Братья и сестры в Реестре (СИ)

Вика продрало холодом до костей, поэтому он поспешил за друзьями, по пути яростно шаркая по асфальту, чтобы оттереть подошвы от крови, которую, вполне возможно, пустил солдатику сам.
Четвёрка перемахнула через вертушку КПП перед вокзалом, протаранила плечами тяжеленные створки вокзальных дверей и пыхтя, как носороги вывалилась на перрон. Слава богу, никого не потеряли!
Мотриса скучала на том же месте. Конечно, её наверняка отгоняли, чтобы открыть путь транзитным составам. Но требование «звёзд», пусть и проведённое в качестве каприза, было категоричным — к 20:00 подать поезд на первый путь и держать вплоть до появления артистов.
Из-за лобового стекла музыкантам махал рукой то ли Биба, то ли Боба (два долболоба, как любил иногда шутить Татаритумба, который не переносил мата и не позволял ругаться друзьям).
Тат изобразил жест, будто разводил створки лифта, и электрические двери открылись. Пшикнула взвесь антисептика, обрабатывая визитёров.
Тат ломанулся в кабину. Он не любил управлять мотрисой, предпочитая наслаждаться видами из окон за стаканчиком чая, но в критические моменты всегда брал управление на себя. Артисты ринулись за ним.
Испуганный Боба (или Биба), напротив, из кабины выветрился.
Тат уселся на кресло машиниста и нажал несколько кнопок. Загудели мощные электромоторы. Фронтмен взял в руку переговорное устройство:
— Диспетчер вокзала. Это мотриса артистов, «Квартет Ё». Первый путь. Повторяю. Это мотриса артистов, «Квартет Ё». Первый путь. Обеспечьте нам зелёный коридор. Мы отправляемся в ОктоМоскву.
Ответом ему было молчание.
— Что делать? Что делать? — частил возбуждённый Дэн. — На электрическом ходу драпать не вариант, гермозатвор в шлюзе опустят, и привет — бери тёпленькими. А оставаться нам тут ох как нельзя, всё разом припомнят. Троих грохнут, а на четвёртого аркан наденут — и привет вечное рабство.
— Дизель, только дизель! — отозвался Ник, которому рабство не грозило, поэтому перед ним с жуткой неотвратимостью вставал второй вариант, — И уходить через пролом имени Мурьеты. Лишь бы у них тут танков не оказалось.
Соня промолчала. Ей было всё равно. Она пыталась бинтом из походной аптечки забинтовать повреждённую ладонь. Одной рукой перематывать рану было жутко неудобно, но внимание мужчин было сосредоточено на Жизненно Важном Выборе.
Тат ещё раз безуспешно вызвал диспетчера. Посмотрел на Ника и Дэна и кивнул. А потом просто двинул рычаг-кочергу, инородный в модерновой прилизанной кабине.
Если бы в данный момент у этой истории оказался сторонний наблюдатель, он бы увидел, как ажурные токосъемники мотрисы пошли вниз, прочь от контактного провода.
Потом случилось странное — поезд зазвенел-запыхтел своими стальными внутренностями и поднялся на выехавшем из брюха шасси: по могучей стальной раме на вагон внутри периметра колесных пар.
К раме на рессорах крепились пухлые колеса, обутые в злой протектор, как бы не от легендарной «шишиги».
На эти вездеходные катки мотрисса и встала, а родные колёсные пары повисли как бутафория.
Рыкнул мощный дизель, и тётя Мотя, взбрыкнув, выскочила на перрон, выломала две секции ажурного чугунного забора, отделявшего железнодорожные владения от остального, штатского, мира, и вихляя из-за гибкого сочленения локомотивов через привокзальный сквер, снося лавочки и отбрасывая по сторонам тумбы, урны и столбы, вспахала зубастыми колёсами газон и вывалилась на проспект.
Через минуту позади раздался ревущий стрёкот.
— Всё-таки подняли вертушку, — Тат орудовал штурвалом, который выглядел в поезде форменным инородцем. — Сколько раз просил — глубже планировать операцию! Нужно всегда знать реальные силы противодействующей стороны — дело не всегда проходит гладко. И что имеем? Мы оказались не готовы к мобилизации противника.
— Да как они нас вообще раскрыли? — крикнул Вик.
— Какая теперь разница? Стукнул кто-то. Если уйдём, первым делом пресс-релиз. О том, что «Квартет Ё» стал жертвой преступной банды, которая замаскировалась под всемирно известную группу и в фальшивом турне совершила чудовищный теракт…
 
