Семь лет между нами (ЛП)
Прошлое — это прошлое и его не изменить. Даже если бы каким-то чудом я встретила её здесь, в этой квартире, за семь лет до её смерти, это бы ничего не поменяло. Она все равно бы умерла. И я все равно оказалась бы на полу в два часа ночи, плача в темноте.
А потом появился Нейт, через три месяца, и, кажется, решил, что сможет меня починить. Стоит только приложить немного любви в нужные места.
Но мне не нужно было, чтобы меня чинили.
Я пережила самый худший день в своей жизни одна. И я выбралась из него.
Я выжила.
И это не то, что требовало исправления.
Мне не нужно было, чтобы меня починили. Мне просто… нужно было напоминание, что я еще человек.
И ужин с незнакомцем, который не смотрел на меня, как на сломанную, оказался неожиданно хорошим началом.
11
Гори, Детка, Гори
В конце концов я перестала рисовать и набрала себе ванну.
Опустилась в горячую воду, вдыхая мягкий, успокаивающий аромат лаванды и ромашки от мыла, которым пользовалась, и уставилась на лепнину на потолке — замысловатые завитки и позолоченные узоры, характерные для Монро. Должно быть, я задремала, потому что следующее, что я услышала — это как открылась входная дверь, и кто-то вошёл в квартиру. Шаги были тяжёлыми. Я потерла глаза сморщенными от воды пальцами.
Я села в ванне.
Айван.
Я потянулась за телефоном, лежащим на табурете. Уже пять вечера?
— Лимон? Я вернулся, — раздался его голос, шаги приблизились.
— Здесь! — ответила я, стараясь не запаниковать. — Я… эээ… в ванне!
Шаги резко остановились.
— О-о!
Я поморщилась. Отлично, Клементина, подумала я. Надо было просто сказать, чтобы он не входил. Уши вспыхнули от смущения.
— Не делай из этого что-то странное!
Он фыркнул.
— Это не я делаю странным, а ты!
— Это ты сделал странным первым!
— Я вообще ничего не сказал!
— Ты сказал «О-о»!
— Мне нужно было сказать что-то другое?
Я закрыла лицо руками.
— Просто… просто забудь. Я пойду утоплюсь в ванне. Прощай.
Он усмехнулся.
— Ну, только не слишком надолго. Я опять готовлю ужин, — добавил он, уходя на кухню.
Я быстро схватила полотенце и выбралась из ванны. Слышала, как он расставлял продукты на кухне, пока вытиралась, и вдруг вспомнила, что не выбрала одежду.
— Чёрт, — пробормотала я, открывая шкафчик в ванной в поисках хотя бы халата.
Вместо этого нашла великолепный чёрный атласный халат с отделкой из перьев марабу. Совершенно нелепая вещь — из тех дорогих халатов, что носят богатые дамы в старых фильмах, непременно с длинным мундштуком и трупом в прихожей. Я фыркнула, снимая его с вешалки. Почти забыла, что он у неё был. Несколько лет назад халат загорелся из-за её свечи с изображением Святой Долли Партон, и в панике она вышвырнула и то, и другое в окно. Квартира потом неделями пахла горелыми перьями.
Ну, лучше, чем просто полотенце.
Я натянула халат. Он всё ещё пах её духами. Red от Giorgio Beverly Hills. Такой узнаваемый, насыщенный запах. Она пользовалась ими почти тридцать лет.
Когда я вышла из ванной, Айван взглянул на меня. Волосы у меня были влажные, кожа пахла лавандовым мылом. Он открыл рот, закрыл, моргнул… несколько раз. А потом, совершенно серьёзно, спросил:
— Мадам, у меня к вам очень важный вопрос: вы убили своего мужа?
Я встряхнула боа и перешла на ужасный псевдо-аристократический акцент:
— Простите, офицер, я не помню, как умер мой муж. Должно быть, это был мальчик из бассейна! Придётся завести нового.
Он приподнял бровь, стоя у плиты, где медленно разогревал большую кастрюлю. На столе лежало с полдюжины лимонов.
— Нового мальчика или нового мужа?
— Не уверена, а какие у вас рекомендации?
Он быстро окинул меня взглядом с головы до ног.
— У меня довольно внушительное резюме, — ответил он своим мягким, тянущимся южным акцентом. — И много рекомендаций.
