В самом Сердце Стужи. Том II (СИ)

— А если я не хочу его передавать? — спросил мужчина.
— Как это? — ужаснулась я. — Вы хотите присвоить себе имущество бургомистра⁈
— Я хочу оставить все деньги Легера в казне надела, — раздраженно ответил барон. — Зачем мне столько серебра? Я его что, есть буду?
— Любой живой человек склонен к стяжательству… — пробормотала я, опуская глаза.
Почему я решила, что барон захочет оставить деньги и имущество Легера себе? Потому что я бы поступила точно так же?
  
— Так мы можем записать это в доход нашего юрлиц… — барон запнулся на незнакомом мне слове, — мы можем перевести все это добро в казну надела?
— Так казна надела это и ваша казна, милорд, — ответила я.
Тут Виктор Гросс только покачал головой. После чего мужчина встал и, взяв в руки вощеную дощечку для письма, подошел ко мне. Этот ученический предмет появился у нас на днях, когда мой муж стал практиковаться в письме на всеобщем донском, чтобы не переводить бумагу. Рабочие записи он все еще вел на сорогском, но старался использовать только цифры, которые были схожи в обоих языках.
— Вот это общая денежная масса надела, — начал говорить Виктор, выводя на вощеной дощечке круг. — А вот это деньги, которые находятся в прямом распоряжении лорда, то есть меня.
Внутри круга появился кружок поменьше.
— Согласно законам Халдона, мы должны уплатить десятину с фактического годового дохода, — на последнем слове барон сделал ударение. — То есть с вот этого свободного остатка.
— Все так, милорд, — ответила я, внимательно глядя на дощечку.
— То есть доход это то, что остается сверх городских расходов по итогам года, правильно? — продолжил рассуждать мужчина.
— Все верно.
— Можем ли мы до осенней уплаты налогов перевести все имущество Легера в денежный эквивалент, поместить эту сумму в казну и при этом потратить ее на нужды города? Ведь это будет реальная расходная часть надела. Например, если я заложу новую мельницу или начну расширение подсечных полей? С нас же не смогут стребовать деньги, которые были вложены в развитие земель? — спросил барон.
Я с недоумением посмотрела на супруга.
— Зачем вы собираетесь тратить столько денег? Обычно таким занимаются купцы и мастеровые. Ваше дело взимать налоги и следить за порядком, получая свою часть дохода с этой работы, — заученно отчеканила я в ответ.
Лорды могли дать ссуду вольным фермерам и заключить контракт, но основной задачей аристократа всегда была война, сбор податей и слежение за порядком. Никто особо не вкладывался в свои земли, оставляя подобные риски на откуп купеческому сословию и простолюдинам. Пусть они рискуют. Если прогорят — так тому и быть, а если все сложится удачно — лорд получит в казну дополнительные налоги.
— Но ведь у нас есть и ресурсы, и возможности… — начал барон.
— Скажу больше, милорд, — перебила я мужа. — Аристократу не пристало заниматься подобными вещами. Торговля, вложения в производства или поля — удел купцов, мастеровых и фермеров. Аристократ не должен опускаться до подобных мелочей. Власть дана вам Его Величеством Эдуардом не для этих дел…
— То есть мне отослать все эти деньжищи в Патрино, а самому смотреть, как Херцкальт загибается без поставок муки? — уточнил Виктор Гросс.
Впервые за все время нашего знакомства я увидела злой блик в глазах мужа. Он смотрел на меня сейчас если не с пренебрежением, то с толикой разочарования. Как будто я не понимала очевидных вещей и несла сейчас откровенную чушь.
— Предположим, я не обычный аристократ, миледи, — холодно продолжил мой супруг, стуча ученической палочкой по дощечке. — Я вчерашний простолюдин и наемник, выходец из крестьянства. И я спрашиваю, еще раз, сможем ли мы перевести всё конфискованное имущество Легера на баланс городской казны, чтобы вложить их в развитие Херцкальта и потом отчитаться перед короной о нулевых доходах за этот год? А как там принято поступать у халдонских аристократов меня мало интересует.
