Праздник под угрозой (СИ)

Кабинет генерал-лейтенанта Шереметевой находился в конце коридора, за массивной дубовой дверью с латунной табличкой. Адъютант постучал трижды и, услышав изнутри приглушённое «входите», толкнул дверь, пропуская меня вперёд.
Когда я вошел, первое, что бросилось в глаза — сутулая фигурка Лёни Уварова, моего одногруппника, который нервно теребил край своего мундира. На стуле сидел маголекарь Сумароков — дальний родственник возлюбленного взбалмошной Лизы Рибопьер.
Худощавое лицо Лёни выглядело напряжённым, а глаза бегали по сторонам, как у загнанного зверя. Я невольно остановился, глядя на него с удивлением. Последний раз я видел его в лазарете, куда его отправили после того, как он попробовал магический стимулятор, и его эфир оказался практически выжженным. Я был уверен, что его карьера в Спецкорпусе закончилась.
Шереметева подняла взгляд от бумаг и кивнула мне.
— Николаев, вот и вы. Проходите.
Я шагнул вперёд, заинтригованный неожиданной встречей. Боде вышел и плотно закрыл дверь снаружи.
— Господин Уваров, — продолжила Шереметева, — только что полностью восстановился и выписан из лазарета. Сегодня решится его судьба.
Лёня явно пытался сохранять спокойствие, но его руки дрожали, а дыхание казалось неровным. Я встал рядом с ним напротив стола генерал-лейтенанта.
— С вашего позволения, — начал я, глядя на Шереметеву и Сумарокова, — могу я узнать, зачем для этого понадобилась моя персона?
— Сейчас объясню, — ответила она сухо и обратилась к Лёне. — Уваров, напомните Николаеву, за что вы оказались в лазарете.
— Я… я принял магический стимулятор, — начал Уваров, избегая встречаться со мной взглядом. — И этим нарушил устав…
Шереметева жестом велела ему замолчать и повернулась ко мне.
— За столь грубое нарушение Уваров должен был быть отчислен, — сказала она холодно. — Однако, у него неожиданно нашёлся могущественный покровитель в Совете Регентов, который столь настойчиво рекомендовал мне дать ему второй шанс, что я не смею отказать.
Я заметил, как уголок её рта дёрнулся. Её раздражение было почти ощутимо. Шереметева не привыкла, чтобы кто-то диктовал ей, как управлять своими курсантами. Но приказ есть приказ. Тем более из Совета регентов. Интересно, кто из них решил прикрыть Лёню?
— Уваров, — продолжила она, — вы прекрасно понимаете, что даже этот шанс ничего не значит, если вы не докажете, что будете полезны Корпусу. До сегодняшнего дня от вас были сплошь проблемы. Тянули группу вниз в общем зачёте оценок, правила нарушали… Я навела о вас справки среди офицеров и преподавателей. И удивлена, что вы вообще так долго продержались в первой группе. Вы же совершенно не тянете нагрузку.
Я кашлянул, привлекая внимание начальницы. Шереметева метнула на меня вопросительный взгляд.
— Прошу прощения, ваше превосходительство. Но Уваров все-таки тянул программу. Курсанты прибыли в Спецкорпус со всех уголков империи, и совершенно нормально, что у всех разный уровень подготовки. Многие из тех, кого призвали на службу, не собирались связывать с ней свою жизнь. И по сравнению со многими курсант Уваров неплохо держался.
— Защищаете товарища, Николаев?
— Разумеется, ваше превосходительство. И раз уж мы заговорили о его проступке, но меня, как его командира, тоже нужно подвергнуть наказанию. Ведь это я за ним не уследил.
Шереметева криво улыбнулась.
— Вы, Николаев, каждое наказание превращаете в шоу с демонстрацией своих способностей. Нет уж, я вам очередные пять минут славы давать не буду. И так недавно отличились.
Лёня удивленно на меня посмотрел, но не посмел спрашивать.
— Итак, я приняла решение относительно Уварова. — Она пристально посмотрела на Леню, и тот съежился под ее тяжелым взглядом. — Я не могу пойти против воли высокопоставленного лица, которое за вас просило. Но и превращать вашу жизнь в сахар тоже не собираюсь. Поэтому сегодня вы пройдёте тест на адаптацию к аномальной энергии. Если проявите хотя бы минимальную положительную чувствительность, то останетесь в Спецкорпусе. Если же нет — я допущу вас до аттестации, которую вы, с вашей текущей успеваемостью, вероятнее всего, провалите. И тогда вы вернетесь домой. В конце концов, меня просили лишь не отчислять вас за провинность. Но я имею полное право отчислить вас за неуспеваемость. Это вам ясно?
