Порочный Принц (ЛП)

Мои ногти впиваются в его спину, когда я хватаю ртом воздух и обнаруживаю сильный запах его, нас, смешивающийся и усиливающийся и поднимающий меня на новые высоты.
Когда волна накатывает на меня, это отличается от оргазмов, которые он вырывал из меня до сих пор. Этот удар проникает под кожу, прежде чем напасть на меня из ниоткуда.
Я падаю сильно и быстро, и единственная пропасть это Ронан.
Просто Ронан.
Это лучшая бездна, в которой я не знала, что нуждаюсь.
Он еще не закончил. Даже близко нет. Он продолжает входить в меня снова и снова, как будто никогда не закончит со мной.
Как будто он может трахать меня до бесконечности.
Его толчки становятся длиннее, быстрее и болезненнее. Они такие болезненные; это восхищает и возбуждает.
Я никогда в жизни не была так возбуждена. Словно он прикасается ко мне, и мне конец.
Я разбита вдребезги.
Я наделена полномочиями.
Он протягивает руку между нами и щелкает по клитору.
— А теперь снова падай со мной.
Я так и делаю.
Я просто это делаю.
Я кончаю в тот же момент, когда его спина напрягается, и его толчки резко прекращаются.
— Моя. Только моя, блядь, — рычит он, прежде чем завладеть моими губами в животном поцелуе.
  
 Глава 22 
 
 Ронан 
 
Жадность — это просто жадность.
Тебе никогда не бывает достаточно, сколько бы ты ни получал. Ты никогда не останавливаешься, словно все твои тормоза исчезли.
Это погружается в воду и не находит выхода.
Это спать с девушкой, которую ты никогда не хотел видеть рядом, не говоря уже о том, чтобы обнимать ее.
Веки Тил закрылись вскоре после второго — или это был третий? — раунда. После второго, определенно после второго. Мне нравится верить, что я выше некрофилии, так что давайте оставим это на втором.
Хотя мои границы, кажется, размываются, когда замешана эта девушка.
Ее волосы частично закрывают лицо, когда она кладет голову мне на грудь, а ее пальцы ложатся мне на живот — ее чёрный маникюр.
С ее длинными ресницами, трепещущими на щеках, она, кажется, моложе, уязвимой, совсем не похожей на Тил, которую все знают — и которой втайне завидуют.
Втайне, потому что все хотят быть такими же незатронутыми, как она, такими же уверенными в себе, как она, но на самом деле они никогда не достигнут ее уровня. В их случаях это либо образ, либо принуждение. Она делает это так хорошо, потому что ей действительно наплевать на социальные стандарты.
Ее забота распространяется на нескольких людей — Итана, Нокса, Эльзу и этого гребаного Агнуса — а она даже не показывает этого так ярко.
Я провожу пальцем по ее щеке и убираю волосы с ее лица, чтобы получше рассмотреть ее и запечатлеть в памяти.
Понятия не имею, зачем нужно ее куда-то запирать, возможно, проникнуть в нее и получить право первого просмотра того, что скрывается в ее хорошенькой головке.
Я всегда ненавидел чужие секреты, но ее секреты это тот запретный плод, который я не могу игнорировать, перед чьим искушением я не могу устоять.
Мне хочется вцепиться когтями в кожу Тил, и не только физически — я хочу вторгнуться в ее мысли и заглянуть за нее, внутрь нее, везде, где возможно.
Я облажался? Возможно, но именно таким я становлюсь рядом с этой девушкой.
Вот к чему сводится великий Ронан Астор.
Даже мой член, Рон Астор Второй, согласен с любой идеей, которая предполагает быть внутри нее.
Я твёрдый с тех пор, как она появилась передо мной, и я подумал, что она призрак, видение или что-то еще, что могло бы составить мне компанию.
Как хороший подонок, я провожу большую часть ночи, наблюдая за ее спящим лицом. Рон Астор Второй все равно не дал бы мне уснуть. Этот ублюдок более чем в сознании, словно он под кайфом от Виагры.
Я вдыхаю ее, позволяя своим легким расшириться от всего, что связано с ней. Странно, что у нее нет тех определенных ароматов, как у других девушек. От нее не пахнет Шанелью или Диором. Она даже не пользуется фруктовым или цветочным гелем для душа или шампунями. От нее исходит только слабый аромат лайма, и он недостаточно заметен, чтобы считаться духами. Как будто она изо всех сил старается остаться незамеченной.
 