Я цокнула языком.
— Надеюсь, по части характера.
Краешки его губ дрогнули, превращаясь в самодовольную ухмылку. Он явно считал себя чертовски обаятельным, пока небрежно прислонился к плите… и резко вскрикнул:
— Ах, твою ж…!
Он мгновенно подбросил руку вверх, но уже успел обжечь палец, сунул его в рот.
— Ты в порядке? — встревоженно спросила я, сбросив свою нелепую манеру говорить.
— Всё нормально, — ответил он, держа палец во рту. — Всего лишь пустяк.
Я бросила на него многозначительный взгляд и подошла ближе, вытягивая его руку, чтобы осмотреть ожог. По внутренней стороне мизинца расплылось злое красное пятно.
— Надо намазать сливочным маслом.
— Сливочным маслом? — Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
— Да! Моя мама всегда так делает.
Он засмеялся, мягко высвобождая руку из моей. Затем включил кран и подставил мизинец под прохладную воду.
— Так сойдёт, не хотелось бы испортить Échiré твоей тёти.
Мне понадобилось пару секунд, чтобы осознать.
— У её дорогого масла есть имя?
— Если у чего-то нет имени, значит, оно недостаточно дорогое, — галантно ответил он, выключая воду, пока я искала пластырь в аптечке. Когда он вытер руку, снова протянул её мне, и я заклеила ожог пластырем с Диснеевским принтом.
— Хочешь поцеловать её? — спросил он. — Чтобы быстрее зажило?
— Это не работает.
— Примерно так же, как масло, я полагаю, — усмехнулся он.
— Ну, в таком случае… — Мне не понравилось, насколько самодовольно он это сказал, а в боа моей тёти я вдруг почувствовала себя храбрее, чем обычно. Я взяла его руку и мягко поцеловала пластырь.
Его лицо тут же стало приятного розовато-красного оттенка, покраснело от шеи до самой макушки, а веснушки на щеках будто засветились. И это было ещё и странно привлекательно — его растрёпанные после дня в городе кудри, ослабленный и сбившийся в сторону галстук, белая рубашка, которая была чуть велика ему, и чёрные брюки, которым, судя по слегка потрёпанным краям, было уже несколько лет. Каждый раз, когда я вглядывалась в него внимательнее, он напоминал мне калейдоскоп — постоянно меняющийся, полный красок и форм, которые не должны сочетаться, но почему-то складываются в нечто идеальное.
Возможно, он был самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела.
Но особенно когда краснел.
Он сглотнул, его кадык дёрнулся, выдавая замешательство.
Я отпустила его руку.
— Кстати, масло действительно помогает.
— Я… эм… — Он посмотрел на забинтованный палец.
— Тебе же стало легче?
Его взгляд скользнул к моим губам. Задержался. Он медленно наклонился ко мне, миллиметр за миллиметром, и чем ближе оказывался, тем больше деталей я замечала — длинные ресницы, веснушки, казалось, их становилось всё больше. У него были мягкие губы. И приятный рот — добрый. Сложно было объяснить, почему он казался добрым, но это было именно так.
Но потом что-то заставило его передумать. Он чуть отклонился назад, явно засомневался, и у меня внутри что-то болезненно скрутилось от сожаления. Он прочистил горло.
— Ладно, ладно. Может, масло и правда помогает, — пробормотал он, торопливо возвращаясь к готовке, отмеряя сахар, что-то вроде кукурузного крахмала или муки и соль. Покрасневшие уши остались последним напоминанием о том моменте, который почти случился.
Ты хотел меня поцеловать? — хотела спросить я. И не была уверена, хотела бы услышать отрицательный ответ.
Но вместо этого я спросила:
— Что у нас на ужин?
— О, это десерт, — ответил он, кивнув на лимоны на столе. — А на ужин… как насчёт пиццы?
— Думаю, на холодильнике есть номер доставки…
— Я имел в виду замороженную.
Я рассмеялась, но даже мне самой этот смех показался пустым.
— Ты точно повар?
— Я полон сюрпризов, Лимон, — сказал он, снова улыбнувшись мне, на этот раз озорно.
И мы вернулись к тому, что было раньше. Было глупо расстраиваться, что он меня не поцеловал. Это вообще на меня не похоже. Да и на него, похоже, тоже.