  
Лёня нервно кивнул, пальцы снова сжали край мундира. На его лице мелькнула тень отчаяния, но он старался изо всех сил выглядеть уверенным.
— Предельно ясно, ваше превосходительство, — хрипло проговорил он. — Благодарю вас за предоставленный шанс.
— Николаев, — теперь генерал обратилась ко мне, — вы здесь для подстраховки. Сумароков уверяет, что господин Уваров восстановился и даже сохранил магические способности, что всех нас, признаюсь, удивило. Но в случае непредвиденной ситуации я рассчитываю на ваши компетенции.
Я кивнул. Шереметева вынесла из соседней комнаты небольшой ящик с артефактом, заражённым аномальной энергией. Это был сферический объект, обёрнутый ртутными полосками и помещённый в защитный контейнер.
Шереметева достала из ящика артефакт, который начал сиять ярким зелёным светом, и передала его Уварову.
— Господин Уваров, — голос Шереметевой стал ледяным. — Возьмите этот артефакт и держите его в руках. Сосредоточьтесь. А затем сконцентрируйтесь на том, чтобы подавить эфир, и позвольте инородной силе перетечь в ваше тело.
Лёня взял артефакт, его руки слегка дрожали. Как только он коснулся поверхности, зелёное свечение стало гаснуть, пока полностью не исчезло. Я почувствовал, как энергетическое поле вокруг артефакта буквально опустело. Сумароков удивленно крякнул.
— Так. Стоп. Так быстро? — пробормотал я, глядя на опустевший артефакт. — Он словно выпил энергию.
Шереметева нахмурилась, тоже заметив это, но ничего не ответила. Лёня непонимающе на меня уставился.
— Я что-то сделал не так?
— Нет, Уваров, — отозвалась Шереметева. — Просто вы слишком быстро поглотили энергию.
— Он ведь уже принимал стимулятор, — напомнил Сумароков. — Его тело знакомо с энергией Искажений. Вероятно, столь быстрая реакция обусловлена этим.
Лёня осторожно вернул пустой артефакт на место. Его лицо буквально у меня на глазах становилось серым, а глаза широко раскрылись. Тело парня вдруг начало мелко дрожать, и я понял.
— Начинается реакция! — выкрикнул я, подскакивая к нему. — Дыши глубже и сосредоточься на эфирных потоках. Попытайся стабилизировать их внутри себя. Раздели внутри себя два потока, направь параллельно, чтобы не пересекались. Так будет легче.
Шереметева тоже вскочила, готовая прийти на помощь. Но я выставил руку вперед.
— Подождите. У него молниеносное течение. Не мешаем.
Я положил руку ему на плечо и запустил диагностику, чтобы отслеживать, как он справляется с резонансом. Сумароков проделал то же самое. Я чувствовал, как его эфирное поле трепетало, но постепенно приходило в равновесие. Лёня изо всех сил старался следовать моим указаниям, дышал, вспоминая все техники концентрации, что нам давали. Его дыхание стало ровнее, а дрожь постепенно утихала. Через несколько минут его тело расслабилось, и он смог встать прямо.
Маголекарь снова запустил диагностику и изумился.
— Охренеть… Прошу прощения, ваше превосходительство, но такое я вижу впервые.
— В чем дело?
— Он прошел адаптацию. Вот так быстро.
Уваров все еще ничего не понимал и преданно заглядывал мне в глаза, ожидая объяснений. Я уставился на Шереметеву.
— Пусть присядет, я все объясню. Насколько сам понимаю.
Устроив Лёню на стуле, я оперся руками на стол начальницы.
— Помните, как прошло у Юсупова и Салтыковой? До этого у Катерины тоже была ускоренная реакция. Но быстрее всего, конечно, прошло у Феликса. Сейчас произошло то же самое, но еще быстрее. Уваров прошел полный цикл адаптации за несколько минут. Причем перенес на ногах.
— Невероятно, — произнесла Шереметева, не сводя глаз с Уварова. Её тон стал чуть мягче, хотя выражение лица оставалось строгим. — Думаете, это все же связано со стимулятором?