Наследница чужих богов. Часть 2 (СИ)

Но чего вдоволь нашлось в багажном отделении, так это бесполезного тряпья. Шаттл принадлежал какой-то актерской труппе, прибывшей в столицу халифата к началу торжеств. Возможно, она улыбалась именно этим артистам, махала им рукой, приветствовала вместе с Кираном на улицах Ирида, когда еще так самозабвенно внушала себе счастье, чувство причастности к чужой радости. Пересматривая отсек за отсеком, Кайе то и дело попадались непонятные конструкции, театральные реквизиты, пошитые для особого случая наряды: кричаще яркие, громоздкие, еще и пропахшие немытыми телами. Тамерлан выбрал отвратительный корабль...
  
Присев на ближайшее к панели управления кресло, Кайя зажмурилась.
О содеянном с галеатом она искренне жалела, не прекращала просить небо, сохранить ему жизнь. Пусть в тот момент в ней говорила скверна, а поступки воспринимались словно со стороны, Кайя все равно понимала, что делала, и винить кого-то кроме самой себя не могла.
Переживать ту ночь вновь и вновь было сложно. Слишком многое случилось за такой короткий промежуток времени. Многое совершила и она сама, успев побывать на грани сумасшествия, проявить несвойственную ей доброту, изранить руки об острую милость ее диара, отвернуться от него, разбить собственное сердце, при этом эгоистично выбрав себя. Прежняя реальность для нее практически померкла, а новая еще не успела обзавестись контурами, ориентирами, почвой под ногами.
Кайя не знала, что ей о себе думать. Что думать о нем…
От свалившейся на нее правды в голове плодилась сумятица. Она не оставляла попыток восстановить память, но разорванные в мелкие клочки страницы из ее жизни неохотно слаживались в общее полотно. Какая-то часть ей уже была открыта, большинство же фрагментов перемешались, всплывали в мыслях хаотично, на грани эмоций, теряя смысл, и Кайя начинала догадываться, что даже если ей и удастся собрать их вместе, некоторые пробелы заполнить окончательно не получится.
Невозможно было вернуть то, чего в тебе давно нет. Разве что обманываться и дальше, но этого Кайя уж точно позволять себе более не собиралась.
Чтобы скоротать время, хоть как-то помочь своей памяти, она записывала уцелевшие воспоминания. Разыскав в спальной каюте стопку настоящей бумаги, Кайя неумелым почерком раз за разом выводила поверх бледных листов корявые строчки. Их до горького сожаления оказалось мало. То немногое, что она могла сказать сейчас, помещалось в десяток рваных предложений – вся ее пустая жизнь.
Она родилась на Левааре. Ее родной отец принадлежал к незнатным хавирцам, в этом Кайя не сомневалась, но вот мать не помнила вовсе, как и данного ей с рождением имени. Оба ее настоящих родителя давно были мертвы.
Определить свой точный возраст у нее вышло с натяжкой, доверять же детским воспоминаниям Кайя не спешила. Скорее всего, она немногим старше своего ал-шаира. Из настоящей семьи ее забрали очень рано, в пять, быть может, шесть лет. Кажется, в тот год, когда ее лишили отца, халифат с размахом праздновал десятый век воцарения Завира III, почти сто шестьдесят лет назад. Обрывки воспоминаний, посвященных тем торжествам, скупо всплывали в ее памяти, как и тихий голос отца, его задорная улыбка на простом неприметном лице.
Еще в одном Кайя практически поставила точку – после своего похищения росла она не на Левааре, и даже не на территории халифата. Уверенность в этом крепла изо дня в день. Где бы над ней ни применяли тёмные практики из культа ваар, ни принуждали к первой жестокости крови, происходило это далеко за пределами Диара, в чужих землях.
Все, что связывало ее с обращением, пробуждением скверны, давалось особенно трудно. Образы последователей культа постоянно расплывались в ее сознании. Они рисовались перед ней безликими объемными тенями, злобными химерами, но сочащуюся от них гниль, давление их силы, Кайя чувствовала и представляла живо. Уступать этим мыслям было опасно. Каждый раз, дав эмоциям слишком много воли, она рисковала поддаться старой крови. Приходилось постоянно себя сдерживать, контролировать...
