Поцелуй чернокнижника (ЛП)
Моя Адалин?
Да, — ответила его душа. Моя.
Его тело откликнулось, наполняясь возбуждением, желанием, нуждой. Только ошеломляющая красота ее танца удерживала его на месте, приковав его взгляд, пока музыка, наконец, не затихла. Прервать ее казалось бы самым тяжким преступлением. Маленький кассетный проигрыватель, который она поставила на пианино, замолчал, оставив лишь легкие помехи, которые, в свою очередь, почти заглушались ровным шумом дождя. Адалин остановилась, ее грудь вздымалась от учащенного дыхания.
Она выпрямилась и повернулась к пианино, резко остановившись, когда ее взгляд упал на Меррика. Испуганно втянув воздух, ее глаза округлились, и она бросилась к кассетному проигрывателю, чтобы нажать кнопку. Устройство с щелчком замолчало.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не думала, что это было так громко. Не хотела тебя беспокоить.
Меррик шагнул в комнату и подошел к ней. Во рту у него пересохло, кровь закипала. Каждый шаг к ней был легче предыдущего, как будто ее притяжение становилось сильнее с каждым сокращением расстояния между ними.
— Это было негромко, ты мне не мешала, и тебе незачем смущаться. Это было прекрасно, Адалин.
Ее и без того раскрасневшиеся щеки покраснели еще сильнее. Она слегка наклонила голову и улыбнулась.
— Эм, спасибо. Это… было давно. Было приятно снова танцевать.
— Твой брат упомянул, что ты талантливая пианистка, но он не сказал, что ты еще и танцовщица, — Меррик остановился в нескольких шагах от Адалин и сунул руки в карманы жилета, чтобы не потянуться к ней.
Она усмехнулась.
— Думаю, ты просто хочешь быть любезным. Я не так хорошо танцую. Я бросила занятия в выпускном классе средней школы, так что заржавела.
— Как и в любом искусстве, истинная сила заключается в эмоциях. А эмоции, которые ты выразила, когда танцевала… они были сильными, Адалин. Не обесценивай себя.
— Спасибо, — Адалин перенесла вес тела с одной ноги на другую и провела ладонью по предплечью, обвив локоть. Быстро отвела взгляд, а ее мягкая улыбка превратилась в самодовольную ухмылку. — Так, Дэнни говорил обо мне, да?
Боже, эти губы…
Меррику ничего так не хотелось, как поцеловать ее, ощутить прикосновение мягких, податливых губ, почувствовать жар ее тела, попробовать ее на вкус.
— Так и было, — сказал он. — Он невероятно любит тебя и замечательно защищает.
— Да. Эта способность защищать — черта, которую я одновременно люблю и боюсь.
Меррик слегка наклонил голову.
— И чего же ты боишься?
— Что он не бросит меня, когда будет нужно. Мы уже потеряли наших родителей, и я знаю, что я — все, что у него сейчас есть, но…
— Об этом он тоже упоминал. Должно быть, вам обоим было тяжело так внезапно потерять их. Но вы оба проявили невероятную внутреннюю силу.
Черты ее лица напряглись.
— Он рассказал тебе о наших родителях?
Внезапная боль в ее голосе сжала сердце Меррика.
— Что они погибли в автомобильной катастрофе, когда ехали навестить тебя в больнице, — сказал он.
Слезы навернулись на ее глаза, и через мгновение она отвернулась к окну.
— Дэнни был с ними в машине. Они ехали поддержать меня в начале еще одной химии, когда произошло землетрясение. Я стояла на краю парковки, ждала их, когда увидела, как они подъезжают… и как машина скорой помощи врезалась в их автомобиль. Мои родители сидели на переднем сиденье, они приняли на себя удар. Они… когда я добралась до машины, они были мертвы. Дэнни сидел на заднем сиденье, его сильно трясло, но, похоже, он не пострадал. Я пыталась его успокоить, как могла, и помогала выйти из машины, когда мы услышали сдавленный звук с переднего сиденья. Мы подумали, может, они еще живы, может, есть шанс спасти их. Мы были так близки к больнице, помощь была так рядом. Но те существа на переднем сиденье… это больше не были наши родители. Они были как дикие звери, с горящими глазами, с зубами, которые скрежетали… — она покачала головой. — Они пытались схватить Дэнни, издавая эти нечеловеческие, булькающие рыки. Казалось, они хотели его съесть. Но не могли дотянуться, потому что были прикованы к сиденьям искореженным металлом. Я вытащила его оттуда как можно быстрее.
