Судьбы местного значения (СИ)
Лейтенант еще раз посмотрел на немцев. Те в основном у домов находились. По количеству судя все тут, разве что охранения не хватает, если немцы его выставляли. План сразу сложился. Чичерин присел, надел фуражку, закрепив её тренчиком под подбородком.
— Сержант!
Тот метнулся к командиру.
— Тре бойцов со мной, с остальными выдвигайся вон туда, — и Чичерин указал на край деревеньки, — вроде как овраг там. Оставь кого с раненым, а сам дай сигнал мне вон оттуда и дома обойди. Начнешь первым. Постарайся гранату в броник закинуть и пулеметчиков выбивай. Не мне тебя учить…
— Понял, командир.
По задумке сержант завязывает бой, а лейтенант ударяет в тыл, а для этого надо по полю проползти до противоположных кустов. Триста метров ползком. После пережитого это расстояние большим не кажется. Надо — и километры осилим.
Выдвинулись сразу, но не напрямую, а чуть наискось. К краю поля, где будет видно ближнюю хату. Четверо торят себе путь сквозь колыхающееся ржаное море. Колосья стоят плотно. С них что-то сыпется. Колючее. Пыль забила рот. Позади пыхтят бойцы. Видно ли как чертится четкая полоса примятых колосьев? Следит ли кто из немцев за полем?
Вот он край наконец, но нужное место видно плохо.
Чичерин приподнялся, предварительно сняв фуражку, выглянул. Немцы сгрудились у техники. В бронетранспортер что-то грузят. Вроде как на месте все. Сняли ли охранение? Где же сержант?
Да вот он! Степаненко подал условный сигнал, значит, пора выдвигаться к кустам.
Вдруг заработали моторы. Лейтенант осторожно приподнялся и выглянул. Пара мотоциклов уже ехала по дороге, за ним тронулся броневик, а следом остальные.
— Куда это они?
Бойцы тоже смотрели на удаляющегося врага. Лейтенант заметил Степаненко и бойцов, что сгрудились у крайнего дома. Тоже смотрели вслед немцам.
Колонна скрылась. Стало очень досадно. Чичерин в сердцах сплюнул тугую слюну.
— Голубев, дуй к сержанту. Скажи, пусть с бойцами пройдут вдоль домов. Проверить — остались ли тут немцы. И местных пусть найдут. Остальные за мной!
Уже не особо скрываясь, выдвинулись к противоположной лесной опушке. Убитых красноармейцев нашли быстро. Один из бойцов склонился над телами.
— Да это с нашего батальона!
— Уверен? — встрепенулся лейтенант.
— Уверен, командир. Это Сиротин, а это Ковалев.
Бойцы переглянулись. Значит, та канонада, что грохотала поутру…
Думать о том, что немцы разгромили полк, не хотелось. Немецкий танковый клин…
Стало больно. Прости, Витька. Не смог…
Подошел сержант.
— Немцев нет, — доложил он. — Я дозоры выставил. Вдруг что…
— А местные?
— Не видели мы местных.
— Как это?
Степаненко пожал плечами.
— Мы пробежались вдоль домов. Особо не смотрели, но дома нараспашку, и никого…
— Может в лесу спрятались? — предположил Чичерин.
— И бросили хозяйство? — возразил Степаненко.- Там коровы, овцы, свиньи. Некоторых немцы прирезали и с собой прихватили, но скотинка осталась. Всяко бы селяне пошли проверить как она там.
Лейтенант согласно кивнул — об этом и не подумал. Но на вопрос — куда подевались селяне, ответа не нашел. Размышлял он недолго.
— Поставь двоих могилку выкопать, — сказал он. — Похороним бойцов по-человечески. Остальным осмотреть дома и пристрои. В подпола заглянуть обязательно…
Организовывая людей, лейтенант понял, что вынуть тетрадь и почитать не выйдет. Придется осмотреть дома в поисках хозяев. Степаненко взял одного бойца и начал осмотр с другого края деревеньки, а Чичерин с Голубевым направился к первому двору.
Сколоченная из доски калитка оказалась пробитой пулями. В кого стреляли немцы стало ясно, когда они её отворили. За ней лежал мертвый пес.
Лейтенант и боец пару минут стояли у тела единственного защитника, который погиб, но не покинул свой рубеж.
