Обними меня на рассвете (ЛП)

— Тебе хорошо в моих объятиях. Я провел так много дней и ночей, веря, что никогда больше не обниму тебя так. То, что ты здесь, — это чудо. Не оставляй меня страдать без тебя, любовь моя.
Она пошевелилась в его руках и придвинулась ближе. Все, что касалось этого момента, заставляло его задыхаться. Сладкий женский запах Анки заполнил его нос. Ее знакомые изгибы прижимались к нему, едва прикрытые простыней. Он псолз вниз, чтобы прижать их полностью друг к другу. Ее сердце билось против его, вялое и слабое.
— Борись! Вернись ко мне, любовь моя. Ты слишком много пережила, чтобы теперь сдаваться. Еще немного, и мы все уладим, ты и я. Что бы ни разделяло нас раньше, что бы ты ни думала, что я не могу принять или простить, я обещаю тебе, что между нами нет такой высокой горы, на которую я не взберусь, чтобы быть с тобой.
Лукан услышал всхлип и, подняв глаза, увидел, что по щекам Сабэль текут слезы.
— Теперь она точно тебя слышит. Она так сильно хочет тебе поверить.
Это был первый шаг. Надежда нежно провела пальцами по его сердцу.
— Анка? Я говорю тебе правду, любовь моя. Что бы ни мешало тебе опереться на меня, поделись этим со мной. Вместе мы можем все, что угодно.
У него за спиной Милли судорожно вздохнула.
— Поцелуй ее. Тогда тебе придется отпустить ее, чтобы я могла закончить дело.
Он пристально посмотрел на старую ведьму. Отпустить ее? Уже?
— Почему я не могу удержать ее до конца? Ей нужно…
— Ты. Я знаю. Но нет, ты не можешь, она должна выйти из супружеской связи одна.
Милли бросила на него жалостливый взгляд грустных голубых глаз:
— Попрощайся на всякий случай, мальчик.
Попрощаться? Нет. Черт возьми, нет! Лукан еще крепче прижал Анку к себе и почувствовал, как его собственные слезы обжигают щеки.
— Анка, послушай меня, любовь моя. Пожалуйста, борись за себя. За нас. Я не могу потерять тебя. Это убьет меня.
Он вцепился в нее так, словно от этого зависела его жизнь. Потому что так оно и было. Почему, черт возьми, он не может держать ее руками и ногами? Почему они вообще так рискуют?
— Стой!
Он перекатился на спину, положив Анку поперек груди, и уставился на Милли:
— Не заканчивай это дело. Она может остаться парой Шока, если это означает, что она останется жива.
— И ты отдашь ее ему? — спросила Сабэль с открытым ртом.
— Я бы предпочел, чтобы она была жива и с Шоком, чем отдавать ее четырем стихиям для следующей жизни.
Жалость на лице Милли стала еще глубже:
— Прости меня, мальчик. Я не могу сейчас остановиться. Если я это сделаю, она умрет. У Анки должна быть энергия, прежде чем чары Морганны исчезнут. Она не может принять это от Шока, только от тебя. Но спаривание гарантирует, что она не сможет заниматься любовью ни с кем, кроме своей пары.
Какой запутанный гребаный клубок.
— Зачем ты это сделала, Анка? — Он крепко прижал ее к себе. — Боже, любовь моя. Я… я сделаю все, чтобы сохранить тебе жизнь.
Тут его осенила одна мысль, и он взглянул на Милли:
— Передай ей мою жизнь.
— Что? — закричала Сабэль. — Ты не можешь…
Лукан не обратил на нее внимания.
— Сделай это.
Старая ведьма колебалась, ломая руки.
— Я могу перенести жизнь. Ты же знаешь, что это означает, что ты… уйдешь в свою следующую жизнь.
— Конечно. Не теряй времени даром! Просто сделай это.
И все же Милли остановилась:
— Даже если ты отдашь свою жизнь, она может не принять ее. Сабэль?
Сестра Брэма тряхнула белокурыми кудрями, ее красивое лицо покраснело от слез. Все они знали, насколько отчаянной стала ситуация. Но никто не мог остановить поезд, который несся мимо рельсов прямо на встречную.
— Она не примет, — выдавила Сабэль. — Она непреклонна. В своей голове она кричит. С ее точки зрения, все, что происходит… должно произойти.
— И потеря тебя может убить ее, — заметила Милли.
