Выбор (ЛП)

Она рассеянно кивнула, все еще глядя на картину, словно пытаясь понять свою реакцию.
— Теперь ты ответишь на мой вопрос?
Скоро она поймет, что он всегда держит слово.
— Поскольку это выставка эротических работ, которые, в основном, посвящены альтернативному сексуальному образу жизни, я ожидаю много наготы, да.
— О. Окей, — она покраснела еще сильнее. — Как ты… думаешь, она так позировала художнику или он нарисовал ее из своего воображения?
Бек провел пальцем по ее подбородку.
— Хороший вопрос. Как бы живо это ни выглядело, посмотри на пот, выступивший у неё на лбу, и на дрожь в бедрах, — я бы предположил, что она позировала.
Хэвенли неуверенно кивнула ему, прикусила нижнюю губу и снова зачарованно уставилась на холст, нервно потягивая вино.
«Так что, это означало "да", можно попробовать бондаж».
Каким-то образом ему удалось не завладеть ее губами и не сорвать с нее платье.
— Готова двигаться дальше?
Она кивнула, и они вместе подошли к следующему полотну, на котором была изображена бледная женщина, одиноко стоящая напротив темной стены, в туфлях на шпильках, с ошейником — и больше ничего. Ее конечности были скованы цепями на запястьях и лодыжках, широко расставленные по краям рамы. Она откинула голову назад, словно ее тело освободилось от пут.
Бек повернулся и увидел, что Хэвенли изучает картину. Он почти слышал, как вращаются колесики.
— Что происходит в этой великолепной голове, малышка?
Она взглянула на него, закусив губу:
— Я ничего не понимаю. Почему на ней собачий ошейник? И почему она так закована? Я бы подумала, что она жертва чего-то ужасного, но…
— Вперед. Но что?
— Кажется, ей нравится это.
«Конечно. Она блаженно парила в сабспейсе».
— Она в эйфории.
— Для меня это не имеет смысла. Как она может наслаждаться тем, что кто-то унижает ее?
— Почему ты предположила, что кто-то унижает ее?
На этот раз Хэвенли медлила с ответом.
— Ну, во-первых, кто-то связал ее и оставил.
— Откуда ты знаешь, что она не находит удовольствия или комфорта в том, чтобы быть связанной?
— Ты имеешь в виду, это словно крепко пеленать, чтобы успокоить ребенка?
— Это хорошая аналогия, да. Для нас это может не иметь смысла, но для нее цепи могут обеспечить спокойствие.
— Хорошо, но он оставил ее беззащитной, почти как…
— Он хотел смотреть на нее, как на произведение искусства?
Хэвенли прикусила губу, но Бек заметил, что она не задала вопрос, почему женщина хочет, чтобы ее любовник наслаждался видом ее тела.
— Почему собачий ошейник? — вместо этого спросила она.
— Почему большинство владельцев надевают ошейник на своего питомца?
— Украсить их. Чтобы обозначить право собственности.
— Именно так. И в ее случае тот, кто дорожит ею, понимает ее желание быть принадлежащей, связанной и визуально обожаемой, — Бек дал ей еще кое-что на размышление. — Секс ничем не отличается от любой другой первобытной потребности. Каждый человек имеет различные вкусы. Эта выставка — всего лишь выражение индивидуальных предпочтений каждого художника. Тебе нравится этот образ?
— Он необычен.
— Это не то, что большинство людей видят каждый день.
— Или вообще никогда. Я… я имею в виду, я никогда не видела ничего подобного.
«Наверное, ее история поиска в гугле не такая уж и длинная». Бек оставил это остроумное замечание при себе.
— Понятно, но искусство заставляет нас задуматься, может, даже разобраться с нашими предвзятыми представлениями. Иногда оно обезоруживает нас неожиданными реакциями, — он попытался небрежно пожать плечами. — Некоторые могут увидеть это и почувствовать отвращение. Другие могли бы пожелать оказаться на ее месте.
Она кивнула, все еще размышляя, и отпила еще вина:
— Что ты думаешь?
— Покой в ее позе прекрасен. Скажи мне, что ты чувствуешь, увидев это?
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы ответить:
— Не знаю, как бы я отнеслась к тому, чтобы быть такой… выставленной напоказ.
— Быть обнаженной заставляет тебя чувствовать застенчивой?
Она задумалась над этим вопросом, склонив голову набок.
 