Она повернулась к Меррику, и слезы покатились по ее щекам.
— Они были нашими родителями, и это было последнее, что он будет помнить о них.
Меррик нахмурился и сделал шаг вперед, положив руки ей на плечи. Ощущение энергии, которого он так давно ждал, пробежало по его рукам, но на этот раз он не обратил на это внимания.
— Он ничего не упоминал об этом.
— Нет, он бы не сказал. Я думаю, он пытается забыть, убедить самого себя, что этого не было. Что его там не было.
— Именно так, — сказал он тихо.
— Иногда ему снятся кошмары. Он никогда о них не говорит, но я почти уверена, что это связано с тем случаем. Даже несмотря на все другие ужасы, которые мы пережили, это было худшим. Самым травмирующим. Видеть, как умирают те, кого ты любишь больше всего, а затем видеть их лица, искаженные яростью и голодом, видеть, что от того, кем и чем они были, не осталось ничего, кроме… бездушных оболочек…
Меррик скользнул рукой вверх по ее шее, по подбородку и коснулся щеки. Легонько провел большим пальцем по ее скуле, вытирая слезы. Ее кожа была такая гладкая, такая нежная, и это вновь напомнило ему, какая она хрупкая и драгоценная.
— Ты боишься, что это снова случится, если он останется с тобой, когда ты начнешь поддаваться болезни, — сказал он тихо, стараясь, чтобы слова не прозвучали слишком больно.
Адалин кивнула.
— Я не хочу, чтобы он видел, как я превращаюсь в одно из этих существ. Я не хочу, чтобы он оставался рядом и пострадал из-за меня.
В ее голосе звучала такая тревожащая уверенность, что заставила Меррика сжаться внутри. Она не думала о том, что с ней будет, — только о том, что станет с ее братом после. Все внутри Меррика восставало против этого, но его магия не могла помочь сейчас. Она не искала исцеления, и у него не было его, чтобы предложить, но он мог предоставить некоторое сочувствие, возможно, каким бы недостаточным оно ни казалось.
— Я был свидетелем смерти своих родителей, когда был еще маленьким, — сказал Меррик. — Ненамного моложе твоего брата. Я ношу эту боль, эти шрамы в своем сердце до сих пор. Но можно продолжать жить.
Ее глаза искали его, когда она мягко наклонила голову и прижала щеку к его ладони. Через несколько мгновений она накрыла его руку своей.
— Мне так жаль, Меррик. Тяжело терять людей, которых любишь, независимо от того, как давно это было.
Это был второй раз за два дня, когда кто-то выражал Меррику сочувствие по поводу утраты, которую он перенес давно. Это было не менее странно, чем в первый раз, но с Адалин он почувствовал спокойствие, которого никогда раньше не испытывал.
Несмотря на их короткую жизнь, возможно, смертные не так уж сильно отличались от него, как он говорил себе все эти годы — или, по крайней мере, Адалин и Дэнни не были такими, как остальные.
— Даниэль силен, — сказал он. — Так же, как и ты. Несправедливо, что он должен жить в этом мире, особенно в одиночку, но он выживет.
— Я знаю, что он сильный, но я все равно беспокоюсь за него. Этот мир… он так опасен, а он так молод. Ничего не гарантировано. Ничего, кроме трудностей, смерти и ужаса. Он этого не заслуживает. Никто не заслуживает этого. И если я не смогу быть рядом, чтобы защитить его…
Новые слезы хлынули из ее глаз, горячими струйками стекая по его руке.
Меррик переместил руку и подцепил пальцем ее подбородок, приподнимая ее лицо так, чтобы он мог заглянуть в ее темные, блестящие глаза. Он пришел сюда, чтобы сказать Адалин, что завтра ей придется уехать. Он пришел, потому что не мог позволить себе привязаться, потому что не мог рисковать той опасностью, которую она могла представлять.
Но было уже слишком поздно. Даже если бы он не понял этого сразу, он был привязан к ней с первого момента, как увидел.