Патриот. Смута. Том 4 (СИ)

Сотники мои закивали. Все верно я говорил. Чершенскому придется нелегко выгребать против течения по извилистому руслу. Мы сделали хороший переход. Два дня, на третий будем близ Задонска. А ему я говорил о первой половине четвертого дня. И то, это он обещал постараться. То есть с надрывом пойдут казаки, через силу.
Продолжил мысли свои излагать
— Раз дозоры мы опередили, то думаю, стоят в монастыре люди Елецкие. Думаю, разъезд и малый отряд. Человек двадцать, вряд ли больше.
  
Все молчали, переглядывались, кивали.
— Не ждут нас там скоро. Разведку ведут. И как только подойдем, через реку уйдут. Могут паромы сжечь. Уверен даже, что сделают это.
— Я бы сжег. — Невесело проговорил Тренко.
— Я бы тоже. — Согласился с ним. — Но понимают он, видели, с обозом мы идем, медленно. К ночи следующей не поспеем никак. А что, если мы поначалу сделаем вид, что идем медленно, а потом конной сотней совершим рывок? Там же лес вокруг. Подойти сможем незаметно.
Собратья закивали.
— Там же буераки, по дороге. — Григорий был задумчив. — Там неприметно сотня может от основного войска и отойти. Обозы там нелегко перевозить будет.
— Овраги?
— Ну да, там хутор безымянный, на берегу Дона. А вокруг этих оврагов. Дорога плохо идет. Все место это знают. Знают, что медленно там телеги идут.
— Отлично. Сам поведу. Стрелков сотню возьму. Яков, твою. Ну и ты, Григорий и телохранители мои, двинем. За главного завтра тогда…
Я задумался, а кого, чет возьми оставлять-то…
— Так. Нет, раз Яков со мной идет, Григорий за главного. Битвы здесь особо не предвидится, а за снаряжение и обоз он отвечает у нас.
Подьячий Поместного приказа вздохнул тяжело, глянул на меня устало.
— Хотя… — промолвил и даже улыбнулся. — Это же мне коня не торопить и весь день не трястись, торопясь в седле. Хорошо, воевода, спасибо за доверие.
Остальные переглянулись, но перечить не стали. Были бы действия боевые, я бы Тренко назначил. Хотя нет, если бы грозила опасность, я бы сам остался. Возглавил. А здесь дело ту простое.
Разошлись мы отдыхать.
Я привалился спиной к дереву полулежал у костра, думал. Как шли, как проходило все.
Два дня — рутинный переход в седле, короткий привал на обед и вечерняя постановка лагеря. Дозорные возвращались и вновь уходили в разъезды. До сей поры все было тихо и спокойно. Хутора, поселки и деревеньки, что попадались нам были малолюдны. Оставляли мы их за плечами, шли дальше. Многие, кто мог из тамошних жителей служить уже и так присоединился к нашему войску или давно ушли куда-то на север.
Но все же кое-как ряды пополнялись.
Удивляло, что люди, несмотря на свою невероятную бедность, нищету встречали нас хлебом-солью. Кланялись в пол.
Везде я слышал тихое — «Царь», «Царь, батюшка едет». Смотрели на меня, чувствовал спиной. В глаза не позволяли, а вот со спины — да. Крестили многие. Это я как-то тоже ощущал спиной. Благости желали.
Скрипел сам зубами, злился. Не нравилось мне это царское звание.
Говорили люди в поселениях, что неделю назад где-то казаки прошли с юга. Двигались от Поля запыленные и усталые. Воду пили, кое-где на постой останавливались. И везде, где проходили, говорили о великой и славной битве, в которой Царь Русский Игорь Васильевич, лично возглавив гарнизон Воронежа и пришедших на подмогу с Дона, казаков дал бой мятежному мурзе Кан-Темиру. Татары были разбиты и, то ли убоявшись, то ли договорившись с дорогим собратом по монаршему величию основные силы, ведомые ханом… или сыном хана или… самим чертом — ушли в степь.
Истории искажались, менялись, кривились.
Но везде, в каждой из них слышалось одно. Царь! Бил татар под Воронежем. Кое-где даже сказывали, что великое архангельское воинство призвал он и скоро оно положит конец Смуте на Руси.
Пороть или как-то еще наказывать народ за сплетни и выдумки я посчитал глупостью. Поговорят да забутит. Пока что мне такие сплетни были только на руку. Народ кланялся в землю, благодарил, давал фураж, сколько мог.
