Звезда Севера (СИ)

— Истинный сын, — повторяла она. — Я знала, знала, что ты истинный сын.
Где-то вдали звучал плеск волн, и прохладный ветер приносил запах моря. Эрон понял, что они у обрыва, и следующее воспоминание пронзило его память слепящим огнем.
Он искал Эви. Когда он вбежал в ее комнату и увидел пустую постель и собранные вещи, его мир провалился в черную бездну, и именно тогда все превратилось во вспышки в темноте. Эрон помнил только жгучую ярость, которая охватила его при виде ее прощальной записки. И то, как он прорывался сквозь кусты в сторону обрыва, ведомый все той же неизвестной силой. Ее крик, сменившийся хриплым смехом лекаря, всколыхнул в нем новую бурю чувств — ненависть, гнев, боль… но над всем этим превалировал страх. Страх, что он не успеет.
Эрон бежал к краю обрыва, уже зная, что она там. Вся его суть, сотканная из мыслей, чувств и эмоций, рвалась из груди, будто стремилась обогнать, успеть. И, когда его сознание разбилось, словно врезавшись в непреодолимую преграду, в последний момент перед тем, как все померкло, Эрон смог сделать только одно — отпустить контроль.
— Где она? — говорить было тяжело, и страх, что он все-таки не успел, все еще ворочался где-то внутри.
— Она здесь, — в голосе матери слышалась какая-то неуверенность. — Она… будет в порядке.
Эрон с трудом повернул голову и увидел, как Нэссор поднимает Эви с земли. Ее тело выглядело ужасно бледным и хрупким в тусклом лунном свете. Почти неживым. Тонкая рука безвольно упала, голова свесилась на бок, и ветер сдул выбившиеся прядки с застывшего лица.
— Эви… — прошептал Эрон.
Боль пронзила его виски. Прокатилась огненной волной вдоль позвоночника. Разлилась по телу до кончиков пальцев и на мгновение рассеяла мрак вокруг. Он уперся ладонью в землю, пытаясь встать, но внезапно Аилэн схватила его за плечо и потянула на себя.
— Ваше высочество, — испуганно пробормотала она.
Нэссор отступил на несколько шагов, прижимая Эви к груди.
— Вам не стоит подходить, ваше высочество.
Эрон застыл, перестав дышать. Поведение матери и старого друга, и то, каким тоном они произнесли: «Ваше высочество», — заставило его вспомнить, как Аилэн цеплялась на пиру за отца, не контролирующего свой дар, пытаясь его успокоить. И понять наконец, что слова об истинном сыне, которые она бормотала, обнимая его минуту назад, относились к нему.
Истинный сын.
Один из тех, кто всегда несет чью-то гибель.
Странные сны, перепады настроения, головные боли и попытки контролировать чувства и эмоции — все сложилось в общую картину и опустилось на его плечи тяжелым грузом осознания. Отныне он обречен быть тем, кем никогда не желал становиться.
Дождь усилился, громко ударяясь об одежду и приминая траву, и в багровом свете луны, пробивающемся сквозь облака, теперь казалось, что каждая капля была кровью, а не водой. Эрон, не двигаясь с места, проводил взглядом мрачную фигуру садовника, скрывшегося в зеленом лабиринте со своей ношей, и заметил очертания еще двух тел, лежащих на земле. Они выступали из темноты, как неопровержимые доказательства его вины. Он запрокинул голову, подставляя лицо под тяжелые холодные капли, и закрыл глаза.
Кажется, он действительно стал чудовищем.
Глава 19
Дождь лил не прекращаясь пятые сутки. На Эфрию опустилась тьма, время от времени прорезаемая вспышками молний. В небе будто перекатывались огромные валуны, с грохотом скрежеща друг об друга, а затем раскалываясь громовыми взрывами. Потоки воды стекали с крыш, ударялись в окна, собирались в бурлящие лужи и неслись по дорожкам бурными ручьями.
— Боги разгневаны, — тихо произнес Дэин, и его опасения подтвердились очередным разрядом молнии и громовым раскатом.
Эрон вздохнул. Они стояли у окна, ведущего на террасу, и смотрели на север. Правда, из-за дождя было мало что видно.
Та ночь, когда он раньше времени приехал в замок, тоже напоминала ему короткие вспышки в непроглядной тьме. Он был сам не свой на охоте, не мог справиться с дрожью в руках, когда держал арбалет, его лихорадило, он впадал то в нервное ожидание чего-то непонятного, что надвигалось со всех сторон, то в необъяснимую эйфорию.
 