На последней мысли ее губ коснулась рассеянная улыбка. Кайя запрокинула голову.
Интересно, чтобы сказал ее диар? Чтобы бы подумал о ней, заметив, сколько усилий прилагает его неотесанная степнячка, какой послушной она стала, тихой и смиренной, почти ручной.
Данные им когда-то уроки контроля, те простые медитации и дыхательные практики, неожиданно пришлись кстати. Лишь благодаря этим практикам удавалось подавить в себе гнев крови, успокоить сердце.
Во многом Кайя действительно держалась, почти примирилась с собой, но выдержка изменяла ей всякий раз, когда память подбрасывала воспоминания о том церковнике… ее создателе.
Тягучий взгляд карих с красным отливом очей преследовал ее в новых кошмарах, его хриплый смех, шелест бархатистого тембра чудились в каждом шорохе корабля. Неназванное имя саднило на кончике языка, ускользало. Но ярче его слов и подлинной внешности, она помнила его руки. Помнила ощущения, что дарили его прикосновения, гнилую, такую манящую власть в каждом движении этого мужчины.
Мысли о нем неизменно будили в ней гнев.
Она ненавидела его – своего создателя. Ненавидела и боялась. За все, что он сделал с ней в прошлом, за все то, что еще сделает с Мириам в скором будущем.
Страх за эту девочку, наравне с виной перед Тамерланом и тихой, неуместной грустью по своему диару постоянно занимали ее сознание.
Рэм… вспоминать о нем было больно, не вспоминать – горько. Кайя измучалась противоречивыми чувствами к нему, но понять его, простить, сломать преграды, не строить новые, забыть жгучую близость между ними у нее не получалось. Боль в незаживающих ранах лучше разбитых цепей вела к нему. Да и чего стоили ее чувства теперь, когда их разделяла бездна куда большая, чем оставленный позади космос?
Шаттл внезапно дернулся, отбросив последние сомнения на задний план. Поздно… Она почти дома.
Кайя взволнованно застыла, вслушиваясь в едва различимые сигналы на панели управления. ИскИн заговорил механическим голосом:
— Переход из варп-режима завершён. Переход на стандартный режим полета через 10 секунд.
Цифры начали обратный отсчет, выделяясь красным светом на дисплее.
— Девять… восемь… семь…
Шаттл продолжал замедляться.
— …три… два… один.
Раздался глубокий щелчок, как будто стальной скелет корабля сместился. Варп-пространство распалось, открывая перед шаттлом панораму вселенной.
Леваар находился где-то впереди.
— Расчетное время до цели: двадцать часов пятнадцать минут по общему порядку, – напоследок отчитался ИскИн.
Не обратив внимание на легкое головокружение из-за голода и накрывшей ее эйфории, Кайя подошла к единственному на палубе иллюминатору. Планета еще не появилась перед глазами, но уже представлялась ей зримой – далекой, теплой. Какое-то странное чутье вело ее именно сюда. Еще несколько часов – и она ступит на эту землю. Несколько часов – и ей придётся встретиться с прошлым лицом к лицу, пройти этот путь в одиночестве, разобраться в своих чувствах.
Кайя сделала глубокий глоток воздуха, успокоилась, примирив волнение.
Она больше не отступит. Не испугается…
На этот раз она вернет себя.
  
Глава 8
 
Тишина в личных покоях халифа казалась плотной и удушливой. Просторные богато обставленные комнаты скрывались за массивными дверями и вереницей переходов, отделяя крыло от остального дворца. Гул голосов, шепот тронного зала, суета города едва проникали внутрь. Тяжёлые темно-коричневые шторы скрадывали вечерний свет в гостиной, несколько напольных ламп искусственного огня и высокий камин наполняли пространство отблесками, взметаясь тенями по черным углам.
Заняв предложенное ему кресло у камина, Рэм неспешно обводил гостиную взглядом. В другом конце комнаты спиной к нему стоял халиф. Отослав слуг, он сам возился с предложенными напитками, не нарушая тишины ни голосом, ни общими мыслями. Рэм тоже не шел на разговор первым. Молчал. Безликая обстановка ворошила в его памяти дурные воспоминания. Он не был тут со смерти матери.