На поверхности (ЛП)

Рене опустила подбородок, обводя пальцем края чашки.
— Не бывает черного или белого, — сказала она.
— Точно. В тот момент зародилось мое будущее. Бабушка увезла меня, чтобы пощадить. Мамин грех теперь стал еще хуже. Должна предположить, что бабушка сказала, что мама покончила с собой потому, что знала, что та попадет в тюрьму и большую часть жизни проведет там. Я бы поняла это лучше, чем альтернативный вариант.
— Почему?
— Потому что, если бы я не имела возможности каждый день плавать, точно так же, как мамане имела возможности каждый день быть вне помещения, я бы чувствовала, что умираю внутри.
Я отодвинула от себя тарелку с наполовину съеденным чизкейком.
— Та шутка вышла неудачной и безрассудной, — вернулась я к теме. — Чтобы стать тем, кем я являюсь сегодня, я сместила кое-кого с ее места в команде. Мое время было впечатляющим, и я продолжала выигрывать…
— Это правда, что вы не проиграли ни одного соревнования, в котором принимали участие?
— Да, — кивнула я. — Безумие, но это правда. Даже эстафеты. Вот почему меня всегда ставят последней. Я стараюсь исправить плохое время других спортсменов.
— Определенно безумие, но это свидетельство вашего мастерства.
— Возможно. — Я сжала губы. — Мария завидовала, и ее предполагаемый друг, заставил ее сделать глупое.
— Это правда, что они пытались утопить вас?
— Да. Ну, Мария пыталась, а Каин преуспел.
— Вы могли умереть?
— Вполне вероятно, если бы в тот момент в бассейне внезапно не появился тренер. — Моя улыбка была натянутой. — Каин и Мария были исключены из школы, Марии было предъявлено обвинение в нападении, а Каин…
— Отбыл срок за покушение на убийство. Это тоже хорошо задокументировано, — с сожалением сказала Рене.
— У меня были синяки между лопатками в том месте, где он уперся коленом.
— Как вы думаете, он хотел вас убить?
— Я думаю, он злился.
— Почему?
— Потому что он был лучшим в команде, а я заняла его место, — я вздохнула. — Это действительно трагедия. Такая неоправданная. Я просто пыталась выбраться из ямы бедности, в которой жила. Меня не волновало, что они творили. Я просто хотела чего-то достичь.
— Но они не позволили вам этого.
— Нет. — Печаль наполнила меня. — Я встречалась с Каином всего лишь несколько раз.
— Но при этом вы хорошо знали его брата, не так ли?
— Да. Знала.
Прошедшее время.
— Правда ли, что он помог вам попасть в сборную по плаванию?
— Да, он это сделал. Он увидел во мне то, чего не видел никто другой.
Скептицизм заставил ее нахмуриться.
— Почему Каин так сильно хотел причинить вам вред? — спросила она.
— Злость, — повторила я, прекрасно понимая по напряжению лица Рене, что моя короткий ответ лишь раззадорил ее журналистское любопытство.
В глупой выходке Каина было нечто большее, чем то, что бросалось в глаза на первый взгляд и, да, сформировалось оно из злости. Только не из-за того, что я заняла его место в команде.
Адам.
Такая патологическая ненависть к Адаму, такая неспособность понять, почему он мне не нравился. Я видела его насквозь. Каин хотел причинить мне вред… просто чтобы добраться до Адама. Просто чтобы создать проблемы. Просто чтобы посмеяться.
Жалко.
Так жалко, и это разрушило его жизнь, жизнь Адама и мою.
У меня в голове не укладывалось, что кто-то мог совершить такое, но люди были мелочными, а Каин? Ну, он был психом. Адам уже давно осудил его за это, а когда псих был мелочным, это выводило все на совершенно другой уровень.
— Почему его семья взяла вас к себе?
Здесь я должна была быть осторожной, потому что Анна все еще занималась политикой. Ия не могла просто сказать: «Чтобы хорошо выглядеть для прессы», не так ли?
— Они удочерили меня, — поправила я.
— Да. Почему?
— Они хотели исправить ошибку Каина.
Хотя я могла видеть, что любопытство вернулось в глаза Рене, я также видела, что она знала, что я не отвечу на любой вопрос, который она хотела бы мне задать. Здесь все контролировала я. Не она.
Я знала, что она хотела спросить: «Как они могли исправить ошибку своего сына?»
