Я буду держать тебя (СИ)

А она… куда она денется? Вот даже по Тамаре Андреевне можно было понять, что сомнений в согласии нет – Плотникова и Зарецкий сделают Градову программу, как он хочет. 
Ида горестно улыбнулась: 
— Ты столько времени без программы? Сезон в самом разгаре. 
— У меня есть, но я без пары, а те, которые… – он запнулся, а женщина разозлилась. — Мне нужно сильное, но простое, чтобы любая справилась. И я знаю, что ты так умеешь. 
  
“Любая”, – такой тон, столько высокомерия. 
Если бы не несколько рядов сидений, разделявших их, то наверное Аделаида врезала ему по роже, пусть и жест это могли бы расценить, как невнятную истерику – ей было плевать! 
Дима довёл свою партнёршу. Ту, с которой катал несколько лет, которой говорил слова любви… 
Он весной получил небольшую травму. Восстановился достаточно легко, но в катании всё отчего-то теперь было не так, как надо. И он нашёл виноватую – девушка, по его мнению, стала тяжелее и неповоротливее во время “простоя” и ожидания возвращения Градова на лёд. А смотрящая в его рот, та решила, что будет худеть, будет стараться, изводя себя тренировками и… 
Сейчас партнёрша этого “талантища” лежала в больнице, а он искал себе новую, чтобы не просрать сезон. 
Только ту программу, которую Градов катал в паре, потянуть могла совсем не каждая фигуристка. Да и чего говорить – он сам не мог тянуть свою программу! 
— Ты ещё меня в партнёрши позови, – с горечью проговорила Ида. 
— А ты согласишься? – повёл бровью Дима. 
— С тобой? На лёд? – Ида улыбнулась, но её вывернуло изнутри, сжало с болью и яростью. То в чём они творили, порой так прекрасно, но порой равноценно мерзко. — Ни за что! – процедила. — Одного мудака-фигуриста мне в жизни хватило. С излишком. И программу я тебе делать не буду.
Градов моментально выкинул свою вальяжность. Стал хмурым, жёстким и серьёзным. 
— Я заплачу, у меня мировое первенство, у меня карьера на кону, – проговорил он. — Ида, не будь стервой, а? 
— А ты попробуй со своими, – она встала, стараясь, очень сильно стараясь, не сказать лишнего, — партнёршами, – вернула ему тон пренебрежительный, — не как с кусками мяса, а как с людьми, Дим. 
— Ида! – вспыхнул тот, готовый кажется ловить её. 
— Нет! Мне срать на твой олимпийский чемпионский член, медалями обвешанный. Я знаю твою программу. И тебя я знаю, – она отпустила бурю, что сейчас рвала внутренности, возвращала в тот момент, когда сама вот так смотрела в рот своему любимому Артуру, а он наказал её за это. Жестоко и беспощадно. — Так что, просто перестань быть уродом конченным, требовательным гандоном, которому полкило веса того и гляди грыжу натворит, и… может стоит научится делать куни? 
Добила, наплевав на стоящих фигуристов, девочек, или Шепелевскую ту же, орнувшую, как услышала сказанное, это привычное осуждающее: 
— Плотникова! 
Только Ида уже не смотрела ни на кого, она развернулась и ушла из сектора. Точно зная, что: 
— Ида, – в спину прилетел ор Зарецкого, а за ним и быстрые шаги. Схватил за руку, развернул на себе. Рожа у него перекошенная, пятнами красными пошёл. 
Она подумала, что раньше сразу же прижало, сдавило. Раньше она испугалась бы, стала оправдываться, просить прощения, а сейчас так всё равно. 
— Ты что творишь, Ида? – прорычал Паша, больно впиваясь пальцами в плечо. 
— Я не буду делать ему программу! Ему – нет! 
— Принципиальная до хера? – прорычал он. — Денег охуеть сколько? Ты наверное потому на полу спишь, а? Спину убьёшь себе, а потом как будешь? Одна решила быть, так одна и будешь ползать! 
— Пошёл ты! – Ида вырвала руку из его хватки. — Хочешь бабла – делай ему программу, вместе с Тамарой. Вперёд! И верни мне ключи от квартиры, и не смей приезжать, чтобы я не знала. 
— Оборзела, Ида? Ты никому переломанная нужна не будешь, кроме меня, слышишь? Не будь идиоткой! 
Добралась до подсобки, где никто не мог бы её найти, потому что хоккейные тренировки закончены в этом году, да и здесь экипировка благотворительного фонда, а ещё коробки на стеллажах, никому не нужные уже много лет. Иде просто больше некуда было деться, чтобы не нашла ещё и Шепелевская, у которой тоже много слов найдётся для описания и осуждения выходки Аделаиды – но и чёрт бы их всех побрал! 
Она осела у стены, давясь горькими слезами, перебирая в голове мысли, никак не отпускающие её. Столько всего – и Артур, и Дима, и Паша. 
Ида уткнулась в коленки. 
Она очень любила всех этих мужчин! И каждый из них вот так жестоко вывернул её, оказался тем, кто… 
И тут до неё дошло, что она понятия не имеет, где всё это время был Денис! 
  
