Моя агония (ЛП)

— Джез, ты словно рай, черт возьми, — стонет он сквозь маску, набирая темп. Удовольствие стало таким сильным, что я больше не могу сдерживаться, и мой оргазм начинает сотрясать меня. — Посмотри сюда, агония, — приказывает он, трахая меня до оргазма. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Что-то невероятно зловещее скрывается за его прекрасным взглядом. Это заставляет меня застыть на месте, когда я чувствую, как его сперма поднимается внутри меня. Теплая жидкость растекается по всей его длине и капает на стол подо мной.
— Посмотри, как хорошо ты мне подходишь. Я знал, что ты предназначена быть моей. Потому что ты Джезебель, моя.
Он медленно выходит из меня на всю длину, возбуждение стекает по внутренней стороне моих бедер. Мои мысли продолжают кричать мне, что этот мужчина опасен. Что мне нужно найти выход и выяснить, что происходит. Клубы дыма и крики проносятся в моей голове, но я не могу соединить все кусочки. Даже когда страх приводит меня в состояние психического шока, я, кажется, не могу заставить свое тело бороться.
Глава 3
Джастин
Я смотрю вниз на ее припухшую киску, из которой вытекает моя сперма. Это самое невероятное зрелище, которое я когда-либо мог наблюдать. Моя прекрасная Джезебель, закованная в цепи, растрепанная и мокрая. Это так удивительно, что мне приходится бороться с желанием трахнуть ее снова прямо здесь и сейчас. У меня большие планы на сегодняшний вечер, и ей понадобятся ее силы.
— Мы собираемся обсудить некоторые основные правила, — заявляю я, отвлекая ее внимание от того, как убираю член.
— Правило один: сегодня вечером ты будешь делать именно то, что я скажу. От этого в буквальном смысле зависит твоя жизнь.
Ее прекрасные глаза лани расширяются, когда я снова подхожу к ее голове.
— Правило два: ты не должна плакать, если только это не от удовольствия, которое я собираюсь тебе доставить теперь, когда у меня есть то, что принадлежит мне. И, наконец, правило три: ты не должна показывать скорбь или раскаяние по отношению к тем, кому собираешься причинить боль.
Когда последние слова слетают с моих губ, ее тело начинает трястись от страха. Хорошо. Она должна быть напугана. Я монстр, прячущийся под ее кроватью. Я плохой парень, о котором ее предупреждали. Я злодей в этой истории.
Я хватаю со стола мочалку и начинаю вытирать потеки туши, стекающие по ее щекам. Она продолжает смотреть на меня, но теперь больше с любопытством, чем с ненавистью. Она ломается, и гораздо быстрее, чем я себе представлял. Как будто она знала, пусть и подсознательно, что ее душа связана с моей. Ее загорелая кожа украшена мелкими веснушками. Я мог бы смотреть на нее вечно, запоминая расположение каждой из них.
После того, как я заканчиваю вытирать ее лицо, я медленно снимаю ленту, ожидая, что ее крики о помощи начнут наполнять комнату. Но следует только тишина. Я смотрю на нее сверху вниз, когда она тихо спрашивает:
— Кто ты?
— В свое время, моя агония.
С этими словами я принимаюсь за то, чтобы отвязать ее тело от стола, который Кам обычно использует для хранения своих инструментов. Его единственная просьба на сегодняшний вечер заключалась в том, чтобы я не вторгался в его личное пространство, а учитывая его прошлое, он не тот, кого я готов испытывать. Поэтому, как только она встает и отходит от стола, я убираю свои вещи, выбрасывая все в мусорное ведро. Моя Джезебель продолжает ошарашенно смотреть на меня, пока я заканчиваю уборку. Удивительно, как быстро я смог сломить ее. И я надеюсь, что сделать из нее ту, кем она должна стать, будет так же легко. К тому времени, как я закончил, она, насколько могла, разгладила свое короткое черное платье и начала пытаться вычесать гнездо из волос. Я пугаю ее, когда прочищаю горло, чтобы привлечь ее внимание. Ее страх быстро стал моей новой зависимостью. И я знаю, что моей агонии это тоже нравится, то, как твердеют ее соски и как она прерывисто дышит.
— Что дальше? — спрашивает она голосом чуть громче шепота. Я не могу удержаться от улыбки.
  
— Мы возвращаемся к Руди.
Она вскидывает на меня голову, и ее глаза снова наполняются страхом.
