Тоже Эйнштейн

То, что Элен назвала меня лучшей подругой, меня смягчило, однако этот комплимент нисколько не уменьшил моего беспокойства по поводу господина Савича. Кто он такой и почему Элен так суетится из-за него? Я никогда не слышала о нем ни слова, и она не назвала его ни родственником, ни сокурсником. Неужели это действительно «визитер», как выразилась фрау Энгельбрехт? Видя, как Элен хихикает, будто школьница, и порхает вокруг него, я почти готова была поверить в это.
— Герр Савич — инженер-химик, он приехал в Цюрих по делам текстильной фабрики в Ужице, чтобы изучить работу на других предприятиях. Он тоже серб, — сказала Элен. Как будто его профессия и связь с Сербией все объясняли.
Я не нашлась что ответить. Меня смущал этот господин и то, как смотрит на него моя твердокаменная Элен. Даже герр Эйнштейн непривычно примолк, пытаясь разобраться в происходящем.
В наступившей тишине Элен пробормотала, чтобы заполнить паузу:
— Я… я подумала, что у вас много общего, Мица.
Я наконец пришла в себя и поздоровалась с гостем по-сербски:
— Добродошао. Приятно встретить здесь, в Цюрихе, серба, господин Савич.
— Хвала [4].
Элен с герром Савичем повернулись друг к другу и возобновили прерванный разговор. Я ждала, что меня пригласят поучаствовать в нем, но мое присутствие казалось лишним, даже нежелательным.
— Мы пойдем, — сказала я, прерывая их тихую беседу. — У нас с герром Эйнштейном есть кое-какие дела.
Элен посмотрела на нас так, словно только сейчас вспомнила, что мы еще здесь.
— Ах да, вам же нужно заниматься! Фройляйн Марич здесь, в Цюрихе, изучает физику, герр Савич. И герр Эйнштейн тоже.
Герр Савич удивленно приподнял бровь.
— Физику? Я весьма впечатлен, фройляйн Марич.
Такой ответ несколько смягчил мою антипатию к нему. Большинство мужчин корчились при одной мысли о том, что женщина может быть физиком. Мне захотелось дать понять герру Савичу, что сама Элен не менее важная птица.
— Уверяю вас, герр Савич, это не идет в сравнение с познаниями фройляйн Кауфлер в истории.
Герр Савич взглянул Элен в глаза.
— Я надеюсь выяснить во всех подробностях, насколько обширны эти познания.
Элен улыбнулась герру Савичу, и в тишине, заполнившей комнату без остатка, мы с герром Эйнштейном удалились. Уже в коридоре он шепнул мне:
— У этого Савича сильный сербский акцент. Я с большим трудом понимал его немецкий. А у вас он просто безупречный. Я давно хотел спросить, как вы этого добились.
— Папа настоял, чтобы мы дома говорили по-немецки. Ведь это язык успеха в Австро-Венгерской империи. По-сербски мы говорили только с мамой и прислугой, — прошептала я в ответ, но голос у меня был совершенно безучастный. Что такое произошло только что у меня на глазах?
Едва мы с герром Эйнштейном переступили порог гостиной, как Элен появилась снова и схватила меня за руку. Я жестом попросила господина Эйнштейна идти в гостиную без меня.
— Я хотела узнать, что ты на меня не сердишься.
В глазах Элен была мольба.
— За то, что ты забыла о нашем концерте? Что за глупости. Я ведь уже сказала — я нисколько не сержусь.
Элен выдохнула.
— Хорошо. Если бы ты злилась на меня, это было бы невыносимо.
Я почувствовала, что ее беспокоит не только концерт.
— Не пора ли тебе вернуться к… — Может, так и сказать — «к твоему визитеру»? Мне хотелось знать, кто же все-таки этот человек, но моя смелость сразу улетучилась, как только я увидела тревогу в глазах Элен. — К герру Савичу?
— К герру Савичу? — В ее глазах мелькнуло сомнение. — Наверное, пора, да?
— Как ты с ним познакомилась?
— Герр Савич вчера заходил в пансион. Видишь ли, моя тетя близко знакома с его семьей и попросила его навестить меня. Мы так легко разговорились, и у нас нашлось столько общего, что, когда он спросил, можно ли ему прийти сегодня еще раз, я согласилась.
Улыбка не сходила с ее губ.
— Вчера ты о нем не упоминала.
— Наверное, до сегодняшнего дня я еще не знала, стоит ли о нем упоминать. — Элен замолчала, и улыбка сползла с ее лица. Она поняла, что невольно проговорилась.
  
