Обними меня на рассвете (ЛП)

— Это действительно так? Неужели Матиас и Шок настолько опустошили твое сердце, что ты больше не ищешь любви и утешения, которых когда-то жаждала? Или ты просто продолжаешь говорить себе, что это так?
— Мне все это больше не нужно.
«И я не могу позволить себе нуждаться в тебе». Эти слова вертелись у нее на языке, но она не могла заставить себя произнести их. Они жгли каждый дюйм ее тела, вплоть до самой глубокой части души.
— Я была глупой хрупкой принцессой, которая ничего не знала о том, как защитить себя. Матиас научил меня этому самым жестоким образом.
Лукан выглядел так, словно хотел возразить, но Брэм перебил его:
— Мы здесь для того, чтобы обсудить Матиаса и договориться о соглашении, согласно которому мы все вместе будем охотиться на Морганну. Все остальное теперь мелко и бессмысленно. Я не позволю вам тратить мое время, пока вы двое ссоритесь, как дети. Так мы будем спасать магический мир или нет?
Лукан полностью проигнорировал красивую речь лучшего друга.
— Ты опять извиняешься за фарфоровую куклу, Анка? Ты можешь стоять здесь и говорить мне, что тебе не нужно ничего из того, что мы когда-то делили?
Она проглотила обжигающий комок желания, борясь с одинокой, голодной частью себя, которая все еще тосковала по нему.
— Я уже сказала, что мне это не нужно.
Поражение отразилось на лице Лукана, его плечи поникли. За этим последовала волна обжигающей ярости.
— Тогда чертовски хорошо, что это мне тоже не нужно.
Он солгал. Потому что она причинила ему боль. Анка не осмеливалась побледнеть, но его слова ранили ее, опустошая сердце и наполняя болью внутри.
— Когда у тебя начались месячные?
Шок бросил вызов Лукану, прежде чем повернуться к Брэму.
— У тебя есть тампон для него, приятель?
Лукан напрягся, обжигающая ненависть охватила его одним ударом, — завершенным взглядом, который мог убить.
— Ты изменил ее. Погубил ее. Ты за это заплатишь. Я убью тебя, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Шок улыбнулся, как акула, во все зубы:
— Нет, если я сначала убью тебя.
— Заткнитесь! — взревел Брэм.
Рядом с Анкой Шок поднял руку, выглядя так, словно он собирался бросить смертельную дозу магии прямо в грудь Лукана. Он выпустил ту с рычащим боевым кличем.
Но ничего не произошло.
Выругавшись, он поднял глаза и увидел стоящую Фелицию с улыбкой Моны Лизы.
— Саймон предположил, что вам будет немного трудно найти дорогу обратно в кабинет. Ну что, пойдем?
Шок резко опустил руку и, схватив Анку за локоть, потащил к кабинету Брэма. За ней следовал Лукан, судьба, как морковка, болталась у ее перед носом, предлагая ей все, что она все еще хотела — но была вне досягаемости.
***
«Она больше не хочет меня видеть. Она больше не хочет меня видеть. Она больше не хочет меня видеть».
Мантра звучала в голове Лукана снова и снова, звенящим эхом, заставляя его содрогаться каждый раз, когда отвратительная правда снова проносилась в его мозгу. Она не хотела его видеть. Сколько раз и какими кровавыми способами она должна была сказать ему, прежде чем его глупое сердце наконец поймет и сдастся?
Пока Шок тащил Анку прочь, сжимая ее своей мясистой рукой, он старался не смотреть. Старался не замышлять убийства. Может, она предпочла эмоционально отсталого ублюдка волшебнику, который сделал бы для нее все, даже отдал бы свою жизнь.
— Она не это имела в виду.
Мягкий женский шепот донесся до его уха откуда-то сзади. Нахмурившись, он обернулся и увидел Фелицию, стоящую там с легкой надеждой на улыбку.
— Что ты имеешь в виду? — потребовал он ответа.
— Анка сказала, что больше не хочет ничего из того, о чем ты говорил. Она просто лгала. Из соседней комнаты мне было все видно. Вонь стояла ужасная. Это ей очень нужно. Она хочет тебя.
Это была хорошая новость, лучшая за день. Но… зачем лгать? Зачем вырывать ему сердце — опять же — на глазах у публики? Зачем устраивать спектакль из его чувств и воспоминаний об их спаривании?
— Я вижу вопрос на твоем лице. У меня нет ответов. Я могу только сказать, что она солгала.
