Звезда Севера (СИ)

Эрон отвернулся и запустил пальцы в волосы, не в силах смотреть, сколько боли причинил человеку, который был ему как второй отец. Они молчали. Шум дождя стал уже таким привычным, что заменил тишину. Грома какое-то время не было слышно, а бурный поток воды превратился в мерный шорох.
— А может, боги разгневаны на меня, — наконец нарушил молчание Эрон. — Ведь я слабак, в отличие от Элифа, — признал он с горечью. — Я же едва не убил ее. Задушил бы, если бы меня не остановила мать.
Советник недобро усмехнулся.
— При всем уважении к мудрости вашей матери, мой повелитель, но неужели вы еще не поняли? — Он повернулся от окна, на лице отразилась печать усталости. — Вы сломали Дэрби шею. Вы могли убить госпожу Эви точно так же, одним движением, как боги того и хотели. И никто не смог бы остановить вас, даже ваш отец. Но вы этого не сделали, а значит… вы боролись.
Эрон ощутил внутри тепло и легкую дрожь.
— Вы боролись за нее, — более уверенно продолжил Дэин, — а теперь она борется за себя. Вы знаете, какой у нее характер. Она не верит в наших богов и потому не боится их гнева. Так что, возможно, у нее есть шанс.
— Думаешь, она сможет выжить?
— Конечно, теперь я почти уверен. — Советник взволнованно потер ладони со звуком, похожим на шелест сухой листвы. — Мне снились недавно тяжелые сны, будто я блуждаю в тумане и не могу найти из него выход, но в конце туман рассеялся, и в небе показалась Северная звезда, освещающая мой путь. Что если это знамение?
Эрон слабо верил в вещие сны своего советника, но сейчас он должен был зацепиться хоть за что-то, иначе потеряет все. Провалится в бездну.
— Даже если она выживет, — сказал он, произнося эти слова осторожно, будто они хрупкие, как тончайшая скорлупа яиц радужной ящерицы, и могут вот-вот треснуть, расплескав драгоценное содержимое. — Я все равно потерял ее.
Советник приподнял бровь.
— Я едва не убил ее, и она это знает, — пояснил Эрон.
— Вы спасли ей жизнь! — возразил Дэин.
— Она пыталась от меня сбежать.
— Да, но Дэрби мог угрожать ей, запудрить ей голову ложными обещаниями. Вы знали, насколько он хитер и подл и как хотел вам отомстить.
— Может, ты и прав. Но где гарантия, что я не убью ее в следующий раз, когда буду зол? Или просто так. Даже сейчас, когда я вхожу в ее комнату, приближаюсь к ее постели, то чувствую, как во мне закипает это… Неуправляемое… И я боюсь, что не справлюсь с собой, поэтому мне приходится сидеть здесь и ждать.
Дэин задумчиво потер подбородок.
— Думаю, когда ситуация разрешится, все придет в норму. Вы привыкните и больше не сможете неосознанно причинить ей вред.
— Твои бы слова да Матери в уши, — вздохнул Эрон.
Когда он закончил фразу, дверь в комнату Эви открылась, и из нее вышла рабыня — бледная, осунувшаяся, с темными тенями вокруг покрасневших глаз. Склонив голову, она тихо произнесла:
— Она пришла в себя, ваше высочество.
Эрон рванулся к двери, но девушка неожиданно загородила ее своим телом и, не поднимая головы, быстро проговорила:
— Простите, ваше высочество, но госпожа не хочет, чтобы сейчас ее беспокоили. Она еще слишком слаба, ей нужно привести себя в порядок и поесть.
Эрон остановился. Его остановили не слова девушки, а то, как она, ссутулив плечи, тряслась всем телом от страха и не поднимала глаз, но все же возразила ему ради своей госпожи.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Линэль, — едва слышно ответила она.
— Благодарю тебя, Линэль. Твоя преданность не останется без внимания.
Рабыня всхлипнула, и Эрон нахмурился.
— Сообщи своей госпоже, что как только ей станет немного лучше, я хочу ее увидеть.
— Да, ваше высочество, — пискнула девушка и исчезла за дверью.
Эрон выдохнул с облегчением и прикрыл глаза.
— Вам тоже нужно привести себя в порядок, мой принц, — заметил Дэин. — Вы выглядите отвратительно.
Эрон вспомнил, что почти не спал и не ел все эти дни, и, кажется, только раз сменил одежду, поэтому с неохотой согласился. Прежде чем отпустить советника, он крепко сжал его руку и глядя в глаза сказал:
 