— Боже мой, пожар! Как я могла забыть? Там было так много людей… — начинает она, прежде чем я перебиваю ее.
— Правило третье, Джез. Никаких угрызений совести.
Она медленно делает шаг назад.
— Это ты устроил пожар?
— Именно.
— П-п-почему? — заикаясь, произносит она, отходя от меня еще на шаг и прижимаясь спиной к стене.
Я потираю руки тыльной стороной маски, неуверенный в том, как она отреагирует на мой ответ. Я ужасный, богом ужасный человек, но я не буду лгать ей.
— Ты трахалась с ним там, — ругаюсь я, делая шаг к ней. — Ты была моей, Джезебель. С того момента, как я первый раз увидел тебя. А ты, блядь, уничтожила меня в грязном туалете бара. — Она съеживается от моего замечания, но это не останавливает гнев, который так и просится наружу. — Никто не прикасается к тебе, кроме меня. А те, кто прикасался раньше, будут стерты. Этот мир не будет знать Джезебель Гарсия, которая не принадлежала мне.
К тому времени, как я заканчиваю говорить, я делаю три больших шага и прижимаюсь лицом к ее лицу. Ее тело дрожит подо мной, когда она задерживает дыхание, ожидая моего следующего движения. Я продолжаю сердито вздыхать, прежде чем она поднимает руку и придерживает край моей маски. Она дрожит, но продолжает сохранять уверенность, осторожно подтягивая ее вверх. Я позволяю ей снять маску, и ее глаза расширяются, когда она смотрит на меня. Джезебель медленно открывает рот, как будто собирается заговорить, но не издает ни звука. Она продолжает рассматривать меня, не отрывая взгляда. Я неугомонен и не могу больше ни секунды не попробовать ее губу на вкус. Я обрушиваюсь на нее с поцелуем, мой язык умоляет ее впустить меня. Я чувствую, как ее тело расслабляется, когда она раскрывается для меня, такая же изголодавшаяся по мне, как и я по ней. Наши языки кружатся вместе, исследуя каждый уголок и трещинку. Ее рука, наконец, сбросила мою маску и скользнула по моей шее.
— Ты на вкус как рай, — бормочу я между поцелуями. Я прижимаю ее к стене, но она прерывает поцелуй, чтобы посмотреть на меня. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, она бьет меня головой, от чего кровь хлынула у меня из носа.
— Черт! — кричу я, отшатываясь, что было ошибкой. Она видит свою возможность и бросается к другой стороне гаража. Я делаю все возможное, чтобы быстро восстановиться и осознать происходящее. Я был таким глупым, думая, что все это пройдет легко, но моя сладкая агония ищет борьбы. И это именно то, что она собирается получить. Я начинаю приближаться к ней, когда она раз за разом наваливается всем весом на боковую дверь. Похоже, не я один веду себя глупо. Моя девочка должна была знать, что я бы не оставил двери незапертыми. Джез оглядывается через плечо, прежде чем броситься влево, кидая на пол все, что попадается под руку, чтобы попытаться замедлить меня.
— Убирайся к чертовой матери от меня, — кричит она, направляясь к входной двери. Я издаю смешок, продолжая медленно высказывать ей свое несогласие.
— Глупая девчонка, — кричу я, — я ждал тебя годами. Ты действительно думаешь, что я собирался рискнуть потерять тебя?
Она поворачивается ко мне, ее грудь вздымается, когда она пытается отдышаться. Отсюда я вижу ее затвердевшие соски. Как бы сильно ее разум ни боролся против этого, ее тело не может отказать мне. Как только я оказываюсь достаточно близко, чтобы схватить ее, она достает спрятанный за спиной гаечный ключ и бросает его в мою сторону. Он пролетает мимо моей головы и ударяется обо что-то позади меня. После грохота раздаются ее рыдания.
— Ты будешь наказана за это, — ухмыляюсь я, протягивая руку и отрывая ее от двери за длинные темные волосы. Ее рыдания становятся все громче, когда я тяну ее назад.
— Отпусти меня, черт возьми! — кричит Джез. Ее руки вцепляются в мои, но это только убеждает меня усилить хватку. Я прижимаю ее тело к задней стене достаточно сильно, чтобы гарантировать, что к утру на ее коже появятся красивые синяки. Тут же я скольжу рукой вверх по ее платью и к промежности. Она промокла.