 
Но я не могла ответить: «Удочерив меня, они вернули Анне ее рейтинги, обрушенные выходкой ее сына-психопата», не так ли? Правда определенно была неприемлемым ответом.
Рене прочистила горло с грустной улыбкой, и я подумала, знает ли она, о чем я думаю.
— Вы все еще близки с Адамом, не так ли? Мне кажется, что я видела вашу совместную фотографию после вашей первой победы, — спросила она.
— Все видели эту фотографию, — ответила я, закатив глаза, поскольку это было преуменьшением.
— Вы очень фотогеничны, — улыбнулась она застенчиво.
— Едва ли, — усмехнулась я.
— Вместе с ним даже в большей степени. Ходили слухи, что вы с Адамом встречались. Это правда?
— Нет, не правда. Мы просто друзья.
Боже, эта ложь встала у меня комом в горле.
Рене недоверчиво хмыкнула, но я не могла ее за это винить.
— Камера не врет. Химии между вами было достаточно, чтобы фотография стала популярной.
— Я не могу контролировать то, что происходит в социальных сетях, — ответила я, пожав плечами. Хотя я знала, что Рене была права. Черт, силы этой фотографии было достаточно, чтобы Адам пришел в мою спальню в Олимпийской Деревне…
— Верно, — улыбнулась Рене. — Каков ваш следующий шаг?
— Я собираюсь в отпуск. Не могу дождаться.
Это было не по расписанию. Я должна была вернуться домой, но после последних двух дней мне требовался перерыв. Меня даже не волновало, вызовет ли мое отсутствие во время возвращения домой в числе чемпионов скандал. Мне нужно было немного побыть наедине с собой.
Мне нужно было обрести покой.
— Куда вы направляетесь?
Я осторожно посмотрела на диктофон и Рене, засмеявшись, выключила его.
— Не для записи.
— Золотой Берег. Я всегда хотела поехать туда.(Прим. перев.: Золотой Берег — всемирно известный курорт в Австралии).
— Ну, желаю вам хорошо провести время. Вы определенно заслужили это.
— Мой тренер еще не знает, — сказала я со смехом. — Он хотел, чтобы я сразу вернулась к тренировкам, но я просто нуждаюсь в перерыве. Мне нужно разобраться в себе. Я возлагала на Олимпиаду большие надежды, но надежды имеют свойство разбиваться. Странно думать, что на этот раз все сложилось так, как я мечтала.
Рене улыбнулась мне — как ни странно, это была искренняя улыбка.
— Я думаю, вы это заслужили. И еще… — вытащив визитку из кармана, она положила ее на стол и подтолкнула ко мне, — это мой номер. Я знаю, что значит выйти из неблагополучной семьи. Если вы когда-нибудь захотите поговорить, не для записи, — уточнила она еще раз, — мне хотелось бы думать, что я хороший слушатель.
— Но мои страдания могли бы стать хорошей историей, — нахмурившись, сказала я.
Она фыркнула.
— Вы выбрали меня не просто так, Тея. — Она была права. — Я не остервенелая и не крайне нуждающаяся в сенсации. Я люблю писать новости так, как считаю нужным.
— Верно.
— О чем бы мы с вами ни поговорили, мы можем говорить об этом конфиденциально. Половина из того, что вы мне рассказали сегодня, не будет включена в интервью.
— Почему? Я думала, что это будет сочно. Многое из того, что я сказала, широко известно.
— Верно, и, возможно, кто-то другой обнажит это, но не я буду этим человеком.
Я нахмурилась.
— Почему вы так хорошо ко мне относитесь?
— Потому что я хороший человек в целом. Совершенно не подходящее качество для журналистики, — призналась Рене, усмехнувшись. — У меня нет того безжалостного отношения к людям, которое проявляют многие репортеры для того, чтобы написать статью. Но вы? Ваша история? Она находит отклик во мне.
— Почему?
— Потому что я была похожа на вашу маму. Только я выбралась.
Мои глаза удивленно расширились.
— Как?
— В основном благодаря помощи кризисных центров помощи женщинам по всей стране. — Покачав головой, она пару раз судорожно сглотнула, словно заново переживала воспоминания. — Это было тяжело, и хотя закон был на моей стороне, он все равно игнорировал запретительные судебные приказы. Сначала я поменяла город, затем города, затем штаты, но он не оставлял меня в покое. — Дрожащее дыхание вырвалось из нее, и тень страха в ее глазах говорила больше, чем слова. — Я действительно вздохнула с облегчением только тогда, когда он умер.