Больше, чем это

Часть 51 из 61 Информация о книге

Опустив взгляд на стоящий рядом гроб, Сет жмет в ту же точку. И на крышке тоже обозначается экран.
«Вот, значит, как оно работает». Увидев окно «Открыть для диагностики?», Сет нажимает «Да». Крышка поднимается, являя на свет спящего внутри темнокожего мужчину среднего возраста. Сет перекидывает его руку через бортик и отбегает от приближающегося Водителя.
Перебираясь из ряда в ряд, Сет наугад открывает гробы и ворочает тела. Водитель следует за ним, восстанавливая порядок.
У него получается быстрее, чем у Сета. Он догоняет.
Подскочив к очередному гробу, Сет откидывает крышку. Внутри лежит миниатюрная бледная женщина. Выдохнув: «Простите!», Сет подхватывает ее на руки, вытаскивает наружу и осторожно укладывает на пол. Гроб начинает прерывисто гудеть и мигать сигнальными огнями, часть из которых бежит по трубкам, подсоединенным к женщине. Сет сжимает несколько трубок в кулаке и замирает в нерешительности.
— Это ради спасения друга, — заверяет он обмякшее тело женщины. — Вы все равно, наверное, ничего не вспомните.
Он выдергивает трубки из гроба. Они вылетают на удивление легко, веером разбрызгивая вокруг какие-то жидкости, гели и фонтаны искр, а одна обжигает Сету руку. Зашипев от боли, он роняет трубку…
И едва успевает увернуться от дубинки Водителя, занесенной прямо над его головой…
Сет отскакивает, дубинка обрушивается на пол, оставляя там обугленную метку. Водитель нависает над отпрянувшим Сетом, снова замахиваясь дубинкой…
Но ему приходится обернуться к женщине, вокруг которой разливается лужа разных жидкостей из оборванных трубок.
Сет, воспользовавшись моментом, вскакивает на ноги и бежит. «Простите!» — кричит он на бегу женщине, которую Водитель укладывает обратно в гроб и уже подключает заново трубки, с молниеносной скоростью нажимая разные иконки на экране…
Сет бежит. Только завернув за угол, из-за которого появился Водитель, он замедляет бег, пораженный увиденным.
Перед ним целое море гробов, так много, что даже на частичный подсчет уйдут часы. Широкие коридоры, соединяющие залы, тянутся так далеко, что глаз не хватает, загибаясь куда-то и уходя в неведомые глубины.
Сет пускается бежать снова, поглядывая по сторонам, ища открытый гроб, но вокруг только закрытые — отполированные, сияющие, гудящие под напряжением протекающей внутри жизни. Водитель явно мастер своего жуткого дела.
Сет рискует оглянуться. Пока не догоняет, но для Водителя это вопрос нескольких секунд. Сет уже у перехода из второго зала в третий. Притормозив, он открывает очередной гроб, заправски нажимая на крышку, которая тут же откидывается.
Внутри женщина.
С ребенком на руках.
Женщина забинтована так же, как остальные, а вот малыш по-другому — плотно укутан в одеяльце, сделанное словно из синего геля. От него трубки тянутся к матери, которая крепко прижимает маленькое тельце к себе.
Как любая другая мать.
«Вот-вот удастся наладить репродуктивную функцию и деторождение», — обещала тогда женщина из агентства.
Похоже, они успели до того, как все рухнуло. Зачатие по трубкам, роды во сне — как вообще это происходит на практике?
Но дети рождались.
«Надейтесь на будущее», — говорила женщина из агентства. И вот оно, будущее.
Они верили, что будущее настанет.
До него снова доносится топот.
Водитель скоро будет здесь.
Бросив последний взгляд на женщину с ребенком, Сет захлопывает гроб и открывает соседний. Внутри пухлый подросток. Сет выдергивает три-четыре пучка трубок, потом подхватывает тело под плечи, чтобы вытряхнуть из гроба…
По ушам бьет топот Водителя, врывающегося в зал и стремительно мчащегося по проходу.
На волне адреналина Сет рывком переваливает парня на пол. Прислоняет спиной к борту и на всякий случай выдергивает еще несколько трубок.
— Прости, — кидает он парню и несется прочь.
Выбегая из второго зала, он оглядывается…
Водитель тормозит у гроба с парнем.
Но не подходит.
Он смотрит на Сета, разрываясь между двумя неотложными задачами.
На какой-то страшный миг кажется, что сейчас он продолжит погоню.
Но нет, все-таки склоняется над парнем и начинает укладывать его обратно. Сет бежит дальше, понимая, что Водитель наверняка усваивает уроки, и в следующий раз номер с вытаскиванием тела уже не прокатит, а значит, нужно найти Реджину срочно, как можно…
И тут до него доносится ее крик.
— Реджина! — зовет Сет.
Крик донесся из соседнего зала, это точно, из того широкого коридора в дальнем конце. Она должна быть там. Должна!
Она кричит опять.
— Нет! — Сет припускает, как на стометровке. — Нет-нет-нет-нет-нет!
Он летит по коридору. Что сейчас над ним на поверхности, снаружи, — угадать невозможно. Череда залов немыслимо огромная и уходит в неохватные дали. Краешком сознания Сет успевает отметить странность. Когда построили комплекс? Почему именно здесь?
Снова Реджинин крик.
И тут Сет наконец ее замечает.
Справа, в конце ряда, почти у самой дальней стены. Гроб открыт, видно Реджину внутри.
Она выгибается, бьется.
Раньше не билась.
— Реджина!
Как и все остальные, она полуодета, верхняя половина туловища и голова обмотаны бинтами, но джинсы с обувью не тронуты, словно в первую очередь требовалось одно — стереть память. Ну да, неудивительно.
«Память — основа всего этого мутного дела».
Но Реджина сопротивляется, борется с бинтами на глазах, с трубкой во рту, которая ничуть не заглушает рвущийся из горла вопль…
— Я иду! — кричит Сет.
Подбежав, он вытаскивает трубку. Реджина тут же заходится в приступе отчаянного кашля.
— Реджина! Реджина, ты меня слышишь?
Она кричит, так громко, что уши закладывает. Руки молотят вслепую, по воздуху, по нему, куда попало.
— Ты меня слышишь?
Реджина вырывается в ужасе и снова голосит во все горло.
— Блин, Реджина!
Сет в растерянности отступает, оглядываясь на ряды гробов, на широкий центральный проход, ведущий из соседнего зала в черт его знает сколько следующих. Водителя пока не слышно, но ведь ясно, что вот-вот заявится.
— Прости. — Сет перехватывает запястья Реджины и заклинивает одной рукой. Удержать удается с трудом, а принуждение только разжигает ее ярость. — Прости, прости, прости, — твердит Сет, свободной рукой пытаясь нащупать кончик бинтов на затылке девочки. — Сейчас ты меня увидишь, и все встанет на место, я обещаю…
Ладонь задевает судорожно пульсирующий красный огонек на Реджининой шее…
И в тот же миг перед глазами все меркнет.
68
— Ты — никто, — говорит мужчина. — Ты жирная. Ты уродина. На тебя никогда ни один парень не взглянет.
— На меня многие глядят, — возражает она, но в желудке шевелится страх.
Она смотрит, как его руки сжимаются в кулаки. Она крупная, но он крупнее и не боится пускать свои кулаки в ход, как только что, когда он обрушил их на маму за недостаточно горячий чай. Реджина тут же вылетела из-за стола и понеслась по лестнице наверх, а он за ней с громким ором.
Обычно он неповоротлив, когда напьется, но она стормозила, отыскивая телефон и деньги, а когда вышла, он уже тут как тут, караулил ее на лестнице.
— Никто на тебя не взглянет, — выплевывает он. — Прошмандовка!
— Пропусти! — требует она, сама сжимая кулаки. — С дороги, или богом клянусь…
Он ухмыляется. Розовое поросячье лицо, налитое идиотским хмельным самодовольством, белобрысые сосульки, которые вечно выглядят сальными, хоть мытые, хоть немытые.
— «Или богом клянусь» что?
Она не отвечает и не двигается с места.
Он отступает на шаг и, паясничая, склоняется в издевательском полупоклоне, пропуская Реджину на лестницу:
— Ну, иди. Мне не жалко.
Она выдыхает через нос, каждый нерв — как оголенный провод. Нужно просто пройти мимо него, и все дела. Ну, стукнет, ну, увернешься от тычка, а может, ничего и не будет, куда ему пьяному…
Реджина резко кидается вперед. Он отшатывается от неожиданности (как она и рассчитывала), и вот она уже на верхней ступеньке…
— Жирная корова! — орет он.
Она чувствует удар еще до того, как кулак попадает в плечо, чувствует движение воздуха за спиной…
Пытается увернуться, но для этого она неудачно стоит…
Кулак попадает в цель…
Она падает…
Падает…
Твердые ступени летят навстречу слишком быстро, быстро, быстро…
Из груди рвется крик…

