Когда я закрываю глаза

– Конечно. Что будешь есть? Мама опять сотворила волшебство.
Это точно. Для начала я решила выпить чаю. С едой лучше повременить. Есть не хотелось, к тому же я не знала, что из всего приготовленного мамой придется мне по вкусу. Ограничимся чаем.
Мама неуверенно села за стол, папа безмятежно взял булочку и разрезал точно пополам. Он терпеть не мог неровные куски.
– Все хорошо? – окинув меня скептическим взглядом, мама глотнула чай из своей гигантской кружки.
  
Я вцепилась в горячую чашку, словно утопающий за соломинку.
– Что-то болит? Нужно к врачу? Я заведу машину. Это голова или… – взволнованно продолжила мама, встревожившись. Ничего удивительного. Будь у меня дочь, которая пережила аварию, я, наверное, сошла бы с ума. Поэтому я быстро перебила маму, пока она ничего себе не напридумывала.
Особенно, что-то плохое.
– Нет-нет. Это… Мне просто хотелось поговорить с вами.
Я нервничала все больше, а вот мама немного успокоилась. И все равно она посмотрела на папу, будто без слов пытаясь сказать ему: «Что-то не так». Сразу заметно, что в голове у нее гудит сирена, она настороже. Мне знаком этот взгляд. Как я уже говорила, у мамы особое чутье к нам, ее детям. Другое дело папа – словно ничего не заметив, он с улыбкой кивнул:
– Всегда с радостью. Давай.
– Да, ты можешь рассказать нам что угодно. Твоего отца больше заботит количество масла на булочке.
Тем временем папа положил сверху кусочек сыра. Она уверен, что блюдо вкуснее, если в нем все распределено равномерно. Мама готовила пиццу – папа всегда сам занимался своей половиной и подходил к этому делу очень серьезно. Каждый ингредиент он клал отдельно, на определенном расстоянии от других. У мамы всякий раз случался нервный срыв от этого зрелища.
Я вздохнула и сделала глоток, пытаясь привести мысли в порядок, выстроить слова в голове в правильной последовательности. Вкусный чай. Слегка пряный.
Поставив чашку, я уткнулась в нее взглядом. На поверхности чая отражались солнечные лучи. Мама с папой ждали, когда я что-нибудь скажу. Пора начинать.
– Вы говорили, что я изменилась. После аварии. Очень сильно? – произнесла я, подняв глаза на родителей.
Мама выглядела ошарашенной. Папа положил булочку на тарелку и облокотился о стол, сплетая пальцы в замок. Они с мамой переглянулись.
– Солнышко, о чем ты? – спросила мама.
– Прошу, не надо, – покачала головой я. – Вчера вечером вы говорили об этом внизу, а я подслушала. Ты переживала, сказала, что я стала другой. Мне нужно знать, что это значит.
Молчание.
– Какой я была до аварии?
Мама округлила глаза, а папа, прищурившись, строго уставился на меня.
– У тебя провалы в памяти? – догадался папа.
У мамы чутье на некоторые вещи, а у папы – умение быстро обобщать все.
– Поехали к врачу. Срочно, – с этими словами мама отодвинула стул, но папа накрыл ее ладонь своею и сжал.
– Не спеши, – сказал он. – Пусть Нора сперва расскажет, что к чему.
Руки у мамы тряслись. Однако она кивнула и замерла.
– Это не совсем провалы в памяти. Да, я помню не все, однако это не кажется чем-то неправильным… – Я скривилась. Ну почему не получается объяснить по-человечески!
– Кое-чего нет, – наконец, выдавила из себя я.
– Доктор Альварес говорит, что это не повод для беспокойства. В первые недели после аварии такое бывает, – заметил папа.
Его невозмутимость придала мне сил, поощрила продолжить.
– Дело не в этом. Я не врач, но понимаю, что не стоит бить в набат из-за нескольких утраченных воспоминаний, – ответила я.
– Однако?
– Как я изменилась?
– Что тебя тревожит, Нора? – прямо спросил папа.
Мы встретились взглядами. Ну, шансов у меня не было. Папу не переупрямить.
– Воспоминания, которые сохранились… с ними что-то не так, – призналась я.
– В каком смысле? – осторожно поинтересовалась мама.
– Они есть… я… Боже мой, все так сложно! – Я в отчаянии застонала, убирая за ухо несколько прядей, упавших на лицо. – Чувств нет.
Мама судорожно вздохнула.
