Внебрачный сын мэра (СИ)

Климов смотрит на медработницу таким взглядом, что она тут же прикусывает язык и замолкает и наконец-то приступает к процедуре. Сначала, на примере Лёши, чтобы Женька не боялся, берёт у него материал, а затем у сына. Быстро, безболезненно, легко.
Мы выходим на улицу и растерянно переглядываемся. Экспрес-анализы можно будет забрать исключительно на ресепшен. Они делают рассылку на электронную почту, но чуточку позже.
— Вас домой отвезти? — спрашивает Климов.
— Не нужно. Мы вызовем такси.
— Варвара, садитесь, — строго произносит бывший муж, щелкая брелком. — Мне не сложно.
Он привозит нас домой, прощается. Думает о чем-то своём и с нами почти не разговаривает. Обещает позвонить сразу же как только будут готовы результаты.
Дома я вся на иголках! Общаюсь с мамой и Жекой. Готовлю ужин, убираю. Занимаю себя как могу, да только это вовсе не помогает.
На улице начинает темнеть, я купаю сына в ванной, переодеваю в пижаму и читаю сказку. И резко вздрагиваю, когда начинает играть мой мобильный. Я не вижу имя звонящего, но почему-то более чем уверена, что это Лёша.
— Слушаю, — снимаю трубку дрожащими руками.
— Я у подъезда. Сможешь выйти?
Господи, результаты готовы.
— Да, смогу. Две минуты.
Попросив маму остаться с Жекой, быстро переодеваюсь в джинсы и свитер. Сверху накидываю куртку и спускаюсь пешком на первый этаж.
Автомобиль бывшего мужа стоит на парковке. Я открываю дверь, забираюсь на переднее сиденье. В руках у Алексея белоснежный конверт, увидев который мой пульс начинает зашкаливать.
— Откроешь? — спрашивает он и протягивает его мне.
— Для чего? — пожимаю плечами. — Я и так прекрасно знаю, кто отец Жени.
Алексей вскрывает конверт. Выглядит невозмутимым, но пальцы слегка подрагивают. Неужели волнуется? Ведь я обманщица и лгунья, а он уверен в моей измене!
Неотрывно наблюдаю за его реакций и сжимаю руки в кулаки. Сердце стучит в висках. Думаю о Жене и том, как нелепо все сложилось в нашей жизни с Алексеем. Бабушка душа в душу прожили с дедушкой до глубокой старости, мои родители… Я тоже мечтала, что и у меня будет как у них, но не прожила в браке и года.
Климов несколько минут изучает анализы и темные брови слегка приподнимаются вверх. Он переводит на меня растерянный взгляд и моргает.
— Как это может быть? — голос глухой и охрипший, лицо бледное. — Женя мой сын?
Я дрожу. Не знаю, что говорить и что он хочет услышать. Все же написано в бумажках. Столько раз представляла этот момент, но сейчас внутри боль. Вонзаю ногти в кожу и отворачиваюсь, чтобы Алексей не увидел моих слез. Не представляю, что теперь будет. Захочет отобрать сына? Будет всячески отравлять жизнь, натравливать органы опеки? Его мать не допустит, чтобы Алексей был в нашей жизни, Антонина Сергеевна меня ненавидит.
Молчание становится тягостным. Нервы не выдерживают. Я делаю шаг в сторону дома но Климов останавливает меня.
— Варвара! Как это может быть?
Глубоко вздыхаю, чтобы сказать все, что должна, но слова застревают комом в горле. Я прочищаю его и только потом говорю:
— Я никогда и ни с кем тебе не изменяла. Все твои обвинения были с самого начала беспочвенны и сильно меня ранили.
— Настолько, что ты оставила ребенка без отца?
— Ты сам от него отказался. Выкинул меня беременную из своей жизни, как надоевшую вещь. А так нельзя, Леша! Пусть я нищая, из деревни. Моя семья не чета твоей, но… разве можно так с любимыми поступать? Ты навешал на меня несмываемых ярлыков. Я не заслужила этого. Я влюбилась в тебя, как глупая дурочка, подарила себя и свою любовь. Нет, подарила — неуместное слово! Эти чувства пустили внутри глубокие корни, я сына родила от тебя и каждый день он мне напоминал о боли, которую ты мне причинил…
— Прекрати, — обрывает мою речь Климов. — Прекрати оправдывать свою ложь, Варвара, — цедит он сквозь зубы.
Слезы брызгают из глаз.
— Мне действительно лучше уйти. Пока я не наговорила лишнего. Эмоций очень много, так много, что я опять чувствую себя сломанной Варей. Я не готова сейчас к диалогу. Ты выяснил, что хотел? На этом все.
 