24
 
Твою мать! 
Денис никак не мог понять, что ему делать, как и вообще – какого хера с ним творится? 
Пока Ада спала, уткнувшись в него, у него заснуть никак не получалось. Захотелось сигарету и вискаря. Или ещё секса. Или… 
Он вглядывался в спящую женщину, и его тащило от момента, вот этого конкретного, сука, момента, где она рядом, просто рядом, просто улыбается, просто дышит в него. 
Когда Ада ушла плакать из-за того, что ему сказала, Сорокин сначала психанул, но и чётко понимал людей всегда – Ада говорила ему про себя. Это ей сложно попросить и поверить, что помогут. 
Денис понятия не имел, как вытащить её из этого, но и психовать – что это изменит? Он уже наговорил с излишком. Не надо было всего этого ей из его прошлого, которое держало так, что скулы сводило – Сорокин никак не мог выбраться из этого дерьма. 
Ему бы доказать ей, что она может его попросить, может доверять? 
И ведь он никогда в это не упарывался, всё было само по себе – “да” или “нет”, и никакой лишней лирики. А сейчас что-то пошло не так. 
Утро врезалось очередной порцией кайфа – Ада, ночнушка эта дурацкая, еда вкусная, её несладкий чай и мягкий взгляд. 
А можно так каждое утро? 
И нет, нельзя. 
Потому что ранее его вытащил из постели звонок агента. Сорокин ждал этого. Почти ничего не говорил. Слушал. После написал своему врачу сообщение – нужны результаты операции, программа реабилитации, на сколько она выполнена, итоги и прогнозы на будущее. 
И он старался не крутить себя. Старался отвлечься. Сосредоточился на Аделаиде, бесячем демонёнке, которая в его мозгу и по ощущениям никак не была отдельно уже. Иррационально. Пиздец как. 
Но тут “спасительно” срубило сначала этим напором Шепелевской – Дед Мороз, рили? 
Ещё и Витка – Снегурка. 
А эта кошка угорает у стенки над ним и заводит… до спазма во всём теле. Он прям видел, как словит её и трахнет, прям здесь и пох на всё. А у него сегодня последний день уже – можно собирать манатки и валить. 
Куда? 
Не первый раз он тащил. 
Жёстким его научила быть жизнь, шутки за триста, а потом в морду с разгона. Сорокин умел всё говорить только взглядом. 
Но и кайфовал от того, что мог быть полезным – пусть изначально и бесило, но умей перестроится, умей и будет тебе норм. 
Так и сейчас – дети эти, Витка растерянная хлопала на него глазами, а его тащило, как дебила. Он и Козырю сообщение с шуточками ниже пояса отправил, чтобы расшевелить – пусть Сорокин и ни мгновения не сомневался в вынужденности и необходимости отсутствия Козыря. 
Уже как всё завернули. Он глянул на трибуны – с одной стороны Ада, вся в себе, но такая чумовая, что-то там на её собственном вайбе. Музыка в ушах, едва считываемая улыбка и сосредоточенность. Смотрел бы и смотрел… 
С другой стороны Денис видел страдающую Виталину. 
Но и не дурак был, осознал ещё во время спора с Адой, что всё же что-то более существенное случилось между зазнобой Козыря и им самим, но и быть причастным к этому, Сороке не хотелось. 
  
Только не признать, что Ада была права, он не мог – ни разу не говорил Вите, что она может на него положиться. Так откуда ей было это знать? Только оттого, что отвлекал мамашку её, когда Колян романтику дарить пытался своей фигуристке, не имея возможности даже нормально погулять с девчонкой, цветы там, конфеты запрещено, вся эта ванильная херня?