар должен быть принят, если это не вода для питья в освящённых сосудах. К тому же пыль с дороги…
Чёртовы суеверия.
— Хорошо. Хорошо! Сейчас так сейчас.
Но от протянутых рук всё-таки отступаю:
— Сама.
Девчонки снова переглядываются, но не уходят. Я неуверенно расстёгиваю и снимаю платье, то и дело поглядывая на лица моих юных спутниц, ещё такие живые и эмоциональные, не скрывающие их поверхностных мыслей, ожидая реакции. Реакции никакой нет, значит, я все делаю правильно…
Наверное.
Стягиваю длинные, но такие тонкие, почти невесомые панталоны, рука сама непроизвольно ложится на гладкий впалый живот. Не для того, чтобы прикрыться — неловкость я испытываю, но стеснение — нет. Провожу рукой по коже живота, как будто я хочу найти… что-то, какой-то след или шрам, но ничего не нахожу. Другой рукой опираюсь на заботливо протянутую руку служанки и шагаю в жемчужно-серебристую ванную. Опускаюсь вниз, и блондинка благоговейно поворачивает кран с водой, наполняет ковшик, в то время как рыжая посыпает мою голову моментально пенящимся порошком. Сухой шампунь? В умелых руках девчонок, намыливающих мои волосы, я расслабляюсь больше, чем могла надеяться. Закрываю глаза, жалея о том, что воды действительно мало, и полежать в горячей ванне с пеной не удастся.
 
И всё-таки я даже почти засыпаю, когда внезапно в полной тишине, прерываемой только редким журчанием воды, резко хлопает дверь, а руки служанок отдёргиваются от меня так, будто их ударило током.
Открываю глаза и вижу стоящего в двери проёме мужчину. Даже если бы не склонившиеся в почтительном поклоне девушки, неброская, нарочито дорогая одежда, перстень на пальце, ключ из яшмаита на металлической цепочке на шее, я бы всё равно его узнала.
Не смогла бы не узнать.
Я же сама его создавала. Представляла каждую ресничку в презрительно сощуренных глазах, каштановые длинноватые кудри, хищный нос, статное сильное тело, я творила его из страхов и мечтаний, из всего того, к чему меня влекло, добавляя в равной мере то, что меня пугало. Вират Тельман стоял и разглядывал меня, голую, мокрую, с прилипшими к щекам волосами, всю в пышной голубой пене, к счастью прикрывающей грудь и низ живота. Разглядывал, не отрываясь, и глаза его, серые, как сухой асфальт из моего прошлого, темнели.
Не от желания, не от восхищения мною, моим обнажённым телом. Тельман Криафарский смотрел на меня, прибывшую в Каменный Дворец непосредственно по его приказу, и стискивал зубы от ярости.
Я чувствовала его злость, его негодование почти физически, не понимая, что было тому причиной. Молчание, это бесцеремонное разглядывание, замершие с опущенными глазами служанки, вся эта неестественно-театральная сцена могла бы показаться оскорбительной для настоящей Крейне. Но я… я, Кнара Вертинская, захлёбывалась от нелепой нежности, смотря на него в ответ, сконцентрировавшись на лице, таком бледном, в отличие от остальных загорелых лиц. Ни один художник не нарисовал бы его точнее.
С явным трудом Его Величество отвёл от меня колючий недобрый взгляд, уставился на светловолосую Айнике, сжавшуюся в комочек. Медленно провёл пальцами по её лицу, отводя со лба влажный золотистый локон, коснулся губ, погладил, недвусмысленно осмотрел глубокий вырез на её платье. И снова повернулся ко мне, словно внезапно вспомнив о моём присутствии и существовании:
— Рад видеть вас, дорогая. Соскучился, знаете ли… эти два года тянулись, как вечность. Заканчивайте наводить красоту, не к чему тянуть, нас ждёт совместный ужин и важный разговор. Поторопитесь, Крейне. Я есть хочу.
Его пальцы сжимаются на пухлой щеке девчонки так, что она едва удерживается от писка, после чего Тельман разворачивается и уходит. Я гляжу ему вслед, запоздало обхватывая себя руками за грудь, потом смотрю на блондинку с красным следом на молодой чувствительной коже.
Никто из нас троих не произносит ни слова.
Глава 21. Наш мир
Я отрываю голову от подушки и несколько минут недоумённо смотрю перед собой, не понимая, где я нахожусь. Сколько же сейчас времени?! Часов семь вечера, самое неудачное время для того, чтобы спать. Чёрт, чувствую себя как с тяжелого похмелья.
Вопрос: зачем? Спать надо по ночам, а не днём, тогда и голова болеть не будет, и мозги начнут внятно соображать! Сама не понимаю, откуда такая сонливость, не исключено, что от желания спрятаться и не решать текущие насущные вопросы, связанные с моей таинственной подработкой. Никогда не думала, что писательство — такое утомительное дело! Всегда представляла себе этот творческий процесс иначе. Вот изумительное вдохновение закручивает возвышенную писательскую душу этаким благоухающим экзотическими цветами чудесным вихрем, то и дело подбрасывая умопомрачительные инсайты и видения, этакие визуально проработанные до последней детальки галлюцинации… Подхваченный ураганом творчества и креатива, писатель напрочь забывает о себе и о времени, вдохновенно творит, пока вдруг не замечает случайно, что миновало трое суток, а из-под гипотетического пера вышло как минимум полкниги.