В самом Сердце Стужи. Том II (СИ)

Как он отреагирует на мое самоуправство? Даже если барон Гросс и разгневается, его злость поутихнет к моменту возвращения в замок, да и я была уверена, что польза от расчетов, которые я сделала после самостоятельной сверки учетных книг, поможет ему в переговорах.
Мой муж планировал измену, и я всецело его в этом поддерживала.
Торговля — самые мощные кандалы, самый лучший способ сохранения мира. Основная проблема пограничных стычек была не в том, что северным соседям был ненавистен народ Халдона, ненавистна вера в Алдира — они были последователями культа Хильмены — или ненавистен сам факт соседства.
  
Северные варвары устраивали набеги ради разграбления. Даже рабов в плен не брали — как это делали во время войн все прочие народы. Ведь их было просто нечем прокормить. Варвары севера жили скотоводством, рыбалкой и охотой, а все пригодные для сельского хозяйства земли уже были заняты Халдоном, Лютедоном или Шебаром.
И если моему мужу удастся купить безопасность и процветание Херцкальта за хлеб, причем за хлеб не в качестве дани, а через меновую торговлю, это будет огромным достижением.
Пусть за него король Эдуард может приказать снять голову с плеч.
Мне казалось, что я достаточно хорошо изучила Виктора Гросса за эти месяцы и теперь была просто уверена в том, что он выберет этот самый рисковый, но при этом самый эффективный способ улучшить положение своих земель.
Но главное, чтобы он вернулся живым. Ведь никогда не знаешь, что может случиться в северных лесах, куда он направился.
— Миледи, вы так задумчивы… — Лили укрыла мои плечи плащом, ведь уже вечерело, и в приоткрытые ставни стал задувать морозный ветер.
Я же продолжала сидеть с шитьем в руках, но моя игла давно перестала двигаться. Я только смотрела куда-то за горизонт, размышляя о прошлом, настоящем и будущем.
— Вы будете ужинать? Приказать накрыть на стол? — спросила служанка.
Я повела плечом, пытаясь сбросить накатившую тоску и оцепенение.
— Принеси просто хлеба, сыра и вина. Я перекушу здесь, — ответила я.
Коротко поклонившись, Лили исчезла в коридоре, я же попыталась хотя бы закончить последний стежок.
Есть не хотелось, во всяком случае, не за пустым столом. Когда барон убыл в Атриталь, чтобы доказать вину бывшего бургомистра Легера, мне не было столь тревожно. Наверное, потому что исходя из моего обширного жизненного опыта, я понимала, что эта история не может разрешиться как-то плачевно. Сейчас же все было крайне неопределенно, крайне запутанно и сложно.
Что скажут охотники?
Как отреагируют варвары?
Не грозит ли моему мужу опасность?
Я из всех сил старалась не делать этого, но мои воспоминания все возвращались и возвращались к моей первой и второй жизням. Я вспоминала то чувство, что жгло в груди, вспоминала руки, нежно касающиеся моей шеи и плеч, скользящие по бедрам пальцы и горячее дыхание над ухом. Я вспоминала все это и сравнивала. С широкой спиной барона, которую я наблюдала каждую ночь в нашей постели, с его волевым взглядом и острым профилем, с его черной бородой, которая у столичных повес вызвала бы только хохот и отвращение. Сравнивала, и понимала, что последнее сейчас вызывает во мне намного больше душевного трепета, чем все тревоги и переживания прошлых жизней. Образ Виктора Гросса в черном доспехе верхом на коне, за столом со странным железным пером для письма в руке или вовсе, выходящего из-за ширмы в одной лишь льняной простыни на бедрах — все это было намного ярче воспоминаний, которые, казалось, будут мучать меня целую вечность. Память о моей первой, истинной жизни, отпечаталась в моей душе каленым железом, и все последующие перерождения я тащила этот груз, этот невыносимый груз наивных заблуждений, безобразных страстей и бесполезных сожалений.
Они, воспоминания, отравляли каждую мою бытность. Каждый мой путь, что я начинала заново, стоял на фундаменте из обид и страхов.