Эрон тогда не думал, что это предвестники дара, и даже предположить не мог, что с ним, бастардом, подобное может произойти. А когда очнулся, то обнаружил себя сидящим на земле в объятиях плачущей матери, и первые еще теплые и редкие капли дождя падали на его голову и плечи. Рядом лежала раненая рабыня и мертвый лекарь со сломанной шеей. А Эви… Нэссор унес ее и попытался привести в чувство, но все было тщетно.
Мать просидела у ее постели всю первую ночь, но она так и не пришла в себя, мечась в лихорадочном бреду, и дождь за окном тем временем только набирал силу.
На утро, благодаря лекарствам Нэссора или услышанным молитвам, жар спал. Эви, белая, как призрак, и обессиленная, открыла глаза и прошелестела что-то иссушенными губами. Аилэн дала ей воды, и она уснула — нормальным сном. Все вздохнули с облегчением, но к вечеру у нее снова началась лихорадка, что опять продолжалась всю ночь. И разразилась настоящая гроза.
Когда на следующий день в их смежную комнату вбежал преисполненный радости Дэин, Эрон, измученный бессонными ночами, сначала даже не понял, о чем тот говорит.
— Колокола звонят, — повторял советник. — Колокола в башне Матери! Неужели свершилось? Вы получили дар, мой господин!
Из всего сказанного было ясно одно — отец все-таки не захотел больше ждать и отдал приказ известить народ. Эрон почувствовал только усталость и разочарование. Губы изогнулись в горькой усмешке. Он опять ничего не решал. Почти всем было наплевать на его мысли и желания, наплевать на состояние Эви, им был нужен только этот проклятый дар.
Советник преклонил колено и опустил голову.
— Я знал, что вы истинный сын Акроса, да будет благословенно ваше имя.
— Встань, Дэин! — резко оборвал Эрон. Глядя в растерянное лицо друга, он добавил уже мягче: — Эви больна.
Дэин с тревогой оглянулся на двери, ведущие в ее комнату, и его плечи поникли, как и уголки рта.
— О Великая Матерь, но почему ее? — прошептал он.
Эрон думал об этом не переставая с тех пор, как у нее началась лихорадка. Почему ее? Почему боги хотят забрать ее в обмен на этот ненавистный дар? Почему этим жадным злобным богам всегда нужно отбирать у него нечто важное и дорогое?
Дни потянулись один за другим, и дождь не прекращался, усиливаясь, когда ей становилось хуже. Боги все больше гневались, пытаясь забрать свое, но она боролась. Эрон даже молился, чтобы ей стало лучше. Он больше не знал, что ему делать. С ней, с собой, с этим… даром… Он даже не знал, как вызвать его снова. Видят Первородные, он его не просил! Проклятье, да он даже не помнил, как это произошло!
Так какое право имели боги гневаться?
— Мы должны что-то придумать. Вызвать сюда жриц. — Эрон начал мерить комнату шагами. — Что если мы принесем жертву? Проведем какой-нибудь обряд?
— Вы же знаете, ничего не получится.
Советник все так же смотрел в окно. За три дня, что прошли с того момента, как он услышал колокола, от радости в его взгляде не осталось и следа. Черты лица заострились, а под глазами залегли тени.
— Они всегда берут свое… — его голос звучал безжизненно. Голос человека, который смирился с неизбежным.
Эрон не собирался смиряться.
— Тогда я клянусь тебе Первородными, Дэин, что они ее не получат, — сказал он со злостью. — Если станет совсем плохо, я просто… сделаю то, что должен.
— Вы не можете! — Дэин резко обернулся. — Вы единственный наследник Эфрии, вы не имеете права…
 
— Элиф же смог, — перебил его Эрон холодно. — Мой брат умер, чтобы твоя дочь жила, и его ты не осуждаешь.
— Нет, — прошептал старший советник, — он просто не справился с даром, у него не хватило сил. Такое не раз случалось с истинными сынами…
— Ты не хуже меня знаешь, что Элиф не был слабаком! — каждое слово било точно в цель, заставляя советника съеживаться и бледнеть. — Огненный вихрь, который он получил в дар, должен был убить ее, но он удержал его внутри, и это стоило ему жизни!