Кокон (СИ)

Эмили была не слишком довольна, что ей пришлось брать отпуск за свой счет, а Дженни несколько раз сетовала, что пропускает школьные занятия. Одна только Эбби кажется не понимала происходящего и радовалась таким длинным каникулам. А однажды она даже сама набрала Джеймса, чтобы сказать, что видела папу по телевизору. Разумеется, ему было приятно услышать гордость в ее голоске, но ему это сказало иное: раз новости об Эйберсвуде дошли до соседнего штата, ситуация накалена до предела.
Супруга несколько раз порывалась приехать обратно, но Джеймс отговаривал ее, особенно после того, как начались суды. Ему не хотелось, чтобы настырная пресса докучала Эми лишний раз. К тому же детектив не знал, смогла ли полиция закрыть всех участников наркомафии в городе, а, зная, насколько мстительными бывают преступники, по-настоящему боялся за жену… И не только за нее.
Джеймс сидел за своим столом, уткнувшись в папку с отчетами. Время от времени он массировал виски, пытаясь справиться с гудящей в голове болью.
— Можно? — раздалось со стороны входа.
Калина появилась как всегда неожиданно, слегка постучав пальцем по дверной раме. Не дождавшись ответа, женщина зашла в кабинет и захлопнула дверь.
— Если ты уже здесь, то, видимо, можно, — сухо отозвался Джеймс, не отрывая взгляда от бумаги.
Калина хмыкнула и прислонилась к краю его стола.
— Ну, ты будешь рад услышать, что я все уладила. Газета дала разрешение на публикацию материала, а Миллер согласился на серию интервью. Даже удивительно, как легко он это сделал, — она закатила глаза. — Словно он давно ждал возможности что-то рассказать.
Джеймс поднял взгляд.
— Он всегда такой... услужливый.
— Хм, услужливый, да? — Калина подняла бровь, усмехнувшись. — Это ты называешь способность человека спокойно пережить арест и затем использовать ситуацию для своей выгоды?
— Я бы назвал это холодным расчетом, — признал Джеймс, отодвигая папку в сторону. — Он слишком умен для обычного врача.
Калина внимательно посмотрела на него, затем произнесла будто невзначай:
— Его адвокат, кстати, тоже не промах. Готовься к тому, что тебе придется нелегко. Они явно что-то накопали.
Джеймс почувствовал, как напрягся весь, словно внутри него сжалась пружина.
— И что ты думаешь? — спросил он, стараясь выглядеть равнодушным.
— Я думаю, что твоя теория про его виновность пока неубедительна, — честно сказала она. — Но ты же знаешь, я не судья.
Ее прямота раздражала, но одновременно заставляла Джеймса уважать ее. Он чуть помедлил, прежде чем заговорить.
— Спасибо, что согласилась помочь.
Калина рассмеялась.
— Да ладно тебе, это же не альтруизм. Ты же знаешь, ради чего я здесь, — ее голос сквозил иронией, но взгляд выдавал тревогу.
— Сенсация любой ценой, — сказал он, почти беззлобно.
— Именно, — согласилась она. Затем наклонилась чуть ближе, понизив голос. — Только ты уж постарайся, чтобы моя «цена» не оказалась слишком высокой, ладно?
Джеймс вздохнул.
— Ты в безопасности, Калина. Я позабочусь об этом.
Она глядела на него дольше, чем нужно, почти заставив Джеймса смутиться, и затем, улыбнувшись, выпрямилась.
— Ладно, мне пора. Увидимся на заседании по делу Боумана. Представляю, какое это будет шоу…
Когда она ушла, Джеймс остался наедине со своими мыслями. Он старался держать себя в руках, но тревога за Калину никак не отпускала. Он не мог избавиться от чувства, что, соглашаясь на сделку, он не просто подверг ее опасности, но и открыл для себя новый конфликт. Все было сложнее, чем он ожидал, и он начинал осознавать, что ее увлеченность делом странным образом начинала перекликаться с его собственными амбициями.
Он отмахнулся от этой мысли, не желая вдаваться глубже. Но внутри уже поселилось беспокойство, от которого не так просто было избавиться.
В день, когда началось слушание дела Боумана, зал суда был забит до отказа. Камеры местного и окружного телевидения, журналисты и зеваки заполнили помещение. Сам доктор, одетый в строгий серый костюм, держался с достоинством. Его спокойствие раздражало прокуроров и впечатляло публику. Шум голосов, шорох бумаг, вспышки камер из-за приоткрытых дверей — все это смешивалось в едва уловимую какофонию, которая затихла, как только судья поднял руку, призывая к порядку.