Сейчас же, с удивлением для самой себя, я открыла в своей душе новую дверь для новых переживаний. Нет, они не могли перечеркнуть всего, что случилось со мной в предыдущих жизнях. Они не могли стереть мне память или избавить от душевной боли, что терзала мою суть день за днем, год за годом, жизнь за жизнью. Но эта дверь, за которой меня терпеливо ждала фигура в черном доспехе и столь раздражающем меня глухом шлеме, фигура с пером в руках или глиняным горшочком, массивная фигура Виктора Гросса отбрасывала на все эти переживания огромную тень. Заставляя их если не исчезнуть, то поблекнуть и потерять краски.
Ноги сами вынесли меня во двор замка. Пройдя мимо стражи на воротах, я даже не заметила, как меня окликнули, и очнулась, только когда со мной поравнялся Арчибальд.
— Миледи! — встревоженно воскликнул мужчина. — Мы скоро закроем ворота! Куда же вы?
— Ох… — я огляделась по сторонам и поняла, что прошла уже половину рыночной площади, а за спиной Арчибальда поднялась настоящая суматоха.
Никто не рискнул схватить меня за руку и остановить, но вот послать за старшим стражники успели. Там же, у ворот, я заметила и фигуру Лили, которая, подхватив юбки, спешила к нам со всех ног.
— Я хотела помолиться, но погрузилась в свои мысли, — я отвернулась от замка и посмотрела на острый шпиль храма, копьем возвышающийся над крышами домов у северной стены города. — Вы не проводите нас, господин Арчибальд?
— Почту за честь, миледи, — тут же поклонился мужчина, после чего подал несколько сигналов бойцам на воротах.
Не знаю, какие были дела у Арчибальда этим вечером, но мне на самом деле нужно было в храм. Старые привычки взяли свое — в момент глухой тревоги я искала успокоения в ставших мне родными стенах.
Часовенка, что выполняла роль храма в Херцкальте, выглядела почти неряшливо и крайне неприметно, и если бы не высокий шпиль, взмывающий перстом в небеса над всеми прочими зданиями, я бы никогда и не вышла за пределы замковых стен, чтобы посетить это место. Просто бы не знала, в какую сторону мне нужно двигаться.
Петер выглядел обескураженно, но едва моя нога ступила через порог храма — тут же бросился мне навстречу, оставив свои дела у алтаря. Я видела, что он как прилежный молодой жрец готовился к завтрашней утренней молитве. Процедура сия была необязательна и проводилась, обычно, только в больших храмах, но уж точно не в таких местах, как это. Но Петер был силен в своей вере и крепок в плане дисциплины, если это касалось служения. Даже в прошлой жизни, когда он стал высохшим дряблым стариком, едва способным взойти по трем ступеням до алтаря, он все равно продолжал проводить утреннюю и вечернюю молитвы лично. Хоть приготовления к ним уже и стали заботой служителей главного храма Патрино.
— Миледи Гросс! — воскликнул пышущий жизнью толстяк Петер. — Какой визит! А я и не надеялся свидеться с вами так скоро!
Арчибальд остался за порогом — сторожить вход. Там же я приказала остаться и Лили. Я хотела поговорить с Петером как с духовником, а значит, лишние свидетели мне были ни к чему.
Жрец аккуратно взял меня за руку и проводил к старой истертой скамье, стоящей в небольшой нише у боковой стены. Сокрытые от посторонних глаз — от входа этого места видно не было, мы могли спокойно побеседовать, не волнуясь, что нас прервут на полуслове.
В любом храме было такое место, но обычно для этого отводились целые комнаты. Здесь же ограничились только вот такой скамейкой и подобием уединения.
— Какая тревога привела вас в дом Алдира? — участливо спросил Петер, твердо, но заботливо глядя мне в глаза.
Я помолчала. Посмотрела на высокий свод храма, уходящий куда-то во тьму. На старые деревянные перекрытия, на убогие подсвечники на стенах и истертый алтарный камень, уже пошедший трещинами в нескольких местах. Да, внутреннее убранство храма соответствовало картине за порогом. Край обитаемых земель, забытое и людьми и богами место под названием Херцкальт, место, где сходился поток двух холодных северных рек, место, в котором, казалось, могло замерзнуть само время.