Кокон (СИ)

Но что, если я действительно бодрствую? Не просто брожу во сне, а делаю что-то, чего сам не помню? 
Не так давно к нам нагрянули полицейские, что сильно напугало нас обоих, особенно меня. Не понимаю, почему, но, когда увидел копов на нашем пороге, сердце ушло в пятки. Несколько человек исчезли неподалеку от нашего района. Нам показывали фотографии и интересовались, не видели ли мы кого-то из них. Дом на Мейпл-авеню, который мы снимаем, расположен достаточно близко к лесистой части Эйберсвуда, и туристов с их огромными рюкзаками мы порой замечаем… 
Когда офицер спрашивал, не видел ли я что-то подозрительное, внутри меня все перевернулось. Я точно знал, что ничего такого не делал. Я не мог… Но странное чувство дежавю, ощущение, что я уже где-то слышал этот вопрос, не оставляло меня. 
Сегодня вечером Брэндон заглянул на ужин и попрощаться перед отъездом... Он выглядел встревоженным и озабоченным. Рассказал, что и к нему приходила, допрашивали о пропавших туристах. 
Эта новость заставила Джи вздрогнуть. У меня тоже екнуло сердце. Конечно, туристы, скорее всего, просто заблудились в лесу. Сезон подошел к концу, погода испортилась, и, как сказал Брэндон, лес всегда опасен для неподготовленных людей. 
Но почему я так волнуюсь? 
Джи заметила мое беспокойство. Она сказала, что я веду себя слишком странно. Даже подозрительно. И это слово ударило в самое сердце. Она заметила. Она видит, что со мной что-то не так. 
Но что именно? 
В такие моменты я начинаю менять тактику. Стараюсь говорить так, чтобы успокоить Джи. Я убедительно научился находить правильные слова. Джи верит мне. И это пугает больше всего. 
Порой я задаюсь вопросом, мог ли я быть причастен к этим исчезновениям. Эта мысль, конечно, абсурдна. Но что, если я снова оказался жертвой этих пересадок? Что, если что-то во мне не мое? 
Эти галлюцинации, эти сны… они становятся все яснее. Лица, лес, что-то влажное и теплое в руках. Все это ощущается настолько живо, будто это происходит на яву. 
Я вспомнил, что Брэндон говорил мне раньше: в лесу всегда может произойти что угодно. Туристы часто теряются, особенно те, кто не знает местности. Это просто совпадение. 
И все же внутри меня что-то кричит, что я должен узнать правду. Если это совпадение, то почему оно ощущается таким личным?» 
  
Глава 17
 
Будни Джеймса превратились в бесконечный цикл заседаний, допросов и бюрократических трений. Участие в судебных слушаниях по делу задержанных наркоторговцев требовало от него полного внимания, несмотря на внутреннюю апатию.
За закрытыми дверями шло обсуждение сделок. Джеймс, сидя за столом напротив одного из подозреваемых, слушал его сбивчивую речь о маршрутах доставки. Мужчина, стараясь уйти от ответственности, говорил о том, что «такие вещи лучше не знать», намекнув, что те, кто пытался выяснить слишком много, исчезали бесследно.
Зал суда был переполнен одними и теми же лицами из раза в раз. Представители общественности и пресса напряженно следили за ходом процесса. Первые обвиняемые уже начали сотрудничать со следствием в обмен на смягчение приговоров, и каждый из них добавлял что-то новое к общей картине.
Каждое заседание было похоже на предыдущее: адвокаты бросались однообразными фразами о презумпции невиновности, пока прокуроры яростно отстаивали свою точку зрения. Иногда на процессах присутствовала Калина в числе других репортеров. Она старалась держаться в тени, но Джеймс кожей чувствовал ее взгляд на себе.
Один из наркоторговцев рассказал о цепочке поставок, упомянув, что связь с «высшим звеном» велась через зашифрованные каналы. Таким образом стало быстро ясно, что сеть куда больше и, вероятно, уже распространила влияние за пределы штата. Но никто из них так и не знал, кто именно стоял за поставками. Этот факт раздражал Картера, который хотел получить все сразу.
Когда дело доходило до упоминания фиброксанола, зал оживал. Этот препарат стал ключевой фигурой как в наркоторговле, так и в убийствах. Но доказать его связь с главными подозреваемыми пока не удавалось. Тем не менее, как только вскрылся факт, что новый медицинский препарат использовался в качестве наркотика, многие общественные организации стали требовать комментарии, вызвав тем самым огромный резонанс.
  
