(Не)Холостяк (СИ)

В смысле — она ничего не поймёт? Как это? А как ты тогда поймёшь? 
Вот эту загадку я в ней так и не разгадал. Она ставит мне второй раз точный диагноз, но никто ей ничего не говорил, сегодня так точно. А про аварию, тогда как узнала? Всё ведь было отлично, и вдруг сорвалась. 
Перед судом мы разговаривали с ней. И она мне рассказала, как было дело. До мельчайших подробностей. Мне тогда показалось, что она всё видела моими глазами. Но не могла же... 
Не верю я в ментализм. 
Гипноз? А я не помню? 
Нет. Она сказала, что никогда с ним не работает. 
— Готовьтесь, через час снимаем. 
Наблюдаю в зеркале, как гримёрша колдует над Алисой, делая из неё красотку. Неброский макияж, а лицо становится таким выразительным. Без очков ей гораздо лучше. Нельзя такие большие и красивые глаза прятать за стеклами. 
Мурашки пробегают по позвоночнику от ударившей в виски крови. Как я соскучился по этим ощущениям невесомости где-то в животе от того, что мои мозги плывут рядом с ней.
Меня припудривают и делают укладку, убивая этим всю брутальность. Даже рассечённую бровь спрятали. Опять лощеный малец из прошлой жизни. 
— Ваши костюмы,— подаёт ассистентка. 
— Мы что здесь будем переодеваться?— смотрит с испугом Алиса, бросая на меня косой взгляд. 
— Конечно. Мы выйдем,— хитренько улыбается и с гримёршами исчезает. 
— Я не буду при тебе одеваться!— возмущенно. 
— А я буду,— решительно расстёгиваю ремень на брюках и снимаю их. 
Она хватает воздух ртом и отворачивается. 
— Я не запрещаю смотреть,— язвлю.— Мы же не голые. А с другой стороны... Что ты у меня не видела? А вот я у тебя кое-что заметил,— наклоняюсь к ней и выговариваю слова у уха. 
Она оборачивается и врезается своими злющими глазищами прямо в мои. Столько ненависти. Порвать меня готова. А у меня всё вспыхивает внутри и хочется это выплеснуть наружу.
Но неожиданно для меня она стягивает через голову топ и снимает штаны, оставаясь в одном белье. 
У меня перехватывает дыхание, а глаза сами начинают блуждать по её фигуре. Манящая, сука, как запретный плод. 
— Ты сделала грудь?— глаза падают на бюст.
— И? После полутора лет кормления ребёнка она уже не такая привлекательная,— шипит. 
— Пластический хирург — молодец. Выглядит естественно,— пытаюсь говорить ровно, не показывая, что меня это жутко возбуждает. 
Поэтому поспешил надеть брюки. 
Но она прекрасно заметила, потому что стала быстро застегивать рубашку, продвигаясь сверху вниз. 
Над трусиками выглядывает узорчатое тату, в восточном стиле.
— Тату? Насколько помню — ты боишься боли. И визжала в Бангкоке, когда тебе маленькую били. 
— Потерпела,— рычит.— Ходить со шрамом от Кесарево напрягало. А ты скотина! 
— Это ещё почему? 
— Прекрасно знал, что белые татуировки не сводятся. Так и хожу с ней, как дура! 
Я засмеялся. Конечно, знал. Поэтому и попросил такое. 
Я свою лисичку часто по шёрстке глажу...
  
Глава 45
 
— Не будь такой ершистой,— пытаюсь немного охладить пыл Алисы.— В наших тату нет ничего такого. 
— Дело в дискомфорте. Я пытаюсь вытравить из своей жизни всё, что связано с тобой. Но ты, сука, везде, куда не ткни пальцем. Телек, реклама, баннеры вдоль дорог, новости. Везде!
— Я популярен. И как бы ты не пыталась, самое важное не вытравишь — нашего сына...
— А я пыталась...— усмехается.— Так не хотела от тебя рожать, что забила на лечение и сидела выкидыша ждала. 
— Ебанутая что ли?— взрываюсь, не веря словам. 
— Вот почти так же мне Грозный сказал, только не матом, когда узнал про беременность. Говорил, не хочешь ребёнка — отдай его мне, я воспитаю. 
Вот это откровения! Моего сына чужому мужику?! Вы совсем ку-ку?
— К себе забрал. Нянчился со мной, капризы мои гормональные терпел и бегал среди ночи в магазин, когда мне вдруг чего-нибудь прямо сейчас поесть приспичивало. Трудно в такого не влюбиться, правда? 
У меня дернулись мышцы на щеке. Не хочу я про него слышать. 
— И я не смогла сопротивляться...
 