Договорить он не успел.
Раздался пулемётный треск.
Ситуацию пока спасало то, что дорога для тёти Моти была не родной стихией — тяжёлая мотриса вихляла и ёрзала на пусть и усиленных, но автомобильных рессорах. Комичной расхлябанности поезду добавляло и гибкое сочленение локомотивов. Так что очереди чаще всего уходили в молоко.
Но не все.
Толстенная пуля как бумагу прошила крышу и расколотила в крошево и так уже иссеченную трещинами секцию ветрового стекла.
Тат вздрогнул — пуля-дура прошла всего в паре сантиметров от его плеча.
— Вниз, идиоты, — и команда кулями повалилась на пластиковый пол. — Мухой из сектора обстрела!
Заработали локти и колени. Отважный Вик, уже в кают-компании, выбил гитарой боковое окно, высунулся, и начал огрызаться злыми очередями. Дэн схватил гитару Тата и последовал примеру товарища — но уже с правой стороны.
Чуть не опрокинувшись, кошмар инженера, поезд на резиновом ходу, да еще и с задранным центром тяжести, тяжело вошёл в поворот. Вик едва не вывалился из окна, увлечённый перестрелкой. Вертолет взмыл, проходя над четырехэтажным зданием с двускатной крышей. Одно из немногих, оно не было «нарощено» небоскрёбом. Потом вертолет снизился, стрекоча справа от мотрисы. Соня покопалась в ящике цвета хаки, стоявшем у стены, и извлекла из него одноразовый гранатомёт. Зарядила. Велела Дэну свалить с пляжа, высунулась насколько могла, чтобы не упасть, и грохнула хвостатым снарядом в винтокрылую машину. В этот момент мотриса вильнула. Граната прошла впритирку и расцвёла на стене ближней сталинки грохочущим цветком. Соня отбросила бесполезную трубу, и та жалобно звякнула об асфальт.
Второго гранатомёта в оркестровом реквизите не было, и раздосадованная девушка скатилась обратно в вагон. Крупнокалиберная пуля просвистела в том месте, где секунду назад подпрыгивало в проёме разгорячённое девичье тело.
— Дело труба, — кряхтел Вик, роясь в оружейном ящике, — Совсем-совсем труба.
Соня оттолкнула приятеля и сама нырнула в тёмно-зелёный ящик. Пулемёт продолжал колотить по беззащитной мотрисе. Тут и там пули вспарывали обшивку потолка, выпуская облака пластиковой трухи и пыли, вонзались в пол. Чудо, что никого из пассажиров пока не убили.
Соня, хекнув, вынырнула из сусеков. Распихала по карманам лимонки. К ручке жёлто-чёрного фонаря-прожектора она прикрутила ремень, который потом сразу надела на шею.
— Сонька, что ты задумала? — начал подошедший Вик, и тут шальная пуля взвизгнула, вырвала ему кусок штанины и вонзилась в ботинок. С воплями музыкант свалился на задницу, да так, что ушиб копчик о шест посередине салона.
— Дэн, где там у тебя верёвка? Живо!
В углу вагона, под барной стойкой скорчился Биба (или Боба). Он стучал зубами. Дэн, пробегавший мимо по направлению к купе-мастерской в соседнем вагоне, почему-то был уверен, что второй ассистент непременно отыщется в клозете. Через минуту по узкому коридору пролетела бухта прочного чёрного троса, прямо в Соню, и ловкая девушка поймала её без всяких усилий.
Диверсантка соорудила лассо и закрепила на поясе. Схватила гитару-автомат Тата, которая валялась на полу и повесила за ремень за спину. Потом скользнула к дальнему от стрекочущего преследователя окну, открыла его и села на раму.
— Соня! — кричал вернувшийся Вик, — Вернись, дура. Меня Тат убьёт!
— Что у вас там? Что с Соней? — немедленно отреагировал фронтмен из носа поезда.
Ему никто не ответил.
 
Не дождавшись ответа, встревоженный Тат врубил аудиосистему. Взвился громогласный «Полёт валькирий» — чтобы унять волнение фронтмена и подбодрить команду.
В конце концов, они же музыканты!
Через считанные секунды ловкая девушка оказалась на крыше и затаилась среди проходных разрядников, изоляторов и массивных воздухозаборников.
Сейчас, когда мотриса шла на дизеле, они были совершенно безопасны. Никаких тебе тридцати тысяч вольт, которые способны буквально испепелить человека.