Книга (СИ)
Ну, может, у настоящих писателей так оно и есть.
Но где настоящие писатели, а где — я.
Сидеть перед компьютером в опасной близости от Машки-педипальпы, владелицы двух отменных клешней и хвоста с ядовитым наконечником, не хотелось, но выбора не было. В кресле оказалось уютно только первые полчаса, потом поочерёдно начали затекать ноги, руки, поясница, немилосердно заныл даже ушибленный в глубоком детстве копчик. Мысли стали растекаться, пальцы перестали попадать на клавиши, никакие картинки не желали приходить в голову, разве что совсем не имеющие отношения к тексту, а сам текст выдавливался через силу, словно фарш из засорившейся буксующей мясорубки.
Когда я почти что силой принудила себя собраться и сосредоточиться, я вдруг поняла, что практически не помню в деталях содержание предыдущих глав! Пришлось заново всё перечитывать, а стоило мне только закончить с этим делом, как имена персонажей, детали их биографий, географические названия снова стали ускользать из памяти, и я решила их законспектировать…
И одновременно я ужасно злилась и на себя, и на свою неправильную неписательскую голову, а больше всего, отчего-то, на героев, действующих вразрез с установленным автором планом. Сказано: жена умирает, у Вирата отбор новых невест, доктор сказал в морг, значит в морг! Зачем было усложнять, зачем было позволять Крейне возвращаться в мир живых после попытки покончить с собой?! Так или иначе, до дворца она доехать не должна.
Я кровожадно усмехнулась, придумывая возможные варианты смерти. Покосилась на террариум — а почему бы и нет? Пусть её укусит скорпион, точнее — скорпиутец. Элегантно и просто. Или добавим социальной остроты — озверевшие от голода бедняки нападают на богатый караван… В одном из Кнариных черновиков о мире я натыкалась на описание неких бродяг-струпов. Флаг им в руки!
Я даже набросала краткий план главы с различными вариациями гибели ненужной по сюжету Вираты, но, кажется, это было последним, что я делала осознанно. Потом голова начала мерно стукаться о клавиатуру, в итоге я сдалась, сохранила файл с недописанной главой в черновиках и перебралась на соблазнительно уютный диван.
… Интересно, Вячеслав уже вернулся?
Словно в ответ на мои мысли в прихожей раздался какой-то шум, я подскочила на диване, торопливо разгладила слегка обслюнявленную подушку, смятый плед и потёрла не менее помятое лицо. Умыться бы и выпить кофе, но… А был ли этот шум или мне послышалось? Кажется, абсолютная тишина вновь обуяла эту огромную квартиру, больше похожую на музей. Я замерла, прислушиваясь.
Ничего не слышно. Как будто кто-то зашёл и так же я, как я, замер в коридоре, отслеживая происходящее в многочисленных пустых комнатах.
"Вы верите в мистику?"
Мне вдруг стало жутко, неоправданно, иррационально жутко. Зачем я на это всё согласилась, ничего не проверив, ничего не узнав?! За окнами темнело, стоять на одном месте и выжидать, что вот-вот со скрипом приоткроется дверь, и в комнату, из которой нет другого выхода, кроме как в окно, проникнет таинственное нечто, не было сил. Я решительно дёрнула дверь и буквально выскочила в коридор, запоздало подумав, что надо было хоть нож с кухни утащить, для устрашения.
Коридор не пустовал. На маленькой скамеечке у входа безропотно сидел одетый в красную куртку и коричневую шапку с помпоном худенький мальчик лет двух на вид. На моё появление он не отреагировал никак, словно вообще его не услышал. Зато сидящая перед ним на корточках женщина — очевидно, няня — подняла голову и уставилась на меня.
Я с трудом удержала челюсть от падения на грудь.
Во-первых, от того, что ребёнок действительно существовал, хотя я почему-то почти уверилась, что это тоже — вымысел и обман. Во-вторых, из-за внешности предполагаемой няни. Длинные платиновые локоны мерцали, словно их обладательницу только что отпустили со съёмок рекламного ролика средства для идеальной укладки. Половину лица прикрывали очки со светло-сиреневыми стёклами, ярко-красные пухлые губы сложились в букву "о", точёную фигурку с пышной грудью и тонкой талией облегал кожаный короткий комбинезончик, поверх которого было небрежно наброшено миниатюрное, но явно баснословно дорогое меховое манто. Тонкими пальцами с алыми ноготками, заострёнными, как вампирьи когти, она развязывала шнурки на ботиночках ребёнка. Малыш наконец-то повернул голову, поднял на меня тёмные, ничего не выражающие глаза, и я увидела слуховой аппарат на его левом ушке.
