Поющий волк в овечьей шкуре (СИ)

Но сам же прекрасно понимал, что в этом случае бандиты просто открестились бы от всего.
Да, сбили случайно. Но, пострадавший сам нарушил правила, идя по проезжей части.
Да-да, товарищ следователь, хотели доставить в ближайшую больницу. Но гражданин-то, на поверку, оказался буйным. И сразу же принялся махать кулаками!
Повреждения?
Какие повреждения⁈ Да, будь на нём хоть царапина, разве смог бы он нам двоим рожи начистить⁈
Так или, примерно так, отпирались бы наехавшие на меня субчики. И, почему-то я на сто процентов уверен, что избежать уголовного наказания им бы удалось.
Так как телом своим я владею в совершенстве. Прыгнул я вовремя, сгруппировался правильно. И, соответственно, никаких переломов, вывихов и прочих «тяжких телесных» у меня нет. Разве что, пара ушибов, но это почти не считается.
Короче, задерживать их не было никакого смысла. А бить морды просто так, не выведав хотя бы минимальной информации, вообще глупо.
Вот я и ехал… В багажнике…
С нетерпением ожидая прибытия и предвкушая, как отблагодарю «комитет по встрече».
Вскоре, судя по небольшому крену, мы куда-то свернули и через пару-тройку минут остановились перед преградой. Снова хлопнула дверца, на этот раз одна. Потом, сквозь шум работающего на холостых мотора, послышался скрип и железное бряцание открываемых ворот. И, наконец, мы прибыли.
Мотор заглох, дверцы машины издали соответствующие звуки, а сам автомобиль еле ощутимо закачался. Когда ехавшие в более комфортных условиях пассажир и водитель вылезли из салона.
— Привезли? — Негромко но, с явно начальственной интонацией спросил новый мужской голос.
— Да, Альберт Трифонович. — С оттенком подобострастия заверил его один из моих похитителей. И, подхалимски захихикал. — В лучшем, можно сказать, виде. Связанного и упакованного по всей форме.
— Откройте. — Властно распорядился тот.
Крышка багажника с негромким щелчком поехала вверх, явив пред светлые очи заказчика этого, во всех отношениях замечательного, перфоманса. (Вот чёрт, опять не часто используемое советскими людьми слово. И, конечно же, в очередной раз прости, Создатель, за упоминание имени Врага Твоего)!
Не желая раньше времени выдавать, что нахожусь в сознании, не стал раскрывать глаза. И, тем более не поднял головы, чтобы как следует рассмотреть обрекшего себя на очень большие неприятности человека.
Пусть все трое побудут в блаженном неведении. Относительно своей дальнейшей судьбы и тех сроков, что отмерит им наше советское законодательство.
В том, что, пусть и не с лёгкостью но с очень большой долей вероятности, сумею вырубить и затем связать всех троих, я нисколько не сомневался. Ну, почти…
Ибо всегда может произойти какая-нибудь случайность. Вроде попавшего не вовремя под ноги камушка или ещё одного подельника. Притаившегося со стволом в доме или где-то поблизости.
Который, шмальнув из-за угла, попортит мою, горячё и нежно любимую шкурку. Заодно поставив жирный крест на воцарении законности и торжестве справедливости.
— Ладно, тащите его пока в подвал. — Отдал команду главный. И, удаляясь с сторону, как понимаю, дома, зачем-то пояснил. — А я пока мальчика подожду.
Кто такой этот юноша, рассказать он, естественно, не посчитал нужным. Очевидно, что подручные и так знали. А расширять мой кругозор никто из присутствующих не посчитал нужным.
Да, оно в общем-то и так понятно. К тому же, кто, в здравом уме и твёрдой памяти, станет толкать речугу перед находящимся в бессознательном состоянии телом?
В общим, пахан свалил, а два сбивших меня урода принялись выковыривать вашего покорного слугу из багажника.
Делая это без должного почтения. Не говоря уже о простой вежливости и мало-мальской заботе о целостности моей, как уже сказал, весьма обожаемой и беззаветно любимой, тушки.
Козлы, в общем. Безрогие.
Схватив — один за шиворот, а второй за ремень, — долбодятлы вытащили меня наружу и, поскольку я всё ещё отыгрывал полутруп, незамысловато бросили на землю.
