Три поцелуя (ЛП)

Не могло быть никаких сомнений: это проклятие было его шедевром!
На крыше, от куда Прандживан обычно шпионил, на веревке воздушного змея скорбно покачивалась его тень. Тень спустилась вниз, чтобы заглянуть в окно. Конечно, он не слышал пения, так как у теней нет ушей, но он видел одетого в белое хитмутгара с полным подносом блюд из шербета, внезапно замерзшего на полпути и рухнувшего на пол замертво. И хитмутгар был не единственным.
Англичане в бальном зале так же застыли. Они уже опустились на пол, некоторые так и остались вместе в объятьях танца, упав на колени, подобно марионеткам, про которых позабыл куклавод. Иные просто упали. Женские лодыжки торчали из‑под юбок, обнажая бледность кожи. По чьей‑то мертвой переносице прогуливалась муха. Глаза всех, без исключения, были открыты.
Едва заметное движение в дверном проеме: рука Анамик в волосах Джеймса, когда она уложила его голову себе на колени. Она провела кончиками пальцев по его лицу, очертив скулы, ощутила, как покалывает кожу его щетина. Она дотронулась до места, где были бы его ямочки, если бы он улыбнулся ей, чего он никогда больше не сделает.
Белки его глаз казались белесыми кольцами вокруг радужки. У него был взгляд человека, который только что очнулся от ночного кошмара. Тень Прандживана видела, как Анамик взяла кольцо из мертвой руки Джеймса и надела его себе на палец, подняв руку так, что крошечный бриллиант кольца засверкал на свету.
А после она склонилась над ним, прижалась лицом к шее его мертвого тела и заплакала. 
  
Глава одиннадцатая
 
Прекрасный огонь
 
— Шестьдесят три, — сосчитал Васудев, когда последние из повес и слуг были преданы Огню. — Шестьдесят три! — Он прыгал вокруг чайного столика, ликуя. На это ушло восемнадцать лет, но ожидание того стоило. А как роскошно были разодеты англичане на пороге смерти! Смокинги и вечерние платья, кружева и перья, так и брызгали искрами, когда Огонь затягивал их в себя.
Демону безумно хотелось позлорадствовать. Он думал, что ему придется вернуться в мир и проскочить мимо Прандживана, чтобы станцевать вокруг смертного одра Эстеллы, но, как оказалось, ему не нужно было никуда идти. Эстелла пришла к нему сама.
Васудев увидел, как она спускается по длинному ониксовому туннелю, и вид ее на мгновение лишил демона дара речи. Она больше не могла ходить. Ее несла на руках тень Прандживана, тянув за собой воздушного змея. Тень несла ее легко и очень бережно, точно так же, как когда‑то старая стерва убаюкивала души детей, которые она вынесла из Огня за свою долгую и странную карьеру в Аду. Она выглядела такой хрупкой. Шпильки выпали из волос, и те растрепались, безвольно повиснув серебряными нитями. Но при всей ее хрупкости и растерянности глаза горели прежней яростью.
Мгновение безмолвия Васудева миновало, и он прокричал:
— Дорогая, как мило с твоей стороны заглянуть на огонек! Слыхала? Пришла взглянуть на тела? Что об этом толкуют в городе? Шестьдесят три! Шестьдесят три. Думаю, мы оба согласимся, что этот раунд за мной.
Эстелла в ответ прошипела:
— Васудев, это не допустимо! Сверх всякой меры!
— Сверх меры? А какое отношение имеет к этому понятие мера? В этом прелесть пикантных мелких проклятий, таких как эти, Эстелла. Никогда не знаешь, чем они могут обернуться. Оставь свою спесь. Ты знала правила игры!
— Яма одобрил твои правила? Мера и равновесие должны быть соблюдены. Таково его правило.
— Странно, когда я позволял тебе забирать несколько детских душ сверх отведенного, ты не заикалась об этом правиле. — Васудев усмехнулся. — Ты не возражала против проклятий тогда, когда чаша весов склонялась в твою сторону. Ты просто не умеешь проигрывать.
Эстелла начала было отвечать, но сказать было нечего. Он был прав. Она терпела его порочную игру проклятий только потому, что та служила ее целям, и это проклятье было плодом их многолетнего «сотрудничества», и невинная девушка превратилась в убийцу всех, кого она знала. Тело Эстеллы обмякло в руках тени. Женщина признала свое поражение. Она ничего не могла сделать. Спасение этих душ было выше ее сил. Она вышла из Огня в последний раз. Когда в следующий раз это прекрасное инферно окутает старую стерву, чтобы очистить душу от грехов и унести воспоминания, она не вернется обратно, пока Яма не поместит ее душу в новое тело, человека или зверя. Именно так все было устроено. Огонь вбирал души и обновлял их, а Яма вплетал их в новые тела по своему усмотрению. Эстелла может переродиться тигрицей или речным дельфином, или горным козлом, который умеет балансировать кончиками копыт на горной гряде. Или возможно она вновь переродится в женщину, возможно ту, у которой случится любовь на всю жизнь, а не только память о ней.
 
