Патриот. Смута. Том 4 (СИ)

— Дивлюсь я на вас, хозяин. — Он уставился на меня. — Когда мы этой дорогой сюда ехали, каждого куста вы боялись. Стенали, говорили, что не в силах больше. А сейчас вон…
Махнул рукой.
— Что? — Я улыбнулся.
— Подстелили сами себе подстилку. Сами лапника нарубили, чтобы теплее было. У костра сидите, улыбаетесь. — Он понизил голос. — Будто и правда подменил вас кто в Чертовицком том проклятом.
  
— А если и так? То что? — Я посмотрел на него с кривой усмешкой.
Он глупо уставился на меня, моргнул, икнул.
— Как… Как же так, хозяин. Вы же, это вы. — Показал рукой на меня. — Вот.
— Ну, если веду себя не так, то что?
— Так, вы сами сказали, как там… — Задумался. — За одного битого пять небитых дают.
О как, приумножил ты количество небитых, но может и правильно.
— Ладно, Ванька. Отдыхай.
Он кивнул, вновь уставился в костер. Продолжил:
— Хозяин, а дальше что будет?
— В смысле?
— Ну… Идем мы вот к Ельцу. Там что?
— Не знаю, Ванька. Как дело пойдет. Хочу людей на свою сторону переманить. Мы же ради Родины здесь все стараемся. Кровь проливаем.
Он вздохнул.
— Хорошо, а потом?
— Потом Тула.
— Тула… — Он задумался. — Были мы там с вами, хозяин. Хороший город. А когда до Москвы дойдем, то что?
— Да что ты заладил, Ванька. — Я рассмеялся. — Дойдем, Собор Земский соберем и Царя на трон посадим. И будет все у нас на Руси как надо. Благолепие.
Он уставился на меня, протянул:
— Благо…Лепие. Успокоили вы меня, хозяин. Спать пойду, а то вы же завтра с утра пораньше поднимите всех.
— Подниму.
Устроился поудобнее, поворочался, смежил веки. Провалился в сон.
Утро встретило холодной росой и поднявшимся ветром. С юга и востока он гнал облака. Вроде бы не тучи пока — белые, кучные, пушистые такие. Первое, которое я увидел — на большого барашка похоже.
Костры еле теплились. Перекусили мы остатками ужина и выдвинулись. Как и планировали достаточно шустро, с новыми силами добрались до местности, полной овражков, балок и всяких иных изгибов ландшафта, покрытых редким лесом.
Здесь дорога сильно петляла. Дозор вновь сообщил, что приметил совсем свежие, утренние кострища недалеко от тракта. Наблюдали за нами, смотрели пристально.
В очередном изгибе дороги я и мои телохранители отделился от основной нашей армейской процессии, добрался к идущей плотно сотне Якова.
— Готовы?
Сотник только кивнул в ответ.
И мы, как только выдалась такая возможность, свернули одной из балок влево от дороги. Прошли чуть, вывели коней и по бездорожью устремились на север.
Час, два, три по моим прикидкам прошли. Еще до обеда вышли мы вновь на дорогу. Выслали вперед авангард. Позади метров на сто — арьергард и по бокам, чтобы из лесу не налетел никто — дозоры. А сами на заводных лошадях, не сильно их подгоняя, но поспешая, двинулись к Задонску. Так, про себя я назвал это место по старым своим воспоминаниям из прошлой жизни.
Лес несколько раз менялся. То дубы могучие, разлапистые стояли вокруг. Холодом от них веяло. То пирамидальные, корабельные красавицы сосны взметались вверх.
Шли без приключений. Тихо было как-то, безлюдно совсем. На обеденный привал остановились. С дороги сошли. Здесь слева, по моим прикидкам должна быть излучина Дона сильно к нам выступающая.
Костры не палили, перекусывали, коней кормили.
И тут со стороны нашего замыкающего дозора раздалась стрельба.
  
