Звезда Севера (СИ)

Лучшие эфрийские белые вина лились рекой наравне со сладким красным ярлендским — вином с самого южного королевства. Столы ломились от обилия яств, но рабы в серебристых одеяниях едва успевали разносить кувшины и сменять пустые блюда на полные.
Эрон сидел на возвышении между отцом и северянкой, словно между двумя незнакомцами. Король Элмар был мрачен, как штормовое небо, и вливал в себя вино кубок за кубком, а бледная и молчаливая Эви почти не притрагивалась к пище. Он надеялся, что ей понравится представление, но ее, кажется, не заинтересовали ни певцы, ни трюкачи, ни танцоры.
Когда пролилась первая кровь — маленький порез для развлечения толпы — пирующие ахнули. Пострадавший воин стер каплю с плеча и улыбнулся, и гости взревели от восторга. Эрон невольно покосился на Эви, но она равнодушно смотрела перед собой, точнее, куда-то внутрь себя, и ее лицо не выражало эмоций. Что могло ее так расстроить? Заметив его взгляд, она вздрогнула и чуть рассеяно виновато улыбнулась.
Эрон не понимал, какая перемена послужила такому настроению. Еще утром несмотря на усталость она была приветливой, подарила ему плетеный браслет — сказала, что такие дарят воинам в ее краях, — и храбрилась перед аудиенцией. Но когда он послал за ней перед пиром, это была уже не та Эви, что утром. Сначала Эрон подумал, что она нервничает из-за встречи с таким скоплением народу одновременно, но теперь казалось, что все эти люди ее не интересуют, а происходящее совсем не трогает.
Воины продолжали свой танец. Их лица, блестящие от пота, стали серьезными и сосредоточенными, движения более резкими и выверенными. Звон легких щитов и лязганье мечей вплетались в музыку, дополняя удары барабанов, пение труб и стук кастаньет. За первой кровью последовала вторая, какая-то дама вскрикнула, и гости расхохотались. Но когда в зале появились заклинатели огня и начали раскручивать горящие пои в замысловатом рисунке, смех затих.
Отец опрокинул в себя очередной кубок и сжал его, сминая золото. Эрон напрягся, желая придушить распорядителя собственными руками, и послал Дэину многозначительный взгляд. Тот понимающе кивнул и вытянул шею в поисках виновника.
Огненные шары прочерчивали в воздухе кривые линии, восьмерки и круги. Музыка достигла своего апогея, когда двое заклинателей поднесли факелы ко рту и изрыгнули над воинами косые струи пламени. А затем еще — длиннее и мощнее.
— Хватит! — закричал отец, грохнув кулаком по столу с такой силой, что несколько блюд подпрыгнули и опрокинулись.
Порыв холодного воздуха пронесся по залу между столами, затушил огонь заклинателей, и, сдернув по пути несколько вуалей, с грохотом ударился в двойные двери. Музыка оборвалась, голоса стихли.
— Хватит представлений на сегодня, — тяжело поднявшись в полной тишине, сказал король.
— Отец. — Эрон развернулся спиной к Эви, чтобы заслонить ее от гнева родителя.
— Ваше величество, прошу. — Мать схватилась за руку своего повелителя с другой стороны.
Король хмыкнул и опустился обратно, небрежно махнув трясущимся факирам и бойцам, чтобы убирались с глаз долой.
— Прости, сын, — он дышал тяжело, как стонущий кит, выброшенный на берег, — все это слишком. Ты знаешь, что слишком.
— Знаю, — спокойно согласился Эрон. — Неудачный был номер.
По знаку отца, музыканты нервно заиграли, в первые секунды сбиваясь с ритма, но быстро выровнялись. Пьяные гости вернулись к пище и вину. Эрон нашел под столом холодную руку Эви. Она как будто пришла в себя, и в ее растерянном взгляде читался испуг.
— Все в порядке, — успокоил он ее.
Хотя знал, что не в порядке. Отец почти никогда не позволял себя подобного, но сейчас это было некрасивой демонстрацией его несдержанности. Плохой знак. Проявление слабости.
Эви улыбнулась и слегка сжала его руку в ответ, но Эрон не поверил ей. Чувствовал, что за этой нервной улыбкой скрывается какая-то ложь. А ведь еще недавно они обещали доверять друг другу.
«Ты обещал, — сказал он себе. — Не она».
— Слава Эрону Эфрийскому! — пьяно закричал кто-то из гостей. — Слава наследному принцу!
 