Но это не так. Даже близко нет.
Запах, проникающий в мой нос, больше, чем лайм, и больше ее. Немного расстроенный, немного невинный, немного... скрытный.
Тил самое близкое к туману, что я когда-либо видел. Она там, но, когда ты прикасаешься к ней, кажется, что ее почти не существует.
Она что-то бормочет во сне, и я глажу ее по волосам, пальцы теряются между шелковистыми прядями. Словно они никогда не могут растрепаться.
Интересно, как бы она себя чувствовала, просыпаясь от оргазма. В конце концов, она проспала достаточно долго.
Несправедливо, что она засыпает, пока мы с Роном Астором Вторым страдаем в тишине.
Один из способов выяснить это.
Я слегка ерзаю, и кожаный диван протестующе скрипит. Протягивая руку, между нами, я сжимаю ее соски. С ее губ срывается невнятное бормотание, когда моя рука опускается вниз, и я потираю ее клитор крошечными круговыми движениями.
В отличие от того, что я ожидал, она не сопротивляется моей руке и остается совершенно неподвижной, ее глаза плотно закрыты, а брови нахмурены. Думаю, это из-за удовольствия, которое она пытается сдержать, но потом она шепчет неразборчивые слова. Еще одно мяуканье срывается с ее губ, и вскоре превращается в рыдание.
Звук такой призрачный и грубый, что ударяет прямо в грудь.
— П-пожалуйста... — тихо всхлипывает она. — Я... прости... прости... М-мама... мамм.. Прости... пожалуйста.
Я убираю руку, будто меня ударили битой.
Какого черта?
Глаза Тил резко открываются, и на секунду они кажутся черными обсидиановыми дырами. Они полны слез, но там ничего нет, пустая, глубокая дыра.
Это первый раз, когда я вижу, как она плачет, и это самая захватывающая сцена, которую я когда-либо видел. Словно она не чувствует собственных слез, словно ее здесь нет.
Словно ее не существует.
Или, может, она существует, но в другом измерении с другими людьми и состоянием ума.
— Тил? — я зову ее по имени, когда она не подает никаких признаков того, что узнает свое окружение.
Она не моргает в течение долгих секунд, ее взгляд все еще пустота без жизни внутри.
Я крепче сжимаю ее волосы.
— Посмотри на меня, Тил.
Медленно, слишком медленно, ее глаза возвращаются ко мне. Блеск проникает в них, но она как будто ничего не видит.
Ей требуется несколько секунд, чтобы каким-то образом выйти из транса, в котором она находилась.
— Р-Ронан?
— Да.
— Что случилось...?
Ее взгляд блуждает, между нами, будто она пытается вызвать в памяти какое-то воспоминание.
Пожалуйста, скажите мне, что она не забыла о прошлой ночи; если забыла, то мы с Роном Астором Вторым пойдем и похороним себя на глубине шести метров.
— Ох... — она садится и заправляет волосы за ухо, и я начинаю думать, что это ее единственный нервный тик — или, по крайней мере, единственный, который она не может скрыть. — Обычно я не засыпаю... — она замолкает и смотрит на меня из-под ресниц. — Я что-то сказала или сделала?
Я лгу сквозь зубы.
— Нет.
Тил не из тех, кто раскрывается, если ты противостоишь ей. Во всяком случае, я думаю, что она из тех, кто прячется. Если я разрушу ее стены, она не только восстановит их, но и убедится, что на этот раз они сделаны из непробиваемой стали.
— Думаю, тебе просто приснился кошмар. — я показываю на ее лицо.
Она подносит пальцы к глазам, и когда понимает, что там слезы, быстро вытирает их тыльной стороной ладоней.
 
— Э-это странно. Прости.
— За что ты извиняешься передо мной?
Во всяком случае, это я должен извиняться. Я каким-то образом спровоцировал это.