В самом Сердце Стужи. Том II (СИ)

— Вы верите в чудеса, препозитор? — тихо спросила я Петера.
— Господь наш каждое утро являет нам чудо рождения нового дня… — с улыбкой начал молодой жрец.
Ему было неудобно. Лавка слишком узкая для огромной фигуры Петера, но он, словно пичуга, пристроился с краю, лишь бы не стеснять меня.
— И это есть величайшее свидетельство воли Алдира к жизни всего сущего… — продолжила я за Петером.
  
— Это не слишком популярная проповедь, миледи, — заметил Петер. — Вы изучали богословие?
— Я бываю в храме только на большие служения, — ответила я так же, не задумываясь, как до этого говорил и Петер.
В этой жизни я не бывала в храме. Я всегда вслух говорю только о текущей жизни. Раскрытие сути моей трагедии ведет только лишь к бедам, люди не способны это принять, в этом нет божьего промысла или смысла. Так это видят окружающие.
— Я был уверен, что вы готовы были стать послушницей до свадьбы, — продолжил говорить жрец. — Сила вашей веры…
— Моя вера не сильна, не настолько, — покачала я головой. — И в храм я идти не планировала. Мне нет места рядом с Алдиром и под дланью его. Это вы должны уяснить раз и навсегда, препозитор. Такова единственная возможная истина.
— Я запомню ваши слова. Однако наш господь все равно следит за вами, — кивнув головой, ответил жрец. — И Отец охотно откликается на ваши молитвы, я сам был тому свидетелем. Даже если вы не произносите их вслух.
— Поэтому я и спросила, верите ли вы в чудеса, препозитор, — с горькой усмешкой ответила я, переводя взгляд с алтаря на Петера.
Жрец в этот момент вздрогнул, попытался убрать руки, но я только крепче взялась за пухлую ладонь жреца, не позволяя ему отстраниться.
— Знаете ли вы, препозитор, это чувство глухой тревоги, уничтожающее волю к жизни? — спросила я.
— Такова природа человеческой сути. Уныние есть обратная сторона радости, только и всего. Нельзя быть вечно счастливым, — ответил Петер.
— Но если я скажу, что можно быть вечно несчастным? Если даже смерть не освобождает от скорби?
В этот момент жрецу пришлось помолчать, дабы обдумать свой ответ. Он всегда был одинаков, Петер. Что сейчас, что спустя сорок лет другой жизни, беседы с ним исцеляли меня, давали чувство покоя. Вдумчивый и внимательный, он всегда мог найти правильные слова для любого человека и ситуации. И именно поэтому он стал верховным проводником воли и учения Алдира.
— Это крайне безрадостное существование, миледи, — покачал головой Петер, отводя взгляд. — Но счастье подобно красоте. Оно всегда в глазах смотрящего. Если же человек живет, словно скотина, словно лошадь, на чьи глаза натянули шоры, как способен он увидеть что-то, кроме единожды избранного пути? Об этом чуде вы спрашивали? О чуде прозрения?
Нет, он меня определенно пугал. Его нечеловеческая проницательность, способность читать меж строк саму суть происходящего, будто Алдир стоит за его плечом и нашептывает истину. Петер, молодой Петер, а не умудренный старец и верховный жрец Петер, сейчас сказал то, что даже не мог до конца понять.
Была ли я лишь скотиной, неспособной выйти из колеи собственных горестей? Или же я все же была человеком, способным на проявление воли и стремления к жизни, как того требовал от нас Алдир? Может, я так и не смогла найти ответов в прошлой жизни, так и не получила откровения или божественного намека, только лишь потому, что не желала жить очередную жизнь? Мой взгляд всегда был обращен в сторону смерти, в своем чудовищном высокомерии и страдании я даже как-то позабыла о такой простой вещи, как сама жизнь. Она не казалась мне целью — лишь способом найти ответы, найти мою персональную дорогу к смерти.
Явилось ли мне сейчас чудо, о котором, не ожидая понимания, почти насмешливо, я спросила этого молодого жреца с кудрями цвета спелой пшеницы? Или же он просто сдернул с моей головы шоры, которые мешали мне оглядеться по сторонам, и я только в самом начале своих поисков?
Когда я вышла из храма, уже окончательно стемнело. Арчибальд стоял вместе с Лили. Они ждали меня. Заместитель и правая рука моего супруга прикрывал от стылого ветра мою служанку. Лили же куталась в плащ, пытаясь сохранить тепло, чтобы не дрожать, словно лист на сухой осенней ветви.
Оба выглядели немного обескураженными и даже обеспокоенными — ранее за мной подобных импульсивных поступков не наблюдалось, но и осуждения в их взглядах я и не видела.
Сегодня утром барон покинул Херцкальт и отправился на север, и только мы с ним знали, в каких на самом деле отношениях состоим. Для всех прочих мы были молодой парой, благословенной как королем Эдуардом, так и самим Алдиром.
Той же ночью, лежа в пустой постели, я размышляла над словами Петера. Нет, ни один разговор не мог дать ответов на терзающие меня вопросы, но впервые в моей груди появилось чувство, отдаленно напоминающее надежду.
Возможно, все эти годы я спрашивала не о том. Сперва главный вопрос моих жизней заключался в том, зачем я перерождаюсь, а уже после — почему не могу упокоиться во тьме смерти. Но сейчас в моей душе появился другой вопрос, который одновременно и страшил меня, и давал надежду на обретение нового пути.
Звучал он до боли просто и незамысловато, и от этого становился еще сложнее в своем осознании.
Ведь как и сказал Петер, Алдир дарует нам радость с каждым восходом солнца, и обещает наступление нового дня с каждым его закатом. Это непреложный ход вещей, который невозможно оспорить и невозможно отрицать, только если ты не безумец.
Так не безумна ли была я в поисках сокрытых смыслов или смерти, вместо того, чтобы смотреть на то, как пламенеющий диск восходящего солнца поднимается из-за горизонта?
Как мне вновь ощутить радость приходящего дня, дабы оставить позади сковывающий сердце холод сожалений? Как снова начать жить вместо того, чтобы продолжать существовать? Ведь теперь я точно знала, что прошлые терзания более не властны надо мной. Моя душа была открыта для новых чувств и переживаний, но я слишком боялась признаться в этом самой себе.
Но этот рассвет мне все же придется встретить, противиться этому чувству будет так же нелепо, как противиться силе восходящего солнца. Ведь наступление нового дня моей жизни неизбежно. Как бы темна и холодна не была предшествующая этому рассвету ночь.
  