  
Картер сидел рядом с прокурором, внимательно изучая папку с делом. Его лицо выражало абсолютную уверенность, но Джеймс, сидевший несколькими рядами дальше, видел напряжение, притаившееся в его глазах.
Прокурор начал вступительную речь:
— Дамы и господа, мы представим суду доказательства того, что Майкл Боуман, уважаемый доктор, использовал свое положение не только для производства и распространения незаконного препарата, известного на улицах как «фиксал», но и стал причастным к убийствам, которые маскировались под действия серийного убийцы, известного как «Мотылек».
Зал зашумел. Судья постучал молотком.
— Прошу тишины в зале!
Прокурор продолжил:
— Мы покажем связь между доктором Боуманом и жертвами, которые были его пациентками. Мы докажем, что каждая из них знала или могла догадаться о нелегальной деятельности обвиняемого, и это стало причиной их убийств. Доказательства включают показания свидетелей, медицинские записи и другие материалы, которые помогут вам, уважаемые присяжные, увидеть полную картину.
Боуман сидел за столом защиты. Его лицо было непроницаемым, но руки, лежащие на столе, выдали его напряжение — пальцы слегка подрагивали, пока его адвокат что-то шептал ему на ухо.
Картер склонился к прокурору и что-то быстро произнес. Тот кивнул, затем обратился к судье:
— Ваша честь, обвинение готово представить первого свидетеля.
Первым был вызван Ларри Брукс. Когда он поднялся на трибуну, взгляд его скользнул по залу и остановился на Джеймсе.
Адвокат Боумана тут же попытался дискредитировать свидетеля:
— Ларри Брукс — преступник, который идет на сделку со следствием, чтобы спасти себя. Насколько его слова могут быть достоверными?
Публика зашепталась, и Джеймс почувствовал, как внутри все переворачивается. Однако судья воззвал к порядку и заседание продолжилось.
Сам Ларри выглядел заметно нервным, но старался держаться. Его лицо блестело от пота, а руки слегка дрожали. Тяжело вздохнув, он начал говорить под чутким взглядом прокурора:
— Когда я работал курьером, я скрывал от моей сожительницы, Нелли Уильямс, свою работу. Она долго не была в курсе, что мы перевозим. Пока однажды… — он запнулся, оглядывая зал. — Я сам не сказал ей.
Прокурор задал вопрос:
— Нелли Уильямс была причастна к вашей деятельности?
— Нет! — тут же выпалил тот. — Нет, что вы! Просто сказал ей… чем занимаюсь. У нас с ней был некоторый кризис в отношениях, и я думал, что если скажу правду о своей работе, то это что-то изменит.
Ларри судорожно вздохнул, с трудом подбирая слова.
— Однажды я упомянул «фиброксанол». Это было... необдуманно. Просто в разговоре. Она сказала, что уже слышала это слово раньше. Я спросил, где, а она только отмахнулась и сказала: «Неважно». Позже я узнал, что она обсуждала это с доктором Боуманом, когда была у него на приеме.
Прокурор поднял бровь.
— Вы предполагаете, что она могла рассказать доктору Боуману о своей осведомленности?
— Это только мои догадки, но она часто говорила, что доктор — человек, которому можно доверять. Вроде как она знала его с самого детства. Может быть, она просто хотела убедиться, что это безопасно, или... — он замолчал, будто понимал, что его спекуляции учитывать все равно не будут.
— То есть, мистер Боуман мог связать ее с распространением наркотика «фиксал» из-за вас?
— Д-думаю да, сэр, — ответил Брукс.
Прокурор удовлетворенно кивнул и, задав еще несколько вопросов, объявил следующего свидетеля.
По делу Шерил Мэйн был вызван Фрэнк Клэйсон, напарник Ларри. Мужчина наружности столь же неприятной, что и по характеру. Еще на допросах Джеймс обратил внимание, с какой дерзостью порой отвечал на вопросы Фрэнк, будто бы привык, что из любой передряги может выйти сухим из воды. Но не теперь, когда этот крупный мужчина с хриплым голосом, устроился на трибуне, глядя на публику. Его взгляд скользнул по прокурору, когда тот задал ему стандартный вопрос о его отношениях с мисс Мэйн.