Он снова перевел взгляд на Анку. Может быть, у Шока было что-то, чем он шантажировал ее, что заставило ее подчиниться?
Прежде чем Лукан успел спросить что-нибудь еще, Фелиция ушла наверх. Он вошел в кабинет Брэма, который был очищен от остальных братьев и их пар. Брэм постарается сделать так, чтобы Шок не смог прочитать их мысли. Эта хитрость в гостиной не должна сработать с Фелицией в поместье, но почему-то, по какой-то непонятной причине, способность Шока читать мысли ничем не может быть ослаблена.
Стараясь держаться как можно дальше от Шока, Лукан снова занял свое место в дальнем конце комнаты, у окна, где никто — особенно Шок — не мог оказаться позади него. Ему не нужно снова получать удар ножом в спину.
Анка устроилась в углу и попыталась стать маленькой. Фелиция поклялась, что ее отказ от него был ложью, и язык ее тела определенно подтверждал это. Его бывшая пара отодвинулась от Шока так далеко, как только могла. Волшебник в кожаном одеянии не испытывал ничего подобного, сидя на соседней тахте и таща ее к себе на колени. Она открыла рот, чтобы возразить. Одна из бровей Шока поднялась над этими чертовыми дурацкими очками. Анка закрыла рот и мрачно поджала губы. Лукан отвернулся.
Она не любила Шока, и за это он должен был быть ей благодарен. Конечно, это не означало, что она любит его самого, но он не собирался снова отказываться от нее.
— Спасибо, что пришел, Шок.
Брэм стоял за столом, используя его как трибуну. Он начал переговоры точно и целеустремленно.
— Теперь, когда я здесь, чего ты хочешь?
— Все не так просто. Во-первых, ты очень хитрый тип. Ты случайно не знаешь баньши?
Анка напряглась. Лукан предположил, что ей, возможно, не понравилось, что ее нынешнего любовника оклеветали. Легкая улыбка приподняла уголки его рта. Анке это могло не понравиться, но ему-то уж точно нравилось.
— Хитрый? Пошел ты. Ты позвал меня сюда, чтобы спросить о баньши?
Он склонил голову набок и испустил долгий страдальческий вздох:
— Назови мне хоть одного человека, который знает о них. Какого хрена ты спрашиваешь?
Брэм натянуто улыбнулся:
— Просто любопытно. Прежде чем мы присоединимся к Матиасу в любой попытке уничтожить Морганну, нам нужно получить некоторые гарантии.
Шок откинулся назад, прислонившись к спинке, его рука все еще уютно обнимала тонкую талию Анки. Она немного расслабилась, прижавшись к нему.
— Люди умирают, а ты хочешь вести переговоры?
— Когда ты успел стать гребаным гуманистом?
Эти слова слетели с губ Лукана прежде, чем он успел остановиться.
«Господи, ну почему он просто не может заткнуться?»
Брэм пригвоздил его предупреждающим взглядом.
— Ты помогаешь этим усилиям?
Он покачал головой.
— Извини.
— Отлично.
Брэм снова повернулся к Шоку.
— Да, я хочу вести переговоры. Если Матиас тоже так озабочен магическим миром, он может быстро согласиться на наши условия, и мы начнем. Во-первых, он должен дать нам полную и исчерпывающую информацию о Морганне. Все, что он знает, нам, черт возьми, тоже лучше знать. Если я узнаю, что он что-то скрывает от нас, пусть даже самое незначительное, я отрежу ему голову, и он сам найдет способ усыпить Морганну.
Шок пожал плечами.
— Я ему все расскажу. Сомневаюсь, что у него возникнут проблемы. Однако я уверен, что он захочет получить подобные заверения. Ты должен выложить все, что знаешь об убийстве Морганны.
Лукан поднял голову и увидел, что Брэм пристально смотрит на него своими голубыми глазами, размышляя о том, насколько они могут доверять Матиасу. Очень мало, Лукан был уверен. Но разве у них был выбор? И ни за что на свете он не стал бы думать о… нет. Он не станет рисковать, сообщая об этом Шоку. Вместо этого он представил себе фантазию. Он начал с того, что испытывал уже много раз: Шок был широко открыт, его кровь разливалась повсюду, когда он лежал на улице, такой же грязной, как и его душа, и смотрел, как его жизненная сила покидает его, когда птицы падали вниз, одна за другой, чтобы клевать его внутренности в медленной, мучительной смерти.