Воротник, при этом, подозрительно затрещал, а пояс больно врезался в рефлекторно напрягшийся живот.
  
«Пиздец одёжке»! — В который уже раз, тоскливо подумал я. (То есть, простите, мой единственный гардероб, по независящим от меня причинам, стремительно приходил в совершенно негодное для появления в приличном обществе состояние).
«Раздеть бы вас, выродков»! — С мечтательным злорадством подумал я. — «Лишить шмоток а, заодно, вытряхнуть карманы»!
И, в самом деле. Несправедливо получается. Меня вон, сбили машиной, привезли, один Создатель знает куда и, при этом, обращаются, как с мешком картошки.
А я, между прочим, младший лейтенант Советской Милиции. А не абы кто или какой-нибудь хуй с бугра, извиняюсь за мой французский.
И тут же, с сожалением отбросил эту, весьма заманчивую, идею. Не гоже представителю власти крохоборничать и заниматься экспроприацией у арестованных.
Хотя и очень хочется.
Можно сказать, дело это жизненно необходимое и, если и не Государственного Значения то, для меня, очень и очень важное.
Завтра ведь предстоят съёмки на телевидении. И, судя по всему, привести себя в порядок времени у меня не будет.
Ну, не просить же, в самом деле, опять поделиться приличной одеждой Сергея. Хотя, скорей всего, придётся.
Ибо в таком вот, затрапезном и бомжеватом виде, меня не то, что в студию. Меня, возможно, даже в общественный транспорт не пустят.
Хотя, если всё сложится так, как планирую, то обратно в город поеду на служебном. С мигалками и в окружении товарищей.
Тут мои, пусть и не совсем радужные но, всё-таки, согласитесь, воодушевляющие мечты, прервали самым грубым образом.
— Вставай, курва! — Сипло выдохнул один из бандитов. И, безжалостно и, между прочим, больно, пнув ногой в бок, заверил. — Я тебя, падлу, на себе тащить не собираюсь.
— Уймись, Карась! — Осадил подельника второй.
А затем наклонился и, схватив меня за волосы, повернул лицом к себе.
Не то, чтобы я в совершенстве владел мимическими мышцами. Но изобразить, скажем так, «неприхождение в сознание» у меня получилось. И, наверное зря.
Так как гады, подхватив под мышки, потянули прочь от машины. А ноги мои, в единственных, между прочим, ботинках, волочились следом. Безжалостно шкрябая по залитой бетоном дорожке и напрочь лишаясь нанесённого на фабрике лакового покрытия.
И, при этом, как вы понимаете, приходя в абсолютно непрезентабельный вид.
«Сам себя перехитрил, умник». — Неприязненно подумал я в собственный адрес. — «Мог бы и не выпендриваться. А, встав на ноги и, для конспирации держась за, якобы немилосердно болящую голову, шкандыбать за этими дятлами».
Но, сделанного не воротишь. А содранную краску и глубокие царапины, по всей видимости, придётся маскировать толстым-толстым слоем сапожного крема.
Именуемого в народе «гуталин» и, которого, как известно, полно в наших, советских магазинах.
Атас! Ай, веселись рабочий класс!
Атас! Танцуйте мальчики, любите девочек!
Малина-ягода, Атас!
Неизвестно с каких хренов всплыло в моей многострадальной голове. Чтобы тут же смениться ненаигранным удивлением по поводу, чёрт-те откуда (прости, Создатель!) появившемуся куплету и припеву полноценной но, как с сожалением вынужден был констатировать, «идеологически неправильной» песенки.
За такое, с позволения сказать, «творчество», Сергей Петровича по головке не погладят. А, вместо всесоюзной славы, скорей всего, попрут с занимаемой должности и, вполне возможно, выпишут билет в одну сторону.
А именно на Колыму.
Тут, в очередной раз зацепившись носком многострадальной обуви, я решил, что пора кончать придуриваться и негромко застонал. Давая понять, что пришёл в себя и вполне способен передвигаться самостоятельно.
— О! Кажись, очнулся, болезный! — Обрадованно вскликнул тот, кого напарник обозвал Карасём.