– Значит, ты все помнишь, но ничего не чувствуешь? – неестественно высоким голосом уточнила она.
– Нет-нет! – Я поспешила успокоить маму. – Я чувствую. Могу чувствовать. У меня есть какие-то суждения. Но все это появилось недавно. Я не помню, что чувствовала до аварии. Это сложно объяснить, – я задумчиво потерла лоб. – В голове у меня картинки, которые показывают какую-то историю, однако не про меня, а про кого-то другого. Картинки будто нарисованы чужой рукой, это воспоминания незнакомки. Мне известны события, но я не понимаю, что чувствовала в тот миг. Нравилось мне это или нет. Мое отношение к этому исчезло. Просто испарилось.
Никакой реакции.
– Поначалу я не хотела об этом рассказывать, тревожить вас, но вчера случайно подслушала ваш разговор. Не весь. Но услышанное заставило меня задуматься. Давайте поговорим об этом, вдруг будет толк.
Да, очень тяжело признаваться, что в тебе что-то работает неправильно. Это огромный шаг. Особенно в мире, где все всегда должно работать надлежащим образом. Ты исправляешь себя целиком и полностью, а в конце задаешься вопросом – а как вообще правильно? Какое-то сумасшествие. Понятия не имею, к чему эти мысли.
– Звучит…
– Сложно?
– Да. Но я постараюсь понять, – папа улыбнулся.
Я с облегчением вздохнула. Пока родители спокойны. Это замечательно.
– Не знаю, как быть, – сказала мама.
Я ее прекрасно понимала. Самой не ясно, что делать.
– Подождем постлечебного осмотра, – предложил папа, и я кивнула.
– Все это как-то связано с Сэмом?
Ничего от папы не утаишь. Он снова взял булочку и надкусил. Вел себя так, будто разговор шел о погоде, а не о том, что у его дочери не все в порядке с головой.
– Про мои тайные побеги ты тоже знал, да?
Папа ухмыльнулся с полным ртом, а мама испуганно посмотрела на меня:
– Ты тайком сбегала из дома?
Ладно, у мамы просто развита интуиция, а вот с папой и его аналитическим умом лучше быть осторожнее.
– Да, Сэм здесь тоже замешан, – ответила я папе. – У меня много воспоминаний о нем. Сама не знаю, почему, но он не выходит у меня из головы. Думаю, с его помощью я все улажу. Все выясню.
– Вы с Сэмом дружили много лет.
– Погодите, так что там с тайным побегом? – не унималась мама.
– Поверь, все было прекрасно.
Мои слова маму совсем не успокоили. Она недовольно пробормотала что-то себе под нос и скрестила руки на груди. В тот миг она очень напоминала Лу. Хотя способностями к дедукции сестра пошла в папу.
– То есть Сэм поможет тебе разобраться с провалами в памяти.
– Именно. И… будет очень здорово, если вы тоже поможете.
Кивнув, папа снова откусил от булочки. Пока он жевал, никто не проронил ни слова.
– Ты стала спокойнее, – неожиданно сказал он. – Ты никогда не была такой вспыльчивой, как Лу, но в упрямстве тебе не занимать.
– Ну простите, это ваши гены виноваты.
Мама вздохнула:
– Гены папы. Не принимай я участие в родах, засомневалась бы, мои ли вы дети. От меня в вас почти ничего.
Она улыбалась, поэтому эти слова прозвучали нежно.
– Помню, что раньше мы часто ссорились, – произнесла я. – Особенно в последние годы.
Никто не принялся меня разубеждать.
– Мы с Лу мало общались? – расстроенно уточнила я.
– Ты почти все время проводила с друзьями, – объяснила мама.
– Так и должно быть. Это безумное и трудное время в жизни любого молодого человека. Еще и выпуск из школы на носу, – вступился папа.
Я сделала глоток.
– Это мой любимый чай. А вот ты его терпеть не могла, – прошептала мама, глядя на мою чашку.
– Ну же, попробуй еще раз. Чай правда вкусный. И зимой в Рождество, и летом, охлажденный долькой лимона.
  
С этими словами мама сунула мне в руки чашку с фруктовым чаем, слабо пахнувшим яблоком и корицей. Я недовольно скривилась. Сказала же, что хочу взять с собой в школу кофе, поэтому мне нужен специальный термос. Стильный и небольшой, чтобы влезал в школьную сумку. Но мама в своем репертуаре. Опять пытается всучить мне чай или воду. А ведь я давно не ребенок. Все классные ребята и девчонки пьют кофе.