Мертвая река (ЛП)

Отец поднимает глаза и улыбается.
– А вот и мои девочки. Все готово, Белл?
– Да.
Она протягивает ему платье на обозрение.
– Отлично.
Отец достает перочинный нож, выкидывает лезвие и медленно подходит к женщине, прикованной к стене. Она видит, как она напряжена. Пег чувствует, как напряжена сама.
Она не может представить себя на ее месте.
Это ужасно.
Отец срезает повязку с ее бедер, и женщина впервые оказывается полностью нагой. Пег бросает взгляд на заросли между ее бедер, но это просто взгляд; притягивает ее лицо женщины. Она не видит уязвимости в этом лице. Она не уверена в том, что видит. Только то, что теперь женщина смотрит ей прямо в глаза, и Пег поражается самой себе, потому что она способна встретить и выдержать этот взгляд – одновременно хищный, как у охотящейся птицы, и открытый, как у ребенка.
  
У женщины дергается нос.
Ее глаза скользят по телу Пег. К ее животу.
К холмику ее живота, невидимому под толстовкой.
Почти неслышно она говорит:
– Реб... бенах. 
Пег вздрагивает.
Ей хочется просто сбежать отсюда, черт возьми. Просто убраться к чертовой матери. И все же она осознает, что это не обвинение, не конфронтация, ничего подобного. Это не похоже на сегодняшний разговор с мисс Ратон. Это нечто совершенно другое. А может, она ослышалась, или ей показалось, что в голосе женщины прозвучало удовольствие? Кем, или чем является эта женщина? 
Никто ничего не заметил. Отец медленно ходит вокруг женщины, осматривая, а мать наблюдает за отцом. Она видит выражение лица своей матери. Та недовольна.
Взгляд женщины по-прежнему прикован к ее животу.
Она чуть ли не благодарит отца, когда тот протягивает ей грязную повязку.
– Отнеси ее в бочку, – говорит он, – подожги и возвращайся сюда.
– Хорошо, – говорит она.
* * *
Крис смотрит на жену. Та хмурится, прижимая руками платье к груди.
– О чем ты думаешь, Белл?
– Здесь действительно нужна Пег? Ей всего шестнадцать.
– Ты думаешь, она не смотрит на девочек в раздевалке?
– Это совсем другое дело. То – девочки. А тут...
– Женщина. Да, я знаю. Я это сознаю. Эй, Белл?
– Да?
– Это моя проблема. Не забивай себе голову лишней фигней, хорошо?
Он надевает рабочие перчатки и проверяет старый ржавый слив в полу. Тот чист. Крис берет в руки распылитель, включает мойку и нажимает на крючок.
Холодная мыльная вода льется по дуге на тело женщины. Она треплет ее плоть, как ветер треплет флаг. Он никогда раньше не видел ничего подобного, разве что в фильмах, где парня подвергают ускорению под действием силы тяжести. Она закрыла от струи глаза и рот и мотает головой из стороны в сторону. Когда вода ударяет по ее натертому до крови запястью, она открывает рот и кричит.
Он отпускает спусковой крючок.
Поворачивается к жене и улыбается. Или делает что-то вроде полуоборота. Потому что у него такая эрекция, что надо быть мертвым, чтобы ее не заметить. Он не осознает этого, но Белл отступила почти до самой лестницы. Она пытается улыбнуться в ответ, но у нее ничего не получается.
– Давай посмотрим, что у нас получилось, – говорит он.
Женщина качает головой и выплевывает изо рта белую кашицу, стекающую по ее телу. Он смотрит на нее.
– Неплохо, – говорит он. Но ее нужно вымыть лучше. А для этого придется подойти ближе.
* * *
Брайан выполняет штрафные броски, когда Пег возвращается от бочки.
Дорогуша пытается подавать ему отскакивающий от земли мяч – носится за ним, но едва может обхватить руками. Брайан это терпит.
Все они слышат крик женщины, и это останавливает их. Дорогуша хмурит брови, как это бывает, когда она озадачена. Брайан улыбается Пег.
– Я всегда пропускаю самое интересное, – говорит он.
– Это и есть самое интересное? Что, блядь, с тобой не так, Брайан? Господи!
Она тащится обратно в погреб.