— Он теперь будет приходить с визитами, Элен?
Мне нужно было это знать. Что будет с нашим договором, если Элен влюбится в герра Савича?
— Я не знаю, Мица. Я не хочу нарушать наш договор, но…
Она сбилась и замолчала.
— Но что?
— Ты дашь мне время разобраться, что для меня значит герр Савич?
И голос, и глаза у нее были умоляющие.
У меня что-то сжалось внутри. Я-то надеялась, что она насмешливо фыркнет в ответ. Очевидно, мне оставалось надеяться только на то, что ее встречи с герром Савичем окажутся мимолетным капризом. Или что он скоро уедет из города.
Мне хотелось выкрикнуть: «Нет!» Хотелось встряхнуть Элен за плечи, напомнить, как мы вместе мечтали о настоящей профессиональной карьере, о жизни, в которой не нужны никакие мужья.
Но что я могла сказать, кроме «да»?
— Конечно, Элен.
— Спасибо, что понимаешь меня. Кажется, мне пора.
Шелестя юбками, Элен вернулась в игровую комнату. Я смотрела, как исчезает за дверью последний фестон ее платья, с таким чувством, словно мы только что простились навсегда. Ведь в каком-то смысле так оно и было.
Я вернулась в гостиную. Она выглядела в точности так же, как и всегда. Вот стулья, обитые розовой камчатной тканью, на которых мы с отцом сидели, когда только что приехали в пансион. Вот рояль, за которым Милана так старательно разучивала свои мелодии. Вот кресла с вышитой обивкой, в которые мы с Элен всегда садились с инструментами в руках. Я почти слышала, как витают в воздухе сладостные звуки Моцарта, Баха, Бетховена и Вивальди. И все же гостиная совершенно изменилась — словно огромный ластик начисто стер все заветные воспоминания и планы, которые хранила эта комната.
Будущее вдруг предстало передо мной зияющей неизвестностью.
  
Глава одиннадцатая
 
8 декабря 1899 года
Цюрих, Швейцария
Герр Эйнштейн водил смычком по струнам скрипки. Движения его были медленными, почти вялыми, однако рождающаяся из них музыка заполняла собой всю комнату. Закрыв глаза, я представляла себе, как огромные неосязаемые волны разносят звук по гостиной — почти как недавно открытые невидимые рентгеновские лучи. И еще мне представлялось, что ноты омывают меня, словно лаская.
Щеки у меня запылали. Что же это ласкает меня в воображении — музыка или руки герра Эйнштейна?
Отведя взгляд от герра Эйнштейна и его скрипки, я устроилась поудобнее на скамеечке у рояля и повернулась лицом к клавишам. Теперь я уже не видела, как он бережно прижимает к себе скрипку, но его музыка по-прежнему волновала меня. И дело было не в виртуозности игры, а в том, что она была до отказа наполнена эмоциями.
Я тряхнула головой, чтобы мысли прояснились. Я ждала сигнала к началу игры через несколько тактов и не хотела пропустить его из-за мечтаний о герре Эйнштейне. Слишком много времени уходило у меня каждый день на борьбу с подобными порывами, чтобы все мои усилия пошли прахом из-за нескольких прихотливых мелодий.
Чувства к господину Эйнштейну, которые я весь год пыталась подавлять, никуда не исчезли. Пожалуй, даже усилились. Иногда я думала: не глупо ли это — поддерживать дружбу с герром Эйнштейном, не значит ли это разжигать те эмоции, которые следовало бы гасить? Но я выбрала свой путь в физике, и он идет по тому же пути, напомнила я себе — в сотый раз только за этот день. Я не могу игнорировать его — в конце концов, он мой партнер по лабораторным занятиям.
Мои пальцы зависли над клавишами, готовые коснуться их, и тут по всему дому разнеслись пронзительные голоса. Шум испугал нас обоих, и герр Эйнштейн прервал игру.
— Глупая. Это же мой зонтик! — раздался шутливо-возмущенный женский голос.