Казалось, к небольшому городу, население которого едва доходило до тридцати пяти тысяч человек, было приковано всеобщее внимание, будто он стал центром мира. Весь этот информационный шум поднимал ажиотаж, заставляя все больше людей приковывать свое внимание к новостям из Эйберсвуда. Поначалу казалось, что подобная огласка пойдет лишь на пользу, но в какой-то момент многие, и Джеймс в их числе, поняли, что не хотели бы такой славы родному городу.
Но, увы, определенная репутация уже сложилась, что начало сказываться и на сферах жизни, которые питали город долгие годы. Количество туристов резко снизилось, а некоторые компании, опасаясь связи с наркомафией, спешно закрывали или продавали свои производства. Поговаривали, что Эйберсвуд поджидает очередной кризис безработицы, и в этот раз жители могут уже не оправиться. Этот снежный ком грозился превратиться в настоящую лавину, готовую погрести весь город заживо.
Джеймс чувствовал, что только скорейшее завершение дела, начавшегося с найденной в лесу растерзанной девушки, поможет вернуть все на круги своя. Но, по мнению детектива, они лишь поверхностно задевали истинное преступление. Ему казалось, что вся эта показательная борьба с наркотиками была лишь спектаклем, который мало приблизил их к раскрытию убийств. Но окружающим видимость успеха была куда важнее. Кроме того, убийства прекратились после начала расследования наркоторговли, что для многих было очередным подтверждением правоты ФБР.
Сэвидж чувствовал, как на судебных заседаниях напряжение скапливается, словно электрический разряд. Мелкие участники наркотрафика перекладывали вину то друг на друга, то на свое руководство, стараясь не подставить себя на еще больший срок. Один за другим наркоторговцы начали называть имя Майкла Боумана. Его знали как человека, который умел «подогнать документы» и незаметно списывать излишки. Каждый из задержанных говорил о нем с опаской, подчеркивая, что Боуман всегда был на шаг впереди, избегая прямых контактов, и явно был связан с кем-то повыше. Но кажду крупицу информации приходилось чуть ли не клещами вытаскивать — наркоторговцы откровенно побаивались доктора Боумана, который до сих пор оставался для них авторитетом.
— Ты уверен, что линия обвинения сможет вывести нужные улики на суд? — с сомнением интересовался Джеймс в один из вечеров.
Картер, казалось, вовсе не ощущал всего того давления, что прессом ломало Сэвиджа и многих его коллег, не привыкших ни к такому вниманию, ни к темпу работы. Дэвид же будто звезда сиял, излучая холодное спокойствие и уверенность.
— Уверен, — он не оторвался от проверки своей речи в суде. — На нашей стороне опыт, закон и показания подельников Боумана. Он молодец, хотя бы что не пытается отрицать свою связь с наркоторговцами.
— Ну а с убийствами? — нахмурился детектив.
— Как только получим результаты ДНК, все станет ясно, — уверенно заявил Картер, небрежно отмахиваясь от офицера, как от назойливой мухи.
Джеймсу оставалось только недовольно засопеть. Его тревожило, что его попытки вернуть расследование в прежнее русло ни к чему не приводили. Он был уверен, что надо было еще раз все перепроверить, еще раз осмотреть имеющиеся улики, но судебные тяжбы отнимали все его время и силы.
В такие моменты он как никогда скучал по жене и дочерям. Они не виделись уже почти два месяца, на памяти Джеймса, никогда так надолго не оставлял семью. Первое время они созванивались несколько раз в неделю, но после того, как расследование набрало столь интенсивный темп, Сэвидж едва находил силы добраться до опустевшего дома и немного выспаться прямо на диване в гостиной.