Отчаяние тех лет отзывается мучительной болью в груди.
— Почему ты не настояла на повторном тесте? — спрашивает он, не отпуская меня.
— То есть я во всём виновата? Не настояла? Я приходила к вам домой с младенцем на руках и твоя мать не пустила меня на порог! Охрана не разрешила даже к воротам подойти ближе чем на десять метров. Как я должна была до тебя достучаться? И нужно ли, когда ты все решил? Ты проверил в ложь. Я ни с кем тебе не изменяла. Никогда.
Алексей открывает и закрывает рот, словно ему не хватает воздуха. Меня штормит. Слегка ведёт в сторону и он придерживает за руку.
— Ты себе представить не можешь, как это больно, когда тебя смешали с грязью, а внутри тебя живёт маленькая жизнь — плод любви, которую безжалостно растоптали. Я взяла себя в руки ради сына и поклялась оберегать его, сделать все, чтобы он был счастливым. Оградить от подобных потрясений, которые пережила. Ты установил факт своего отцовства, но вот право быть его отцом ты не заслужил!
Это все эмоции, боль пережитого. Оказывается, чувств так много и ничего не забыто! Стираю слезы, хочу сбросить руку Алексея, но он не отпускает и смотрит на меня диким взглядом.
— Боль, Варвара? А я по-твоему, что испытал, когда увидел свою жену собственными глазами в постели с другим мужиком?
  
Глава 27
 
Алексей
3 года назад
— Нет, Володь, сегодня пас, — придерживая трубку плечом, я лезу в карман за бумажником, и в ответ на улыбку девушки, стоящей за стойкой говорю: — Букет дайте. Тот, который справа. Да, самый большой.
Корнилов шутливо пытается меня уколоть, мол, совсем домоседом стал, как женился, друзей забыл, скоро убираться сам начнешь и борщи готовить. Я только посмеиваюсь. Готовить борщи мне точно не грозит — Варя меня к плите не подпускает. Говорит, что кухня — это ее святилище и мужским рукам там не место.
Готовит жена просто отлично, к слову. Я-то сам домашней стряпней не избалован, потому что мать почти не готовила, и потому все эти супы, картофельные пюре, котлеты, ежики, пирожки с вишней, которые каждый день появлялись на нашей кухне — для меня были в новинку. Наверное, только с Варей я впервые понял всю привлекательность фразы «домашний уют». Она его создавала для меня, легко, будто играючи. Я быстро привык, что от моих джинс и свитеров неизменно стало пахнуть кондиционером для белья, и что из дома я не выхожу без традиционного пожелания хорошего дня и поцелуя. Когда Варя переехала ко мне, моя холостяцкая квартира наконец стала обжитой.
— В другой раз, друг, — говорю, наблюдая, как продавщица ловко отрезает стебли. — Сегодня жене романтический ужин пообещал.
Отпустив очередную беззлобную шутку, Корнилов прощается, а выкладываю на стол купюры, чтобы рассчитаться.
— Сейчас дам сдачу, — говорит девушка, стреляя в меня озорным взглядом.
— Себе оставь. И можно немного побыстрее — я тороплюсь.
— У кого-то день рождения? — интересуется она и как бы невзначай обводит губы языком.
Ну что за комедия? Прекрасно ведь слышала разговор.
— Жену хочу порадовать, — усмехаюсь я. — Люблю ее больше жизни. Такая красавица она у меня, что больше смотреть ни на кого не могу.
Девчонка густо краснеет и, опустив глаза, быстро перевязывает букет лентой. Намек поняла. Хотя какой тут намек? Я правду сказал.
Букет кладу на заднее сиденье машины, сажусь сам и набираю Варе, предупредить, чтобы мы пойдем в ресторан и готовить не стоит. Новое заведение на набережной открылось. Там сейчас полный аншлаг, но владелец — мой должник, так что лучший стол отныне в моем распоряжении. Неделя выдалась напряженной, поэтому вечер наедине с женой — это то, что мне нужно, чтобы выкинуть из головы ненужные мысли. Напомнить себе о том, какой я на самом деле счастливчик: женат на самой красивой женщине за земле, которая отвечает взаимностью и которая меньше, чем через полгода подарит мне ребенка.