Глава 17
 
Встрепенулся. Стрельба затихла. Слышны были стоны и крики.
Недалеко. Метров двести за поворотом дороги. Там как раз холмик был, обошли его недавно. Наш арьергард, тыловой разъезд там. На него кто-то налетел.
Сразу махнул в седло, помчался туда. Пантелей мешкал, отставал. Татарин и казак мчались рядом. Еще несколько бойцов тоже рванулись следом. Все остальные подхватывали аркебузы, стали занимать оборону.
Яков шустро раздавал команды
Лететь было недалеко. Из-за деревьев и неровностей местности виделось все ближе место боя. Три лошади без седоков. Трое наших гарцуют с пистолетами, еще один спешился с саблей, навис над кем-то.
— Сдавайся! Оружие! — Слышались крики. — Бросай! Бросай, говорю!
— Не убивайте! Свои мы! Свои!
— Да какие свои! Черти! Вылетели.
Я взлетел на взгорок, остановился, осмотрелся.
— Воевода! Вот. — Один из бойцов, что был в седле, указал на происходящее.
На изгибе дороги мои люди остановили двоих. Жестко, не думая о последствиях, встретили огненным боем. Понимали — все, кто не свои, могу быть врагами, лазутчиками, разведчиками. Один у обочины привалился к дереву, рука сжимала топор. Крови вокруг много, горлом идет, одежда тоже вся ей пропитана. Нога подвернута неестественно. Нет, с текущим уровнем медицины не жилец, это точно. Второй, свалившийся в небольшой овражек, прятался между корней. Отмахивался саблей от наседающего на него пешего. Кричал.
— Не убивайте! Свой я!
— А ну, живой нужен. — Приказал я. Слетел с коня, подбежал, встал сам над этим, прячущимся в яме.
Лицо испуганное, волосы засаленные, в бане давно не бывал бедолага. Кафтан грязный. Кроме плохонькой сабельки иного оружия вроде нет. Пистолета уж точно.
— Свой я! Свой! Братцы!
— Да не ори! — Гаркнул громко, и он как-то поутих, смотрел на меня во все глаза.
Сам я перевел взгляд на замершего рядом по стойке смирно бойца, что пытался принудить отбивающегося к сдаче.
— Здесь сам. Осмотри раненного, жив ли, что с ним. — Добавил. — Осторожно, смотри чтобы ножом не пырнул. И лошадей гляньте, что там.
Это уже большое относилось к двум оставшимся, что продолжали сидеть в седлах и смотреть по сторонам.
— Еще кто был?
— Нет, только двое.
— Мы их остановить пытались. Миром. — Проговорил пеший с толикой страха в голове. — А они удирать надумали, ну и…
Ясно, приказа ослушались, хотели в лес уйти.
— Работай.
— Сделаю, воевода. — Он поклонился и трусцой помчался выполнять указания. Осматривать тяжело раненного, что лежал у дерева. Выпалил. — Васька, Семка, чего замерли, давайте лошадей. Я тут.
Всадники быстро спешились, но мне до них уже не было особого дела. Молодцы, наградить надо. Не растерялись, сработали неплохо, удрать не дали. Хорошо, что одного живым оставили. Лучше бы двух, но их можно понять. Вылетели на них какие-то всадники, остановиться не пожелали, удирать начали.
Ну и давай мои палить. А как иначе?
— Кто ты? — Обратился к замершему в канаве мужичку.
— Я-то… Я-то… Борщ Банщик я, во… воевода. — Он икнул.
Ну и имечко у тебя, мать честная. Сабля дрожит в руках, боец никакущий, либо притворяется и хитрит. Но, второе вряд ли. Струсил, запаниковал, с лошади слетел при стрельбе. К земле прижался, заполз сюда, думал, обойдется. В целом — повезло ему. Пулю не словил, живой. А напарник отойдет скоро.
— И что же ты здесь делаешь, Борщ? — Я улыбнулся. Без этого имя произносить было просто невозможно.
— Я-то, я-то… — Он опять заикался. — Это… Ехали мы с…
— Мертв он, воевода. — Выкрикнул один из моих людей. — Кровью изошел.
— Пресвятая дева. — Борщ услышал, начал креститься левой рукой, саблю из правой не выпускал.
— Ты что же это делаешь? Охальник! Кто же так крест кладет. — Проворчал гарцующий сзади меня Богдан.
Я руку поднял. Тихо, мол. Это потом. Но, казак-то прав был. То ли ты Борщ малость дурной, то ли… Дюже хитрый. Скорее первое.
— Откуда ехали, куда?
— Так оттуда и туда. — Он опять икнул.
Ах ты же зараза такая. Дурить вздумал.
Я примерился, сделал шаг в сторону. Сопротивляться он даже не решился. Просто оружие выставил, моргал широко раскрытыми глазами.
  
Спрыгнул вниз, насел на него. Саблей Борщев клинок отвел в сторону и с силой саданул ему левой прямо в ухо.
— А… ааа. — Заревел он, падая на скат канавы.
Пнул его не сильно раз, второй. Не чтобы покалечить, а так для понимания. Дурить в такой ситуации и нести чепуху не нужно. Важно отвечать, коротки и по делу. Тогда больно не будет. А еще надо бы оружие бросить и сдаться. Чего он пока что, даже валяясь носом в земле, не сделал.