Глава 20
 
Виктор
 
Прибыли мы в поселение вольных охотников после полудня следующего дня.
Едва наш вооруженный отряд показался из-за поворота, жители поселка тут же засуетились. Присмотревшись, я понял, что мужчин в поселении почти не было: между косыми избами бегали малолетние дети и женщины, а все мужчины и подростки, видимо, были сейчас на промысле.
Первыми в поселок зашли как раз торговцы — они же и объяснили встревоженным жителям что происходит и почему вместе с ними пришли вооруженные люди, и кто мы вообще такие.
Дружинников, да и тем более целого барона, тут не ждали. О чем мне сразу же заявила одна из жительниц:
— Мы тут по королевской грамоте стоим! — громогласно объявила женщина в сером тулупе из заячьих шкур. — И поборами заниматься вам не дозволим! Так и знайте!
— Чего орешь, — рыкнул на нее Ларс, спрыгивая на землю. — Что с вас взять, нищих. Тулуп твой? Не верещи так, по делу мы прибыли! И давай, кланяйся живо, перед тобой целый барон Херцкальта!
Подкрепляя свои слова делом, мой зам сделал шаг вперед и потянулся к плечу женщины, но она только ловко увернулась от его ладони, отпрыгнув назад.
— Перед мытарем королевским кланяться буду! Или другим королевским человеком! А барону тут власти нет! — опять закричала женщина.
  
Обстановка внезапно стала накаляться. Мои парни, которые еще пять минут назад лениво подшучивали друг над другом и обсуждали, чем займутся, когда вернутся в Херцкальт, сейчас выглядели напряженно и даже зло. Мы все вместе гнили по северным лесам, я заслуженно, по их мнению, получил титул и надел, в Херцкальте меня либо уважали, либо боялись. Либо все вместе взятое. Да и даже королевский стряпчий, который оформлял дело Легера, передо мной склонял голову, ведь я был аристократом.