Возвращение волхва: Против тысячи втроем (СИ)

— Кстати, идея. На этих автогрузах же стоят контрольные камеры. Давайте возьмем данные от момента моего ранения и до момента начала серьезного трафика. Тоже сливайте мне в облако. И последнее. Есть изображение с прицела снайпера первой группы?
— Которая попала под взрывы?
— Да. Моя группа работала уже в дыму, там ничего не разобрать. Первая группа имела визуальный контакт с противником. Хотя бы на одну матрицу паскудник был обязан попасть. Только с этим осторожно.
— Что значит, осторожно? — Адъютант напрягся.
— Если увидишь что-то необычное, заблокируй моим личным статусом и чтобы ни одна живая душа, кроме нас с тобой, как этим данным доступ не получила. В общем, увидеть паскудника должен пока только я, а там разберемся.
— Присвоить расследованию статус секретного?
— Пожалуй. Я пострадавшая сторона, имею право разобраться по-тихому. Да, налепи статус, я потом придумаю, как отбрехаться. Пока все. Выполняй, что приказано.
Ближе к обеду охрана у ворот особняка сообщила о прибытии графа Соронского.
— Пропустить, — велел Засекин.
С этим визитером он был намерен побеседовать более предметно и в более располагающей обстановке, поэтому заранее велел приготовить обед и теперь отдал распоряжение накрывать стол в гостиной. Две молоденьких сиделки помогли Засекину занять место в инвалидном кресле, после чего он выкатился на галерею главного вестибюля.
Соронский к этому времени оставил у колоннады свой лимузин с водителем и через минуту с поклоном переступил порог.
— Приветствую, князь! — произнес он.
— Рад вас видеть, граф! — ответил Засекин с галереи. — Прошу прощения, пока не могу к вам спуститься. Еще не до конца разобрался, как управлять этой шайтан-арбой. Она как-то умеет спускаться по лестнице, но я побаиваюсь.
— Вы побаиваетесь? Полно, князь! — Соронский с улыбкой поднялся на галерею. — Вы храбрый человек с весьма устойчивой психикой. Шутить не перестаете. Если бы мне прострелили позвоночник, простите, я бы сейчас пребывал в глубочайшей депрессии.
— Моя травма мотивирует меня лишь на приложение максимальных усилий в расследовании этого дела. Помогите мне поймать паскудника, и ваше положение в обществе кардинально изменится к лучшему.
— К сожалению, время упущено. Жезл показывает на мага только первые две недели после активации.
— Все еще хуже, граф. Жезл у меня отняли.
— Шутите?
— Нет, к сожалению. Я уверен, что нападение на меня было обусловлено не столько соображениями самообороны, сколько желанием завладеть жезлом в качестве трофея.
— Нда. Я несколько шокирован. У меня могут возникнуть серьезные проблемы в связи с утратой музейного экспоната.
— Бросьте, граф. Нам обоим необходимо поймать паскудника. В ваших интересах это не менее, чем в моих. Мы его поймаем вне всяких сомнений, вы вернете артефакт, а я удовлетворю жажду мести. Пройдемте в гостиную, там подают обед.
— Да. Благодарю. Я с утра лишь легко позавтракал.
Они заняли место за большим обеденным столом друг напротив друга. Четверо симпатичных официанток в коротких платьях и белоснежных передниках принялись подавать первую перемену блюд.
— Прислуга у вас, просто прелесть. — Соронский невольно задержал взгляд на стройных ногах.
— До ранения я имел страсть к женским прелестям, этим обусловлен тщательный подбор прислуги. Врач сказал, что после введения нанитов половая функция будет у меня восстановлена, так что менять этих милых нимф на старушек, пахнущих нафталином, или на холеных официантов-мужчин я пока не намерен.
— С пониманием. — Соронский заткнул за вырез сорочки салфетку и взялся за холодные закуски.
Засекин намазал себе икры на тост, секунду подумал, жестом привлек внимание официантки и взглядом указал на графа. Официантка с улыбкой кивнула, присела на корточки и буквально за минуту довела Соронского до столь яркой кульминации, что у него костяшки пальцев побелели, так сильно он стиснул в кулаках край скатерти. Справившись с этой задачей, официантка встала, промокнула губы салфеткой, налила вина, после чего удалилась.
 