— Я не стыжусь своего тела, но… никто никогда не видел меня голой.
Ее ответ вселил в него надежду.
— Значит, ты встревожена, но не испытываешь отвращения.
— Что-то вроде того.
Он чертовски постарается и заставит ее привыкнуть к тому, что она голая рядом с ним, но он также заверит ее, что она никогда не будет “выставлена напоказ” для кого-то еще.
Она бросила на него подозрительный взгляд:
— Откуда ты так много знаешь об этом?
Бек гадал, сколько времени ей понадобится, чтобы задать этот вопрос.
— Ну, как медицинский работник, я столкнулся с некоторыми интересными вещами за эти годы.
— Я хочу испытать жизнь, — она вздохнула и покачала головой. — Я имею в виду, что хочу действительно испытать.
— И ты должна это сделать.
Вместе они перешли к следующему экспонату. На масляной картине крупным планом был изображен женский профиль с красными губами и размытым намеком на руки, поднятые над головой. Ее Дом прикрепил прищепку к ее своенравному языку.
Бек подавил смешок. Он использовал это наказание на нескольких непослушных сабах.
Брови Хэвенли в замешательстве опустились.
— Я думаю, кто-то действительно не хочет, чтобы она говорила.
— Очевидно, она сказала достаточно.
Хэвенли сморщила нос:
— Не думаю, что мне это понравится.
— Я тоже сомневаюсь, что эта женщина этого хочет.
— Итак, некоторым людям нравится быть связанными, но никто не хочет, чтобы их заставляли молчать. Если это правда, то зачем это делать? — она указала на картину. — Это похоже на наказание, которое родители могли бы дать своему ребенку за то, что он когда-то ругался или лгал.
— Ты не так уж далека от истины. Подумай об этом… Иногда даже взрослых приходится исправлять. Конечно, это может показаться как экстремальный способ донести свою точку зрения, но ты думаешь, что она скоро забудет урок?
Хэвенли покачала головой:
— Если бы кто-то когда-нибудь сделал это со мной, я бы хотела получить предупреждение, что говорю слишком много, прежде чем он почувствовал бы себя вынужденным искать прищепку.
«Правильно, малышка. Я буду более чем счастлив держать твою сексуальную задницу в узде».
Он взял ее за руку и повел вокруг отдельно стоящей стены к стене с другой стороны. Впереди и в центре их приветствовала яркая вспышка— на этот раз свежевыбитая задница сабы. Несколько ударов по бедру были достаточно глубокими, чтобы вызвать кровотечение. Красная капля стекала по ее бледному бедру, художественно контрастируя с почти невинной рубашкой в желтых цветах, которая касалась краев ее рубцов.
Воображение его отметин на нетронутой заднице Хэвенли разбудило садиста в Беке и подтолкнуло его желание почти к краю его контроля.
Она ахнула и отшатнулась, уткнувшись лицом в его плечо.
— Зачем кому-то делать с ней такое? Это дико и жестоко.
Как он объяснит, что этот Дом методично подводил свою сабу, давая ей прекрасный эндорфинный кайф, одновременно подталкивая ее к болевому порогу?
— Несколько посредников на выставке изображают различные аспекты БДСМ-образа жизни. Ты знаешь, что это такое?
Хэвенли покачала головой:
— Я слышала этот термин раньше, но…
— Бондаж, доминирование, подчинение, мазохизм. Оно содержит элементы дисциплины и садизма, среди прочего.
Она сделала глубокий вдох:
— Ты привёл меня сюда, потому что тебе это нравится?
Он должен был знать, что она слишком умна, чтобы не догадаться.
— Я привёл тебя сюда, чтобы ты увидела искусство, открыла разум. Я нахожу это интригующим.
 
— Тебя не отталкивает… это? — она указала на фотографию.
Прямо сейчас порка была для нее жестким "НЕТ", и от этого ему хотелось выть. С другой стороны, работа хорошего Дома состояла в том, чтобы раздвинуть границы своей сабы, помочь ей найти свое истинное подчинение. Может, со временем…