За спиной

«Не похожим. Точно таким же. Но это всего лишь нож».
…на тот, который она купила тринадцать лет назад.
«Я и не знал, что ты увлекаешься рыбалкой», – сказал ей тогда ее присутствовавший при этом приятель. «Да при чем тут рыбалка? – ответила она тогда. – Главное, что он острый».
– Джемма? Алё! Не хочешь тортика?
– Нет… я… Я уже объелась.
«Скорее всего, это очень распространенный нож. Который продается в любом магазине».
  
– Торт просто потрясающий, – с набитым ртом пробубнила Хлоя. – Джемма, отныне ты обречена.
– Что? – обмерла Джемма.
– С этого момента ты будешь печь торты на все наши семейные ужины. Ты ведь это знаешь, верно?
– О… – Джемма попыталась улыбнуться. – Ну да.
Натан поднялся из-за стола.
– Сейчас вернусь. Только ножик вымою.
Он вышел на кухню. Джемма уставилась на обеденный стол, чувствуя себя так, будто тонет. Она едва могла дышать. Кто-то из детей просил второй кусочек. Кто-то что-то сказал, а все остальные рассмеялись. Все голоса слились воедино, и она не могла ничего разобрать.
Джемма встала, уже подумывая метнуться в туалет и запереться там, чтобы навести порядок в голове. Но вместо этого последовала за Натаном на кухню.
Тот стоял у раковины – держал нож под краном и смотрел, как вода стекает по лезвию, испачканному шоколадом. Джемма осторожно прикрыла за собой дверь.
Натан обернулся.
– О, Джемма… – Его взгляд метнулся к закрытой двери.
– Ничего себе! – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно. Он заметил, как напряглись ее мышцы? Как шумно она дышит? – Вот это ножик!
– Ну да, хорошая вещь.
Он выключил воду, хотя нож был все еще измазан шоколадом.
– Где вы его взяли? – спросила Джемма.
Натан глубоко вздохнул и несколько секунд молчал. Затем произнес:
– Я купил этот нож в рыболовном магазине, в маленьком городке под названием Крамвилл.
Это было словно удар под дых. Ей пришлось опереться о ближайшую стену, чтобы не упасть.
– Парень в магазине сказал, что они продают эту модель уже тринадцать лет, – продолжил Натан. – Она очень популярна.
Голос у него звучал как-то странно. Монотонно. Сухо. Безжизненно.
– Тринадцать лет… – прошептала Джемма.
– Его зазубренное лезвие отлично приспособлено для разрезания мяса и костей.
Нет. Нет-нет-нет-нет-нет… У нее опять галлюцинации. Все это происходит только у нее в голове. Ее подсознание дало сбой – результат многолетнего страха и чувства вины.
Натан нахмурился и прочистил горло.
– В смысле, это продавец в магазине сказал мне, что это зазубренное лезвие отлично приспособлено для разрезания мяса и костей. Оно наверняка причиняет более сильную боль, чем обычное лезвие. Но рыбам все равно. Они же неживые, когда я их режу.
Джемма попыталась повернуться и уйти, но ноги словно приросли к полу. С лезвия в руке у Натана капала вода, разбрызгиваясь по полу. Он вроде не замечал этого. На лице у него появилось выражение, которого она никогда раньше у него не видела. Страх? Гнев?
– Но ты ведь и сама это знаешь, верно? Ты ведь тоже купила такой нож, – произнес Натан. – Он хорошо резал, когда ты им воспользовалась?
«Он хорошо…»
– Я никогда… Я не… – попыталась произнести она, но слова словно застряли у нее на губах.
– Того у тебя наверняка уже нет. Хочешь этот? – Он протянул его ей.
Джемма испуганно всхлипнула и прижалась к кухонной двери.
Натан нахмурился.
– Джемма, с тобой всё в порядке?
Голос его утратил прежнюю странную монотонность. Опять звучал совершенно обыденно и привычно.
– Зачем вы такое говорите? – выдавила Джемма.
– Какое такое?
– Про этот нож.
Слезы застилали ей глаза.
– Я ничего такого не говорил.
Натан попытался изобразить удивление. Но она услышала напряжение в его словах. Он лгал. И это странное выражение по-прежнему оставалось на его лице. Как будто он испытывал отвращение или ужас.
– Говорили! Вы сказали, что у меня был точно такой же. А у меня его никогда не было.
– Да зачем же тебе такой? Это же рыболовный нож.
Натан шагнул к ней, все еще с ножом в руке. Она стала нащупывать дверную ручку.
– Джемма? – нахмурился он.
Она рывком распахнула дверь и, спотыкаясь, попятилась в столовую. Обернулась, оглядываясь по сторонам. Все разговаривали и смеялись. Мордашка у Саванны была вся в шоколаде. Лукас с довольным видом ковырял свой кусок ложкой. Все это казалось каким-то сюрреалистичным.
– Бенджамин… – прохрипела Джемма. – Мне нужно домой.
– Что? – Он удивленно повернулся к ней. – Еще ведь совсем рано.
– Я неважно себя чувствую. Мне нужно домой.
– Мама как раз собиралась показать нам, что ей подарил папа…
– Давай, Лукас, – сказала Джемма сыну. – Надевай курточку.
– Дай ему спокойно доесть торт, – вмешалась Хлоя. – Может, приляжешь ненадолго? Хочешь чаю?
– Да не хочу я чаю! – выкрикнула Джемма. – Я хочу домой!
Натан вышел из кухни, явно растерянный. Джемма машинально отпрянула от него. Ножа у него в руке не было.
– Что это с ней такое? – недоумевающе произнес он. – Мы просто разговаривали на кухне, и она вдруг как с цепи сорвалась!
– Мы не просто разговаривали! – выпалила Джемма. – Вы говорили про свой нож.
– Ладно, – согласился Натан. – Наверное, я и вправду что-то сказал про свой нож…
– Он очень им гордится, – вставила Джойс. – Он уже раз показывал мне его на этой неделе.
– Лукас! – Джемма повысила голос. – Ну давай же! Надевай куртку. Мы уходим.
– Да что, черт возьми, на тебя нашло, Джемма? – вопросил Бенджамин.
Все они смотрели на нее, как на сумасшедшую. Наверное, она и вправду сошла с ума.
Губы у нее дрожали. Если б Джемма осталась там еще хоть на минуту, то просто умерла бы.
– Мне просто очень нужно домой, – прошептала она.
 