– Пег сказала плохое слово, – слышит она голос сестры позади себя.
«Какое?» – думает она. «Блядь» или «Господь»? 
В погребе она сразу же осознает две вещи. Во-первых, ее мать отошла так далеко, что практически стоит на ступеньках. Она так сильно вцепилась в платье, что костяшки пальцев побелели. Во-вторых, отец придвинулся ближе к женщине, теперь он – всего в нескольких футах от нее, и струя бьет на женщину, ее лицо выражает подлинное страдание, когда отец проводит струей от промежности к бедрам, к животу, к каждой груди и снова – вниз, такими торопливыми мазками, как будто красит какую-то стену, только эта стена движется, корчась от каждого удара струи, это сущая пытка. Повязки слетели с ран и лежат мокрой грудой у ее ног. Пег наблюдает за этим и практически чувствует струю на своей коже, как будто она – это женщина, а женщина – это она. Пег видит, как глаза женщины обращаются к ней и к матери, стоящих у лестницы, и молча умоляют их обеих.
Женщина что-то говорит. Или пытается сказать. Но выходит слишком неразборчиво.
Отец меняет направление струи. Вверх по ее груди, затем – по руке к запястью. К запястью, которым она тянулась к нему – по руке, схватившей его. Ее запястье теперь черное, на нем белеет запекшаяся кровь. Женщина воет, просто визжит. Задыхается. А потом снова воет, очень громко. Пег никогда не слышала такого воя и никогда, никогда не хотела бы услышать его снова.
– Папочка, пожалуйста! Папа! Остановись! Ей больно! ТЫ ДЕЛАЕШЬ ЕЙ БОЛЬНО!
Она никогда так громко не кричала.
Отец отпускает курок и поворачивается к ней. Она догадывается, что удивила его. Что ж, она и сама удивлена. И мама тоже удивлена. В глазах матери можно прочесть: «Неужели это моя дочь? Моя маленькая Пегги? Пегги, так тихо игравшая в детстве, что приходилось проверять ее в манеже, чтобы убедиться, что она жива?»
Если, конечно, вся эта чушь про тишину – не семейная легенда.
– Пожалуйста, папа. Пожалуйста. Хватит!
Отец выглядит... ошеломленным или что-то в этом роде. Как будто она вывела его из какой-то странной глубокой задумчивости. Он качает головой.
– Она еще грязная, – бормочет он и снова включает мойку.
Струя бьет ее по запястью.
И снова раздается визг забиваемой свиньи.
– Да ну вас всех на хрен! – кричит Пег и поворачивается к лестнице. Мать пытается остановить ее, но это получается лишь наполовину. Руки матери опускаются почти сразу же, как только она прикасается к Пег. Но отец тоже услышал ее и выключил распылитель.
– Тащи свою задницу обратно, черт бы тебя побрал!
А Пег, уже на полпути вверх по лестнице, зная, что отец стоит прямо за ней, что мать даже не попытается его удержать, просто не посмеет, вдруг слышит то, что останавливает их всех.
Слово из уст женщины. Сказанное очень тихим голосом. Голосом, хриплым от слез.
П-жалста.
И тогда они все поворачиваются к ней. «Неужели она действительно так сказала? – подумала Пег. – Это ведь по-английски?»
Пожалуйста? Женщина кивает. Она снова повторяет это слово, и от его звука сердце Пег бьется очень-очень часто.
П-жалста.
Отец улыбается и с грохотом роняет распылитель на мокрый пол.
– Вот это да, черт бы меня побрал, – говорит он. – Белл, Пег! Принесите полотенца. И аптечку. Надо будет снова ее подлатать. – Он качает головой. – Ну ни фига себе!
 Глава 19 
Поступок девушки удивил ее. Она умоляла их обеих о помощи («Помоги мне, мать!»), но на самом деле не ожидала содействия. Она благодарна. И очень сильно травмирована. 
  
Везде – острая боль. Во всем теле. Она чувствует себя так, словно ее натерли песком. Она мерзнет. Груди болят. Мокрые волосы свисают ей на глаза, так что она едва может видеть, но у нее не хватает сил стряхнуть их с глаз. 
Мужчина подходит ближе. Слизывает немного слюны с губ.