— Идеальный... Даже тошно...
— Просто любит по-настоящему... И я его.
А вот эти слова бьют под дых. В моём сознании ты всегда моя. Никаких Грозных там и в помине нет. Только ты и я. 
Хватаю её и, сжав в руках, врезаюсь поцелуем в губы. Безжалостно, чтобы тоже было больно. Мычит и бьёт в грудь кулаками. Но я даже не замечаю. Мозг накрыло жаром закипевшей крови.
Захватываю губами её нижнюю губу и всасываю, провожу языком по ней. Алиса глубоко вздохнула и схватилась руками за мои бицепсы, сжимая с силой ногтями. Даже сквозь ткань рубашки и её тонкие перчатки они врезаются в кожу. 
Слегка кусаю за губу, оттягивая на себя. 
— Мне больно,— не отпуская её. 
— Если не отвалишь, будет ещё больнее,— говорит через губу и усиливает нажим. 
Освобождаю её от своих объятий. 
— Гас, ты плохо понимаешь по-русски?— отвешиваем мне увесистого леща по лицу. 
Щека горит огнём, что заставляет взбеситься. Захватываю за запястье и притягиваю к себе. 
Алиса второй рукой пытается отвесить мне очередную пощёчину, но и она попадает в тиски. 
— Не понимаю. Давай, врежь ещё раз, и я тебя прямо здесь завалю. Не понимаешь, что ты своей агрессией только разжигаешь меня? 
— Пусти!— шипит, дырявя взглядом.— Или в следующий раз ты будешь с моим мужем разговаривать. 
— Могу поклясться, что ты ему про наш поцелуй ничего не скажешь. Ты из тех, кто свои проблемы сама везёт. Всегда такая была. А я очень большая проблема, Алиса.— Смотрю на неё угрожающе сверху.
— Жопой чувствовала, что эти съёмки мне боком вылезут. Пусти, придурок!— дёргает руками так, что они выскальзывают из перчаток, и она ведёт ладонями по моим рукам до локтей. 
Взгляд стекленеет, как четыре года назад после нашего знакомства, а лицо кривится в болезненной гримасе. Она шарахается в сторону, а я стою с перчатками в руках и не понимаю, что произошло. 
— С тобой всё в порядке?— смотрю на её ошалевшие глаза. 
— Да... Верни...
Протягивает руку.
Отдаю её вещь. 
— Что случилось? Ты словно что-то страшное увидела.
— Ничего... Ничего страшного я не увидела... 
Торопливо натягивает свой неизменный аксессуар. 
Но прекрасно вижу — враньё. С ней что-то не так...
* * *
Женя, взглянув на меня после нашей стычки с Алисой, безмолвно, одними губами, произнёс "пиздец". 
— Замажьте ему это,— показывает на красную отметину от руки на моей щеке.— В кадре только не устройте скандал. Меня генеральный за срыв на кол посадит. 
Все на нас подозрительно, с ухмылочками, косятся. Будто я не понимаю, какие мысли роятся в ваших головах — нахал приставал к бывшей, за что и отхватил люлей. В принципе, так и было. 
Мне замазываю тоналкой след от пятерни Алисы, ей поправляют причёску и макияж. 
Охренительный первый рабочий день! 
Давно меня так не бодрило. 
— Поднимаетесь, звоните в дверь, вам открывают. Там радость, вы улыбаетесь,— наставляет продюсер.— Камера готова? Мотор! 
Девушка действительно искренне рада нам. И чувство неподдельное. 
Алиса немного брезгливо морщит носик в квартире. 
Да, небольшой бардак, но не катастрофично. И живёт не богато. 
— Лицо сделай попроще,— шепчу ей между кадрами. 
— А ты смотрю, хорошо себя чувствуешь в такой обстановке,— пускает снова иголки. 
— Я из гетто, видел и похуже. 
— Нихрена себе, как ты Чертаново обозвал. 
— Капотня... Я там вырос. 
— Зато москвич! Мне нужно с женщиной пообщаться,— покидает меня. 
Я со стороны наблюдаю за их разговором. Нет в нём ничего особенного, словно погоду за окном обсуждают. Кроме одного — Алиса без перчатки слегка берёт девушку за кисть. 
Я вижу, как опускается взгляд Грозной, и дёргается немного мышцы на скулах. Убирает руку, доброжелательно улыбается, натягивая обратно перчатку. А вот женщина бледнеет и закатывает глаза.