Потом они осмотрелись. Двери сараев, скотников, дома распахнуты настежь. Какие-то тряпки беспорядочно валяются на крыльце и в сенях. В доме вообще, как Мамай прошел. Сорванные занавески, распахнутый и перевернутый сундук, разбросанные вещи, битые черепки горшков, что-то на полу пролитое, тут же чугунки с остатками варева…
Чичерин подошел к печи — горячая. С утра топленная. Затем он прошелся по хате. Заглянул во все закутки. Бедлам и никого. Странно. Куда же селяне делись?
У красного угла лейтенант увидел сорванную икону, из лампадки разлилось масло, а рядом валялась разбитая рамка с фотографиями. Судя по обломкам её явно растоптали. Лейтенант наклонился и, подобрал измятую и надорванную в нескольких местах фотографию. На ней молодая женщина с ребенком на руках, а рядом красный командир, с капитанскими петлицами. На других фото пацан с деревянной саблей, усач в буденовке, старичок со старушкой…
Чичерин аккуратно расправил все фотографии и положил их на подоконник.
Голубев за спиной чем-то зазвенел. Лейтенант повернулся — боец ногой сдвигал половик, звякали черепки.
— Тут подпол, командир, — пояснил боец. — Заглянем?
— Открывай.
Поддев кольцо, Голубев напрягся — крышка была тяжелой, из толстого горбыля слаженной. Чичерин помог её поднять. Подпол оказался неглубок — чуть больше метра. Внутри было сумрачно. Боец спустился по приступку и присел. Неожиданно вскрикнул и отшатнулся.
— Что⁈ — лейтенант выхватил пистолет.
— Кошка, мать её ети! — выдохнул Голубев. — Глазами сверкнула и в продых шмыгнула.
— А-а-а, ясно, — «тетешник» вернулся в кобуру. — Есть кто там еще?
— Никого, командир. Горшки только с чем-то…
— Тогда вылазь.
Боец выбрался и заодно поднял чугунок, лежащий у проема, понюхал.
— Это были щи, — сказал он и потряс чугунок.
Вывалился кусочек вареного мяса.
— Хм…
— Что? — спросил Чичерин.
— Мясо варили. Надо ледники смотреть, командир. Может там селяне спрятались?
Чичерин всю жизнь в городе прожил, в нюансах сельской жизни мало понимал. Где искать эти ледники понятия не имел.
— Ледник, говоришь? — задумался лейтенант. — Вряд ли, холодно же там… но посмотрим.
Заглянули в сараи. В курятнике сплошь перья, и ни одной птицы — ясно, что немцы их прихватили. В скотнике тоже пусто. Боец кровь на соломе заметил. Значит и порося прирезали тут же…
Ледник следовало искать на склоне, так Голубев пояснил. Но прежде решили проверить другие дома.
Осмотрели еще два двора. Та же самая картина — протопленные печи, беспорядок и никого. Голубев, заглянув в печь, заметил чугунок. Сунул руку к нему. Отдернул. Подул на палец, шаря глазами вокруг. Заметил ухват. Подцепил ухватом чугунок и вынул его из печки. Понюхал.
— М-м-м… — на лице отразилось блаженство. — Щи… томленные.
Чичерин тоже уловил аромат варева. Потекли слюни и в животе голодно заурчало.
— Ты погоди пока, — сказал лейтенант, не отводя глаз от чугунка. — Сначала хозяев найдем.
Что-то прогрохотало в сенях, покатилось со звоном. Дверь распахнулась, появился боец. Бледный, взъерошенный. А в глазах ужас плещется.
— Ком-мандир… — выдохнул он, — там… там…
— Что там Лопахин? — насторожился Чичерин, опуская пистолет. — Немцы?
— Н-нет, т-там…
Кто-то быстро прошел по сеням. Это был Степаненко, следом вбежал Абадиев.
— Что случилось, сержант?
— Сам не знаю, командир. Мы из двора выходим, а тут Лопахин как угорелый несется. Кричу ему, а он не слышит.
Тем временем Голубев отыскал ковшик, из ведра черпанул воды и протянул бойцу. Лопахин выпил, и начал говорить:
— Я сараи обходил. А там малинник. Ягоды спелые висят. Дай, думаю чутка сорву, глядь, — тропка странная, как будто недавно натоптанная. Широкая. К оврагу ведет. Пошел посмотреть, мало ли кто, а там… там…
— Что там?
Но бойца будто вновь заклинило. Поняв, что ничего толком Лопахин не пояснит, лейтенант приказал:
— Веди, покажешь это самое «там».
Вышли из дома, обогнули сараи и скотники. Прошли мимо грядок, малинника. Действительно, скошенная трава была примята так, будто много человек по ней прошло. Тропа вела через чащу в овраг и заканчивалась у обрыва.