Последняя фраза резанула мой слух, словно Виктор Гросс не просто не относил себя к аристократии, хоть и получил титул и надел, а вовсе не считал себя выходцем из Халдона. Но сейчас было не время задавать подобные вопросы, этот мужчина ждал моего ответа.
— Это возможно, Милорд, — ответила я. — Но неужели вы планируете потратить до конца лета больше трех тысяч серебра? Только клад стоит фунтов пятьдесят, а все остальное еще восемьдесят… Это огромные деньги.
На это мое замечание барон только хмыкнул. Видимо, у Виктора Гросса уже был свой план.
— Для начала нам нужно оценить все это имущество, — недобро оскалился мой муж. — Предлагаю завтра же пригласить в замок наших уважаемых купцов, чтобы они назвали справедливую цену за него. Королевский стряпчий еще не уехал.
Да, приказчик задержался в городе как раз для вопроса описи имущества бывшего бургомистра, ведь конфискация проводилась, в том числе, и в пользу государства. Так что перед отбытием этот человек должен был задокументировать и эту процедуру.
— Вы же понимаете, что эти мошенники попытаются вас ободрать и будут назначать самые низкие цены, какие вообще возможны? — уточнила я, не веря, что Виктор Гросс попадется на такую простую уловку со стороны купечества. — Может, стоит послать за гильдейским купцом в Сильдорф или Вусбург? А может даже в Кальтендорф или Херцберг? Они предложат намного больше.
— А вот мне как раз низкие цены и нужны, — улыбнулся Виктор. — Вам же приглянулись некоторые гобелены и посуда, так, Эрен? Да и ткани у бургомистра хранились неплохие…
Я не особо поняла, что собирается провернуть мой супруг. Но ведь это был Виктор Гросс — самый странный командир наемников в истории Халдонского Королевства…Наверняка, у него есть какой-то план.
Старую собаку невозможно научить новым трюкам, так что когда купцы были приглашены в замок, им сообщили, что барон желает распродать имущество бывшего бургомистра, а все средства будут перечислены в казну в счет ущерба.
С точки зрения купцов мотив моего мужа был прост. По их мнению, барон хотел перевести предметы в живую монету, чтобы положить эти деньги в свой карман. Ведь если оставить имущество Легера как есть, его может изъять королевский мытарь этой же осенью в счет понесенного короной ущерба. А значит, на этом деле можно неплохо погреть руки, если предложить мало, а потом продать задорого.
Барон в оценке участия не принимал — отправил с купцами в комнаты, где сложили имущество казненного бургомистра, только королевского приказчика и Арчибальда, а сам, довольный, засел вместе со мной в кабинете. Сегодня у нас был назначен урок письма на донском.
Когда же вернулся королевский стряпчий передать список, который он составил со слов купцов, оказалась, что общая оценка имущества Легера, по их мнению, составила не более двадцати восьми серебряных фунтов за вычетом горшочка с кладом, который им даже не показывали. Таким образом, цену конфискованного добра они занизили почти в три раза от наших с бароном прикидок.
— Милорд Гросс… — начал приказчик, нервно оглядываясь по сторонам. — Оценка завершена. Купцы спрашивают, когда смогут забрать товар для его продажи.
— Сообщу им об этом лично, — деловито ответил барон, забирая документ и тут же перекладывая его на мой стол. — Вы приложите копии для доставки казначеям в Патрино?
— Конечно же! Можете не сомневаться! — заявил стряпчий, низко кланяясь. — И ваше прошение прислать на постоянную работу собственного приказчика для надела я также составил!
— Тогда остальные вопросы решите с Арчибальдом, — кивнул барон и легким, совершенно естественным жестом, отпустил стряпчего.
  
Когда Арчибальд, который сопровождал клерка, прикрыл дверь в кабинет, мой муж тяжело откинулся на спинку своего стула и по-простецки закинул руки за голову.
— Двадцать восемь фунтов… Это сколько? Пятьсот шестьдесят серебра?
— Здесь двадцать семь фунтов и десять серебряных монет, — ответила я, пробегаясь глазами по документу, который написал стряпчий.