Эви тоже подняла кубок. В своем необычном костюме она выделялась, как сверкающая драгоценность в куче угля. Короткая накидка без рукавов была сделана вовсе не из ткани — тонкие звенья из серебра разных форм и размеров сплетались в сложный узор и превращали ее в легкую полупрозрачную кольчугу. Ближе к плечам они имели вид заостренных вытянутых капель, становились крупнее и дыбились, выступая в стороны, словно небольшие крылышки. Кобальтовое платье переливалось холодным блеском в тон накидке. Волосы были заплетены в свободную косу и перехвачены на лбу тонким серебряным обручем. Кроме этого обруча и кольчуги больше на ней украшений не было. Она держала спину прямо, и в каждом повороте ее головы, в каждом движении тонкой кисти угадывалось врожденное достоинство.
Потому что северянки не рождены быть рабынями.
Чужеземка и пришлая, она оставалась собой среди людей, разряженных в самые дорогие ткани и украшения.
И все же, что-то в ней снова изменилось.
Теперь она скользила взглядом по залу, словно ища кого-то, и кубок подрагивал в ее руке. Эрон так и не решился спросить, о чем она думает.
Спустя несколько томительных часов он ждал ее в своей спальне, твердо намереваясь поговорить. Она все не шла, но ему и самому нужно было время, чтобы подготовиться. Взять эмоции под контроль. Придумать, как начать разговор так, чтобы это не выглядело, как допрос, и не обидеть ее, ведь он обещал ей свое доверие. Как бы там ни было, Эрон хотел знать, что случилось в период между утренней аудиенцией и пиром. Может, ее расстроил кто-то из гостей? Но кто? Никто из них не заговаривал с ней, кроме Фрэйла. Но разве тот мог ее обидеть, с привычным обаянием дамского угодника расточая комплименты? К тому же, он привез ей подарок.
Эрон потянулся к кувшину с вином и замер. Уж не Фрэйл ли привлек ее внимание, как мужчина? И не его ли она все время искала взглядом в толпе?
Во рту стало сухо, как в пустоши, и он поспешил налить себе вина. Рука дрогнула, несколько рубиновых капель упали на стол, как свежая кровь. Эрон прикрыл глаза. Идея завтра отправиться втроем на конную прогулку теперь казалась не самой удачной.
Втроем…
На него вдруг нахлынуло это острое чувство из юности, разлилось внутри, как холодный яд… Эрон сжал зубы так, что они скрипнули. Привычная боль вцепилась в грудь грязной когтистой лапой, и вино не помогло ослабить эту хватку.
Он не боролся за Нэвию, потому что любил брата всем сердцем. Любил их обоих. Он даже не злился на нее, потому что… понимал. Элиф был лучшим. Всегда и во всем. Горькая ирония заключалась в том, что, не будь Элиф таким, Эрону не пришлось бы сейчас править.
Не пришлось бы мучиться вопросом, что скрывает женщина, завладевшая его мыслями.
За спиной тихо открылась и закрылась дверь. Легким сквозняком до него донесло аромат ее чистых волос. Эрон повернулся. Хотел сказать что-нибудь язвительное, но слова растаяли, так и не став озвученными.
Она стояла, прислонившись спиной к двери, будто сама себе отрезала путь к отступлению. Распущенные волосы, потемневшие от влаги, спускались волнами по плечам. Шелковое платье облепляло вздымающуюся в частых тяжелых вздохах грудь, обнимало бедра, струилось по длинным стройным ногам, выглядывающим из высоких разрезов по бокам. Распахнутые глаза казались огромными на бледном лице, пухлые губы чуть приоткрылись.
Она сделала глубокий вдох и выпалила:
— Сегодня я не хочу оставаться на ночь.
 
Эрон медленно отставил кубок. В груди разлился жар.
— Ты хочешь сказать… — начал он.
— Да.
Эви оторвалась от двери и так стремительно бросилась к нему, что он едва успел шагнуть ей навстречу, как она уже врезалась в его грудь, прижалась к нему и обхватила за шею.
— Эви? — выдохнул он, инстинктивно обнимая ее тонкую талию. — Что ты делаешь?
Вместо ответа она впилась в его губы сухим неумелым поцелуем, вцепилась в шнуровку ворота дрожащими, но настойчивыми руками. Как будто боялась, что если остановится, то изменит решение.