Она обнаружила, что с тоской смотрит на пламя.
Она была готова; она была уже давно готова. Ее душа жаждала Огня. Только одна‑единственная причина удерживала ее в этом лимбо затяжной смерти — гораздо худшем виде смерти, нежели тот, на который она когда‑либо обрекала нечестивцев — и этой причиной был Васудев. В течение шестидесяти лет, силой, которую Яма даровал ей, она предотвращала самые кровожадные из проклятий, инициированных демоном. Но она знала, что недовольство концентрировалось в нем, и что рано или поздно, оно найдет выход в то мгновение, когда он освободится от нее.
— Моя дорогая, — произнес он нарочито вежливо, — ты выглядишь уставшей. Не присядешь? — Он выдвинул из‑под чайного столика стул для нее. — Что‑нибудь выпьешь? — Губы его вытянулись в оскал. Не в силах сдержать себя, он выпалил: — Последнюю чашечку чая перед тем, как сгореть, старая стерва?
— Нет, спасибо, — ответила она. — Я больше не играю с тобой в вежливость, демон.
— Да. Покончим с этим. Вот она ты! Чего ждешь? Вперед. Ты еще можешь догнать своих соотечественников, если поторопишься. Знаешь, что я сделаю, когда ты исчезнешь? «Прандживан» может и означает «жизнь», но это его не защитит. Отнюдь. Я придумаю для него что‑нибудь медленное, чтобы воздать ему за все те годы, что мне приходилось стучаться в заднюю дверь, как какому‑то торгашу. А потом? Эстелла, у меня столько всего накопилось, за эти годы. Я собираюсь отправиться в паломничество и найти каждого сопляка, которого ты когда‑то спасла, и заставить пожалеть, что он не умер еще тогда. О, я далеко не всех помню, но сделаю все возможное, чтобы найти как можно больше.
Эстелла решительно приказала поставить тени Прадживана ее на ноги. Тень сделала так, как она велела, но она не отпустила руку старухи, пока та делала неуверенные шаги навстречу Васудеву.
— Яма этого не потерпит, Васудев. Слышишь меня?
— Как думаешь, сколько времени пройдет, пока он заметит? Когда у него будет возможность посетить наш маленький уголок Ада? Когда он сюда заглядывал последний раз? — Он насмехался над ней. Эстелла иногда воображала, что чувствует присутствие Владыки Ада, будто он подошел совсем близко к великому Огню, но она не видела и не слышала его уже шестьдесят лет, с тех пор, как она впервые пришла, только став вдовой, и он возложил на нее этот ужасный долг.
Теперь, ее голос дрожал, она прошептала:
— Ты не можешь этого сделать…
Но Васудев только рассмеялся.
— Не могу? Иди и сдохни, Эстелла. Наша маленькая договоренность не может длиться вечно, и, — о мои зубы! — это продолжалось достаточно долго. У тебя никогда не было здесь никаких дел. В аду нет места для живых!
В это мгновение они оба услышали характерный звук в коридоре. Глаза Васудева расширились, и Эстелла нашла в себе силы выпрямиться. Это был звук шагов. В едином порыве они повернулись, чтобы всмотреться в сверкающий чернотой туннель. Они оба знали, что души дрейфовали по этим дорогам бесшумно, как бабочки. Мертвым не дано производить стук шагов.
 
Это умели делать только живые.
Затаив дыхание, они наблюдали. Сначала они смогли разглядеть только размытые очертания, но вскоре те сформировались в фигуру девушки, которая шагала, изучая, непоколебимую решительность, подобно той, которая появляется, когда следуешь своей судьбе, возможно обрекая себя на гибель. Это была Анамик. Ее глаза были все еще широко распахнуты. В них читалось потрясение. Она держала в руках свободный конец веревки, тянувшегося от Прандживана. Он вел ее, подобно спасательному кругу во тьме, и теперь, когда она обогнула изгиб и столкнулась лицом к лицу с Огнем, ей пришлось зажмуриться, потому что его пламя слепило.