— Спасибо.
Лицо Дэина смягчилось, губы изогнулись в чуть заметной улыбке.
— Все будет хорошо, мой господин. Вот увидите.
***
Эви вылезла из купальни, крепко держась за руку Линэль, и с ее помощью медленно добралась до постели. Кажется, крошечные остатки сил покинули ее, но, по крайней мере, она чувствовала себя чистой, и каждая частичка тела болела немного меньше.
Когда Эви проснулась, то не сразу вспомнила, что произошло и почему она так плохо себя чувствует. В пересохшем рту был липкий горьковатый привкус трав, но больше, чем пить, ей хотелось только принять ванну и поесть.
Заплаканная и измученная усталостью и чувством вины Линэль помогала ей на каждом шагу — встать, сесть, раздеться, вымыть волосы. Она все время повторяла:
— Простите, госпожа, я не знала, я подумать не могла… Простите.
Эви уверяла, что подруге не за что просить прощения, но та снова начинала рыдать и всхлипывать:
— Простите… Если бы я только знала, что она так… Что же теперь будет…
— Хватит, — устало сказала Эви, опускаясь наконец на чистую постель, которую успели сменить, пока она приводила себя в порядок. — Я больше не хочу это слышать, — голос звучал, как рвущийся сухой пергамент, горло все еще болело.
— Да, госпожа. — Рабыня икнула и схватила со спинки стула одежду.
Это была ночная сорочка, почти точь-в-точь такая же, как сшила себе Эви, только из бледно-зеленого материала.
— Пока вы болели, мне нужно было занять руки, поэтому вот… В качестве мерки я использовала вашу, подумала, вам понравится.
— Ох, Линэль, — с благодарностью выдохнула Эви и погладила прохладную ткань с чуть кривоватыми, но все же аккуратными стежками, сделанными неопытной, но старательной рукой. — Это чудесно.
Освободившись из плена полотенец, она с помощью подруги облачилась в новую сорочку, приятно скользнувшую по чистой коже, и откинулась на подушки. Немного приободрившись, Линэль ушла за едой, и Эви осталась одна.
Сил не было даже пальцем пошевелить. Мерный шум дождя успокаивал и убаюкивал. Линэль сообщила, что пять дней, пока Эви была почти без сознания, бушевала настоящая гроза, будто боги изливали весь свой гнев на их головы, но как только она очнулась, непогода утихла, превратившись в монотонный дождь. Что ж, возможно, у богов были причины злиться на нее. Как и у Эрона.
Почему-то ей было все равно, что скажет Эрон о случившемся. Она не боялась его. Она ничего не чувствовала, словно воспоминания о той ночи принадлежали кому-то другому. Эви знала, что они есть, и знала, что рано или поздно их придется принять, разобрать и прожить заново, но не сейчас. Не сегодня.
Спустя полчаса одолев несколько ложек бульона и кусочек свежеиспеченного хлеба, она прикрыла глаза. Дремота, приятная и тягучая, накрывала ее, как одеяло, а тяжелое чувство сытости разливалось по всему телу мягким теплом. Эви зевнула. Моросящий за окном дождь пел ей свою мерную песенку, и незаметно она погрузилась в сон.
Она плавает в море, близко к поверхности, куда еще проникают лучи солнца, мягко подсвечивая синюю толщу воды. Ей не нужен воздух, чтобы дышать. Рядом раздаются голоса дельфинов. Их упругие прохладные тела касаются ее обнаженной кожи, плавники проскальзывают под рукой, и Эви кружится с ними в воде, словно дочь Аквира — нагая, с распущенными волосами, струящимися за ней, как бледная вуаль.
Она протягивает руку в стаю полосатых красно-золотистых рыбок, и они без страха снуют между ее бледными пальцами, скользя по ним красными мягкими, как перья, длинными хвостами.
 
Неожиданно рыбки замирают, а затем бросаются в разные стороны. Эви оборачивается в поисках друзей, но вода помутнела, будто со дна резко поднялся весь ил, и стало темно. Она поднимает голову, всплывает выше, но солнце больше не проникает под толщу воды. Где-то там сверху мутной рябью виднеется только неясное пятно бледной луны.