Глава 12
 
Бенджамин крепко сжимал челюсти, когда вел машину, разгоняясь чуть резче, чем следовало. Когда он злился, манера езды у него становилась дерганой – он то вжимал педаль газа в пол, то резко притормаживал где надо и не надо, с мрачным удовлетворением вслушиваясь в рев мотора, словно тот был продолжением его собственного настроения.
Он мельком взглянул на Джемму. Та смотрела в боковое стекло, отвернувшись от него. Но по тому, как зажато она держалась, Бенджамин понял, что подобный стиль вождения беспокоит ее. Что ж, придется ей с этим смириться. Если она хотела сама сесть за руль, то могла запросто сказать об этом, но не сказала ведь?
Ее поведение сегодня вечером было едва ли не безумным. Дейв, коллега Бенджамина, частенько жаловался на свою собственную супругу – насколько она безрассудная, насколько истеричная… Бенджамин знал, что «истерика» – это то слово, которым мужчины издавна описывают женский гнев, чтобы представить его как женскую слабость.
Хотя, если честно, можно ли было как-то по-другому описать поведение Джеммы?
Он знал, что рыболовные истории отца частенько нагоняли на нее скуку – она сама говорила ему об этом. А чуть раньше тем же вечером, когда он зашел на кухню, папа как раз грузил ей что-то про рыбалку. Наверное, это раздражало Джемму сильней, чем она показывала. А потом, когда отец опять завел разговор на ту же тему, терпение у нее лопнуло.
Только вот как будто… лопнуло с концами.
И еще одна фраза, которую любил повторять Дейв: «Наверное, такое уж время месяца». Бенджамин никогда такого не говорил. Ну ладно, хорошо: все-таки сказал это Джемме всего один раз, через пару месяцев после того, как они начали встречаться. И вообще-то, это и вправду было то самое время месяца, так что формально он не ошибся. Но он усвоил урок и больше никогда такого не говорил, даже Дэйву. А теперь подумалось: может, и вправду дело во времени месяца? Может, когда у Джеммы месячные, она просто терпеть не может рыболовных историй?
  
Наверное, так оно и есть. Это вполне разумное объяснение.