Рискованный маскарад, или Все его маски (СИ)

Лорд Корби усмехнулся и что-то проворчал. Ева знала баронессу, видела несколько раз на светских раутах и вечерах. Это была ослепительно красивая брюнетка, выглядевшая ненамного старше Евы.
Встречаясь с двоюродной племянницей, Гвендолин прежде всего придирчиво и откровенно осматривала ее с ног до головы, как будто оценивая внешность, фигуру и туалет девушки. И обычно этот осмотр заканчивался тем, что на лице баронессы возникало выражение, напоминающее Еве гордость и радость, и как бы говорящее: «Нет! Она не красивее меня!»
Но в последний раз, когда они встретились на балу у французского посланника, и Гвендолин, как всегда, подвергла Еву своей процедуре, баронесса явно расстроилась, и даже что-то злобное мелькнуло на ее красивом лице. Когда женщины обменивались родственным поцелуем, Еве даже показалось, что Гвендолин хочет укусить ее… Но нет, конечно, это была просто игра воображения.
— Слишком длинный список, — продолжал, между тем, отец.
— Все это только самые близкие друзья и родственники, — желчно отвечала мать.
— Я просил вас: не более тридцати человек! А здесь целая сотня. И неизвестно еще, скольких гостей привезет жених… Пожалуйста, просмотрите список еще раз и вычеркните половину.
— Но это невозможно! — трагическим голосом воскликнула мать. — Неужели вы не понимаете — здесь самые аристократические фамилии столицы! Если мы забудем хоть одну — это будет неслыханно!
— Неслыханно будет, если отцу на помолвке дочери станет плохо, — напряженно ответил лорд Корби. — Я неважно себя чувствую и предупредил вас об этом. Мне тяжело принимать столько гостей.
Сердце Евы сжалось. Ей отец ничего не говорил и, если б она своими глазами не видела врача, выходящего из папиной спальни, она бы ничего не знала.
— Вы просто слишком привыкли к затворничеству, — нисколько не взволнованная этим предостережением, чуть не с презрением сказала леди Корби. — А ваша болезнь — всего лишь отговорка.
— Думайте что хотите, — резко ответил лорд, — но список должен быть сокращен! Или я сам займусь им.
Мать забормотала что-то неразборчивое. Ева слышала, как отец ходит по библиотеке, тяжело ступая по ореховым половицам. Девушка сделала шаг к двери и уже положила руку на ручку, как вдруг лорд Корби сказал:
— Саймон Реджинальд Шелтон… Вам это имя ничего не напоминает?
Ева так и замерла, ладонь на дверной ручке мгновенно вспотела.
— Ничего, — холодно отозвалась мать. — К чему этот вопрос? Мы же договорились, милорд, забыть об этом человеке.
— Его звали так же, как сына моего несчастного друга, графа Филиппа Беркшира. Странное совпадение! — задумчиво произнес отец.
Мать фыркнула:
— Это того, которого казнили за измену королю?
— Да. — Шаги папы стали тяжелее, Еве даже показалось, что он подволакивает ноги. — Его самого. Обвинения были тяжкие и неопровержимые. Я поверил им… и людям, которые их давали. Суд, который я возглавлял как лорд-канцлер, был скор и суров. Графа приговорили к четвертованию и казнили через несколько дней.
— Я что-то помню… Но это было так давно! — небрежно сказала мать.
— Вы не знаете всего, миледи. — Слова отца прозвучали глухо и придушенно. — Обвинения были сфабрикованы, свидетели являлись лжецами и клеветниками. Ни одного слова правды! Но я слишком поздно узнал об этом. Филиппа казнили как государственного преступника. И я был одним из виновников его смерти. Он пытался поговорить со мной — но я не слушал… Пытался добиться правды — но я и суд пэров отвергли его настояния и просьбы…
— Не это ли мучает вас столько лет? — с сарказмом спросила леди Корби. — Не это ли сделало вас отшельником и заставило покинуть свет и свой высокий пост?
— И это тоже, — с тяжким вздохом признался лорд. — Единственным искуплением моей вины была бы забота о сыне и наследнике Филиппа, Саймоне. И я попытался найти мальчика… Вернее, почти юношу — тогда ему было пятнадцать. Он скрывался в трущобах Лондона, оставшись после казни отца нищим и бесприютным сиротой. Я почти преуспел в моих намерениях, мои люди задержали его… Но он, вероятно, испугавшись, ускользнул от них.