Лукан сглотнул, прижимая к себе любимое тело Анки, отчаянно ища любой выход. Но он продолжал оставаться ни с чем.
Потеря ее навсегда может убить его.
Черт, это не последний раз, когда он обнимал ее. Он отказывался верить, что она никогда больше не улыбнется ему, что он никогда не увидит, как ее ресницы распахнутся, что у него никогда не будет возможности вернуть ее в их дом, чтобы он наконец стал тем, кто ей нужен. Что они никогда не увидят своего ребенка, рожденного в этом мире. Они никогда не состарятся вместе за эти столетия. Что Анка просто исчезнет, пространство, которое она когда-то занимала, станет пустым, пустым, как и его руки, навсегда.
Он всхлипнул ей в шею, в отчаянии сжимая ее в объятиях. Мягкие пряди ее волос рассыпались по его пальцам. Ее слабые выдохи коснулись его щеки. Ее сердце билось рядом с ним. Через несколько мгновений они все могли бы затихнуть… исчезнуть навсегда.
— Разве нет других вариантов?
Черт возьми, он говорил так, словно умолял. Так и было, он умолял.
Милли виновато нахмурилась:
— Мне очень жаль.
Вот и все. Он должен отпустить ее сейчас, иначе потеряет навсегда. Лукан крепко прижал ее к себе, и горе пронзило его грудь когтями. Его терзала беспомощность. Это его чертовски разозлило. Анка всегда была нежной, доброй и щедрой к другим. Она слушала, успокаивала, заставляла людей смеяться. Несмотря на ее кожаные штаны в последнее время, эта женщина все еще жила в теле Анки. Он хотел, чтобы она вернулась, вместе с воительницей, которая показала так много дерзости. Ему нужна была та героиня, которая пришла к нему с непоколебимой решимостью.
Вот и весь ответ. Она хотела сражаться. Ему нужно было, чтобы это желание справедливости снова вспыхнуло в ней.
Лукан перекатил Анку под себя. Ее глаза оставались закрытыми, губы слегка приоткрытыми и расслабленными. Он погладил ее по щеке. Черт возьми, она была так прекрасна и внутри, и снаружи. Если он не сможет воззвать к ней с любовью, то обратится к ней единственным оставшимся у него способом.
— Оставайся сильной, любовь моя.
Он мягко прижался губами к ее губам, желая вложить в ее тело как можно больше энергии.
— Как только Милли закончит, я вернусь за тобой. Тогда я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе отомстить Матиасу. Это ведь то, чего ты хочешь, не так ли? Теперь ты не позволишь ему избить тебя. Ты ведь не сдашься, пока не отплатишь ему за все, правда?
В кресле у кровати Сабэль выпрямилась и широко раскрыла глаза, разинув рот.
— Сейчас она сражается.
Лукан послал ей дрожащую улыбку облегчения и снова нежно поцеловал Анку:
— Вот так. Ты останешься в живых. Возвращайся ко мне, чтобы мы могли продолжить тренировки. Мы сделаем из тебя победителя, достойного того, чтобы навсегда покончить с Матиасом. Я обещаю тебе все, что у меня есть, все, что я есть, все, что тебе нужно. Просто вернись ко мне.
Сабэль пристально посмотрела на Анку и нахмурилась. Выражение лица с каждым мгновением становилось все темнее. Тревога пронзила Лукана насквозь.
— Что?
Внезапно Сабэль зажала рот рукой, выглядя совершенно ошеломленной:
— Она думает, что больше не может быть одной из Братьев Судного Дня. Что-то о моем брате, отказывающем ей, потому что она больше не будет возвращаться к Шоку каждую ночь.
Лукан нахмурился. Беспокойство Анки едва ли имело смысл, но сейчас не время выяснять это. Он должен сосредоточиться на Анке, на том, чтобы убедить ее бороться за свою жизнь и свое возмездие.
— Не беспокойся о Брэме, дорогая. Я поговорю с ним. Уломаю. Ты все равно сможешь тренироваться. Мы будем сражаться с Матиасом. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что ты получишь отмщение.
Сабэль долго смотрела на Анку, потом кивнула.
— Она вздохнула с облегчением. Анка хотела уйти от Шока до того, как начнет тренироваться. На самом деле так оно и было. Очевидно, мой брат очень настаивал, чтобы она вернулась к нему. Ей разрешили присоединиться к Братьям Судного Дня только потому, что она согласилась остаться с Шоком.