Мы сверх меры не брали.
По несколько раз на дню гонцы-дозорные связывались с нашей идущей по Дону флотилией. Казаки поначалу отставали. Все же им пришлось вначале пройти пешком до Семилук. Только потом погрузиться на суда и двинуться вверх по течению. Дело было непростое и небыстрое. Грести целый день, выгребать против силы батюшки Дона.
Но уже на второй день мы сравнялись, и теперь казацкое воинство чуть опережало нас. Но впереди их ждал тяжелый участок. Мы ставили ориентиры, где будет следующий лагерь. Старались размещаться вблизи, насколько это возможно.
Полулежал, наблюдал, как закатилось солнце за горизонт. Потрескивал огонь в костре. Лагерь готовился ко сну. Люди за день утомились, не тратили время на лишние разговоры. Готовили себя места под ночлег. Казалось — вроде тысяча человек, не так уж много, а места мы занимали очень много, растянувшись вдлину.
Дозоры были выставлены, ночных приключений в этой местности не хотелось никому.
Зверье тоже беспокоить не должно. Столько людей, шум, гам, дым и огонь — настоящий кошмар для дикого зверя. Это когда малая группа в лесу заплутать — ее съесть желают. Как нас с Пантелеем по пути из татарского стана. А когда сотни людей в лесу оказываются, вся живность разбежится на десятки верст, чтобы не попасть на глаза и не отправиться в похлебку.
Сон не шел, и я прикидывал дальнейшие планы.
Что после Ельца.
Скорость в двадцать пять верст мы пока выдерживали с трудом. Да, по двум дням судить сложно. Первый прямо удачный был. Второй — замедлились. Что будет дальше — одному богу известно.
Основной проблемой был обоз.
Колеса телег то и дело застревали на ухабах. Рессоры ломались, приходилось сгружать, перекладывать имущество с одной телеги на другую. Производить срочный ремонт. Благо — основное войско было у нас конным, и это помогало. Заводных лошадей впрягали вторыми номерами, тягали повозки в горку, где это нужно.
Но, все же дорога старалась обходить все эти неровные места. На мою радость вблизи Воронежа их было немного. Территория преимущественно представляла собой равнину с небольшими изломами местности.
Но дальше начиналась более лесистая территория.
А когда мы к Туле подходить начнем, даже думать не хочется. Там и леса гуще, и болот больше, и речушек всяких. Но, надежда была, что близость к Москве сформировала там более развитую инфраструктуру и будут там мосты для перехода хотя бы малых водных преград. Не все Смута уничтожила, не все сломала.
Осмотрел я отходящий ко сну лагерь. Сотники после совета разошлись по своим отрядам. Рядом был Ванька, сидящий и пялящийся как-то бездумно в костер. Сопел что-то, нос совсем повесил. Пантелей с Франсуа о чем-то пытались говорить. Если днем француз на марше гонял от сотни к сотне и требовал, чтобы шли ровно, в колоннах. Держали строй. Ругался. Жестами показывал бойцам как надо. То сейчас он впитывал науку от нашего богатыря.
Стоит сказать, что иноземец оказался невероятно смышленым и способным.
Рядом сидел татарин и тоже пытался что-то уловить из обучения. Ему знания так же были потребны. Но, ему было прямо тяжело. Хотя самую базу в каких-то штук пятьдесят слов на нашем он все же знал. А дальше — очень тяжело давалась ему речь.
Богдан наблюдал за всем этим, улыбался и подшучивал. За что ловил недовольные взгляды Пантелея. Но, слишком сильно границы он не переходил, поэтому и я вмешиваться не стал, и какой-то ругани не назревало.
Наоборот, все это походило на зарождающуюся в походе дружбу. Товарищество.
— Ванька, ты чего нос повесил? — Спросил я.
  
— Да, хозяин. — Посмотрел он на меня. — Я же человек не военный. Я же слуга ваш. А тут…
Он носом шмыгнул.
— Чего тут?
— Воевать идем. Батюшка ваш тоже так вот ушел и что?
— И что? — Я насторожился.
— Убили. — Покачал он головой сокрушенно. — И начались с этого наши с вами мытарства.
— Что было, Ванька, то быльем поросло.