 
— И это к лучшему, — заметила мать, — трущобы наверняка быстро сделали свое дело, развратили и озлобили его, превратив в преступника. Честные люди там не живут.
— В этом аристократические кварталы едва ли уступают Ист-Энду, — с горькой иронией произнес лорд. — Разврата и преступлений, миледи, довольно и в нашей части столицы… Но вернусь к Саймону — его полное имя Саймон Реджинальд Шелтон. Я так и не нашел его, увы! А ведь я мог многое сделать для бедного юноши — дать хорошее образование, обеспечить ему кров и достойное будущее. У меня даже была мысль — женить сына покойного графа на нашей дочери.
— Ну, уж этого бы я не потерпела! — заявила мать. — Выдать нашу девочку за сына казненного, без гроша, без имени, без титула! Благословляю небо, что этот ваш Саймон исчез!
— Когда Ева назвала мне имя своего мужа — представляете, что я подумал? И только описание этого разбойника немного меня успокоило… Саймону сейчас было бы двадцать семь, а дочь вышла замуж за седого старика.
— Не напоминайте мне об этом гнусном преступнике! — брезгливо сказала леди Корби. — Все это в прошлом. И тот Саймон — и этот.
— Да будет так, — грустно согласился отец.
Ева отступила назад, вытирая взмокший лоб, повернулась и направилась к своим комнатам. Ей было невыносимо жаль отца — и этого несчастного юношу, которого по прихоти судьбы звали так же, как ее ненавистного покойного мужа.
ГЛАВА 5
Саймон немного придержал лошадь, и его место рядом с каретой герцога тут же занял один из прихвостней Рокуэлла. И Саймон вздохнул с облегчением: слушать дальше болтовню его светлости было выше его сил. Он уже выяснил все, что его интересовало по поводу невесты герцога и, если поначалу он тешил себя мыслью о том, что каким-то чудом ею окажется не Ева, то Рокуэлл разрушил все его надежды.
Одно было ясно Саймону: Ева не горит желанием выходить за герцога. Тот больше часа распинался, какой холодный прием она оказывала ему при каждой встрече. Рокуэлл постоянно называл ее ледышкой, что Саймона возмущало.
Ну какая же она ледышка?! Нет, нет, и нет! Она маленькая отчаянная колючка!
Саймон услышал, как герцог из окошка кареты снова начал жаловаться на нелюбимую невесту. Да как этот надутый индюк смеет так говорить о его жене?! Гнев был столь силен, что Саймон испытал жгучее желание подъехать и ткнуть кулаком в опостылевшую физиономию Рокуэлла. Большего мерзавец не заслуживал, — дуэль слишком много для такого слизняка, как герцог.
О, скорее бы они приехали! Впереди уже виднелись стены замка Корби, но его светлость не торопил кучера.
Специально, чтобы лорд Корби и его дочь, вернее, милая женушка, его не узнали, Саймон набелил лицо и надел черный парик с пышными вьющимися локонами ниже плеч. Парик и белила он вытребовал у старого Бреди.
На большие изменения своей внешность Саймон не решился: такие перемены могли показаться герцогу подозрительными, но и в черном парике, да еще и с набеленным лицом, Саймон был практически неузнаваем.
Старик долго ворчал по поводу проигрыша Джека, и парик давать не хотел. Саймон и сам был сильно обескуражен неожиданно свалившимся на него известием о новой помолвке своей супруги. Он встал из-за стола почти сразу, как получил приглашение на этот праздник. И ему требовалось все обдумать.
Бреди же зудел над ухом и думать мешал.
— Уймись, старый! — не выдержал и шикнул на него Саймон. — Этот павлин едет жениться на моей жене! Пришлось проиграть ему.
От таких пояснений Бреди на некоторое время впал в ступор. Придя в себя, он почесал в затылке и благоразумно отправился за париком.
Саймон также попросил у старого приятеля отпустить с ним младшего сына, чтобы тот изображал слугу эсквайра. Расторопный семнадцатилетний Питер нравился Саймону, а без слуги являться в замок лорда было совершенно несолидно.