— Ты — никто, — говорит мужчина. — Ты жирная. Ты уродина. На тебя никогда ни один парень не взглянет.
— На меня многие глядят, — возражает она, но в желудке шевелится страх.
Она смотрит, как его руки сжимаются в кулаки. Она крупная, но он крупнее и не боится пускать свои кулаки в ход, как только что, когда он обрушил их на маму за недостаточно горячий чай. Реджина тут же вылетела из-за стола и понеслась по лестнице наверх, а он за ней с громким ором.
Обычно он неповоротлив, когда напьется, но она стормозила, отыскивая телефон и деньги, а когда вышла, он уже тут как тут, караулил ее на лестнице.
— Никто на тебя не взглянет, — выплевывает он. — Прошмандовка!
— Пропусти! — требует она, сама сжимая кулаки. — С дороги, или богом клянусь…
Он ухмыляется. Розовое поросячье лицо, налитое идиотским хмельным самодовольством, белобрысые сосульки, которые вечно выглядят сальными, хоть мытые, хоть немытые.
— «Или богом клянусь» что?
Она не отвечает и не двигается с места.
Он отступает на шаг и, паясничая, склоняется в издевательском полупоклоне, пропуская Реджину на лестницу:
— Ну, иди. Мне не жалко.
Она выдыхает через нос, каждый нерв — как оголенный провод. Нужно просто пройти мимо него, и все дела. Ну, стукнет, ну, увернешься от тычка, а может, ничего и не будет, куда ему пьяному…
Реджина резко кидается вперед. Он отшатывается от неожиданности (как она и рассчитывала), и вот она уже на верхней ступеньке…
— Жирная корова! — орет он.
Она чувствует удар еще до того, как кулак попадает в плечо, чувствует движение воздуха за спиной…
Пытается увернуться, но для этого она неудачно стоит…
Кулак попадает в цель…
Она падает…
Падает…
Твердые ступени летят навстречу слишком быстро, быстро, быстро…
Из груди рвется крик…

Перейти к странице:

Предыдущая страница

Следующая страница