Соронский сделал глоток из бокала, все еще тяжело дыша.
— Под значительным улучшением социального статуса я имею ввиду и такие возможности, среди прочего. — Засекин доел бутерброд и омыл пальцы в серебряном блюде, в котором плавали дольки лимона. — Вы еще не в том возрасте, чтобы отказывать себе в наслаждениях. Думаю, вам надо чаще бывать у меня в гостях. Мой дом для вас всегда открыт.
— Спасибо, — ошарашено пробормотал Соронский и принялся закусывать салатом из семги. — Я только начал обед, а у меня от него уже самые приятные впечатления.
— Надеюсь, после обеда они останутся и у меня. Это всецело зависит от вас, граф. От того, какой информацией вы владеете, какой нет. Думаю, у вас не найдется поводов что-то скрывать от меня.
— Конечно. Что вы хотите знать?
— Пока понятия не имею. Давайте, я обрисую вам ситуацию со своей точки зрения, а вы поможете мне разобраться в деталях с высоты вашего кабинетного знания. Вы ведь лучший в Империи специалист по древним текстам. Вам даже в книги не надо по любому поводу заглядывать, вы и так многое помните.
— Вы мне льстите, князь. Но я помогу, чем смогу.
— Прекрасно, — ответил Засекин, и принялся детально излагать все, что произошло после взлета вертолета с лужайки перед особняком Соронского.
  
Глава 11
 
Граф Соронский слушал очень внимательно, глаза у него сияли от возбуждения. Засекин понимал, что тронул его самые чувствительные струны души, его веру, что магия некогда существовала не только в легендах, и что ее можно попробовать возродить, если собрать о предмете достаточно данных. Теперь же Засекин предоставлял ему не просто данные, он впрямую свидетельствовал о возвращении одного из древних волхвов. Это взбудоражило воображение Соронского, тот представлял картины, в которых магия живительной силой вливается в жилы древних аристократических родов, давая им возможность удержать власть под постоянным политическим давлением Объединенной Америки и Азиатского Союза.
Для Соронского было очевидно, что идея, некогда превратившая президентскую федеративную республику, какой была Россия после развала СССР, в Российскую Империю, с годами поблекла и перестала владеть умами в прежней степени. Доминирующее социальное положение аристократии все чаще оспаривалось, среди низших сословий возникало все больше попыток создать социальные, а иногда и политические группы демократического толка, иногда звучали голоса, типа, с какого перепугу мы вообще отдали власть золотожопым ублюдкам. Пока все держалось достаточно крепко, потому что, на высокой волне имперских настроений прошлого, аристократы древних родов получили земли, заводы, средства массовой информации именно с одобрения народа, который принял такой курс в надежде унять разнузданный разгул демократии и связанной с ней коррупции. Теперь целесообразность данного политического решения ставилась под сомнение, особенно с подачи зарубежных деструктивных псевдодемократических сил, но народ сам себя лишил власти, способной что-то изменить. Это пока спасало ситуацию, так как консолидация капитала в руках аристократии давала ей реальные рычаги управления экономикой и социумом, но Соронский понимал — только на этом факторе Империя не протянет долго.
Он был искренне уверен, что аристократов от простолюдинов должно отличать нечто более весомое, чем пометка в сословной карте, и даже более весомое, чем перешедшая к ним финансовая власть. Этим отличием могла стать магия именно ввиду ее корневого свойства — зависимости от свойств ауры тела, которые ярко передавались по наследству, могли быть усилены правильным кровосмешением и ослаблены неосторожным. После возрождения магии сословность, принадлежность к тому или иному роду может перестать быть абстракцией или формальным социальным статусом, она получит шанс приобрести мощный фактический базис, провести яркую линию отличия подлинного аристократа от горлопана из низших сословий, растерявших чистоту своей крови.