Разве это няня?! Экскортница какая-то, не иначе…
— Здравствуйте, извините, пожалуйста, если помешали, — неожиданно глубоким низким голосом пропела модельная дева. — Мы быстренько сейчас. Незаметненько. Бесшумненько. Моментальненько! Иди, Тель! Не мешай тёте.
— Он мне не мешает, — только и смогла произнести я. — Вы мне не мешаете, никто…
Няня выпрямилась — роста в ней оказалось сантиметров на пятнадцать больше, чем во мне, а вот весу примерно на столько же килограммов меньше.
— Вы такая замечательная! — и зубов у неё, кажется, больше, чем у меня раза в два… — Такая добренькая! Понимающая! Меня зовут Милена, очень, очень приятненько!
— Аня, — пробормотала я и снова посмотрела на мальчика со слуховым аппаратом и безучастным, потухшим взглядом. Произнесла одними губами: "привет". Мальчик не отреагировал. Няня ухватила его за плечо и потащила в дальнюю комнату. Высокие белоснежные сапоги остались в прихожей, как напоминание, что чудное видение мне не привиделось.
М-да. Я вернулась в комнату, плюхнулась в кресло и дёрнулась, увидев, что здоровенная Машка выбралась из своего укрытия и застыла чёрным изваянием у стекла своего террариума, позволяя разглядеть себя во всей красе.
"Это почти крабик, милый крабик, ты же не боишься крабиков", — сказала я себе и разозлилась, потому что эти сюсюкающие интонации были явно позаимствованы у модельной няни. А потом вздохнула и сказала вслух:
— Знаешь, Маш, всё это очень и очень странно. Вот это всё: муж, у которого пропала жена, но он её не ищет, куда больше беспокоясь о книге. Ребёнок какой-то зомбированный, няня… впрочем, посмотришь на такую — и понятно, почему супруг не шьёт, не порет…
А потом повернулась к экрану, уже почти привычно заглянула на страничку Кнары Вертинской на продаеде. Ничего себе, сколько новых комментариев набежало всего на несколько часов! Небось, ругаются из-за задержки продолжения, а у меня написано полтора абзаца… ну ладно, чуть больше, и всё — сплошь фантазии о том, как будет в муках освобождать место для других, более достойных претенденток, Вирата Крейне. Впрочем, Вечер сам виноват. Нашёл, кого в писатели подряжать!
Я со вздохом открыла комментарии — ну, да, не очень-то приятно читать отчасти всё же заслуженную критику, но делать нечего, надо знать, чем живёт читатель, в конце концов, самой Кнаре я зла не желаю и совсем не хочу, чтобы у неё упал рейтинг, продажи и что там ещё…
Челюсть снова потянуло упасть, причем со страшной силой, руки задрожали. Нет, никто не ругался, отнюдь. Просто пока я спала, а единственный, по словам законного супруга писательницы, компьютер с доступом в авторский аккаунт находился в одной со мной комнате, кто-то выложил на сайт новую главу "Каменного замка".
Глава 22. Криафар.
Стол в малой королевской гостиной, где нам накрыли ужин… огромный.
Метров шесть в длину, не меньше. На столе светло-кофейного цвета скатерть. От этой мысли сразу же мучительно начинает хотеться кофе. Кажется, там, в прошлой-настоящей жизни я любила кофе.
С одной стороны, воспоминания продолжали пробиваться сквозь морок памяти, с другой стороны, они были всё более стёртыми и размазанными. Какими-то неубедительными.
А здесь, в Криафаре, всё было настоящим. Реальным, ощутимым. Гладкий прохладный шёлк вышитой однотонными нитями в тон скатерти — так и хочется погладить. Терпкий пряный вкус горячего напитка в круглой глиняной чашке без ручки, не вызывающий никаких ассоциаций. Собственно, ужин: пресные подсушенные хлебцы, упругие белёсые стебельки сладковатых незнакомых овощей, ломтики мяса, мягкие и нежные. Пара кусков розового бисквитного пирога, очевидно, на десерт. Странная непривычная еда, однако внезапно проснувшийся голод уверял, что всё в порядке, сгодится. Всё и в самом деле могло быть вполне в относительном "порядке", если бы не с аппетитом поглощающий свою порцию Его Величество Тельман, сидящий на другом конце идиотически бесконечного стола, от взглядов которого кусок застревал в горле.