Лотосовый Терем (СИ)

— Вы хотите сказать, что некто по неизвестной причине находился в пагоде и захотел выйти, не привлекая внимания, поэтому сломал дерево, чтобы отвлечь монахов, и пока они сгрудились у дерева, сбежал? — холодно подытожил Шишуй. — Верится с трудом, а человек где? — Пока никто не пойман, никакие доводы не могли убедить Шишуя, что в пагоде кто-то был.
Ли Ляньхуа горько усмехнулся.
— Это… это… по большей части предположение.
— В это не так уж сложно поверить, Шишуй, — медленно проговорил Цзи Ханьфо, — здесь ведь оказался проход.
— И что с того? — фыркнул Шишуй.
— А откуда ты знаешь, что этот туннель не ведёт к пагоде? — хмуро спросил Цзи Ханьфо. Шишуй вздрогнул и замялся. Цзи Ханьфо двинулся дальше по проходу. — Если бы кто-то спустился сюда через книгохранилище, прошёл по туннелю к пагоде, сломал дерево, выбежал из пагоды и вернулся в “Сотню рек” через главные ворота — скажешь, такое невозможно?
— Хочешь сказать, в “Сотне рек” завёлся шпион? — помрачнел Шишуй.
— Не знаю, — спокойно сказал Цзи Ханьфо и вдруг обратился к Ли Ляньхуа: — Целитель Ли, удивительно, как вы смогли отыскать этот туннель лишь на основе предположения.
— А, — отозвался тот, — просто дровник в храме Пуду начал дымиться, а когда я вышел, то увидел, что и из пагоды идёт дым, и предположил, что эти два места могут быть связаны… А затем обратил внимание, что и в “Сотне рек” тоже как будто что-то горит, и подумал, неужели все эти три места сообщаются проходами?..
Цзи Ханьфо даже не удивился.
— И где же вы спустились?
Вопрос поставил Ли Ляньхуа в тупик, он надолго ошарашенно замолчал.
— Я…
— Вы подумали, что между храмом Пуду и “Сотней рек” может быть туннель, нашли место, где он предположительно мог проходить, выкопали яму и спустились, верно? — ровным голосом сказал Цзи Ханьфо.
— А… ха-ха-ха-ха… — неловко рассмеялся Ли Ляньхуа.
— Этот проход действительно ведёт в “Сотню рек”, а теперь скажите, правда ли на другом конце — пагода?
Ли Ляньхуа долго молчал, а потом только вздохнул.
— Да.
— Целитель Ли… — медленно начал Цзи Ханьфо. — Будь глава моего ордена жив, он бы обругал вас на чём свет стоит…
— Да… — Ли Ляньхуа всё так же горько улыбался.
— Если умный прикидывается дурачком, то он несравненный глупец, — холодно сказал Шишуй.
Ли Ляньхуа беспомощно согласился.
Втроём они прошли по образованному естественными трещинами туннелю, в конце оказалось два выхода: один — в дровник храма Пуду, другой — в пагоду. Только выход в храм Пуду был придавлен дровами, и выйти можно было только через пагоду. Плиты пола в пагоде раскололись от времени, а выход в дровнике, похоже, был настоящий, только монахи так завалили его, что открыть не представлялось возможным. Они осмотрелись и вернулись к “Сотне рек” тем же путём. Цзи Ханьфо вдруг заговорил:
— Целитель Ли, кто-то сбежал отсюда, совершив злодейство. У входа в мою усадьбу лежит труп.
— Труп? — ужаснулся Ли Ляньхуа. В этот момент он почувствовал, что правой ногой наступил на что-то, и закричал: — Призраки!
Шишуй щелчком плети слегка ударил по этой вещи и равнодушно произнёс:
— Всего лишь куриная кость.
— Ах, как неловко, — смутился Ли Ляньхуа.
 Глава 26. Пение сутр, пламя 
Когда они медленно приблизились к лежащим возле выхода останкам, стало немного светлее, а Цзи Ханьфо с Шишуем, с их острым зрением, хватало и толики света, чтобы отчётливо видеть в окружности многих чжанов. Разглядев облик Ли Ляньхуа, они оба вдруг переменились в лице.
— Ты… ты…
— Я что? — заморгал Ли Ляньхуа.
Невозмутимый Цзи Ханьфо пришёл в некоторое смятение.
— Кто вы такой?
— Кто я такой? — растерялся Ли Ляньхуа. — От неба и земли родились люди, от людей родились люди, сыновья, и внуки, и правнуки. “Кто я такой” — на этот вопрос ищут ответ с незапамятных времён…
Цзи Ханьфо снова пристально его оглядел, издал протяжный вздох и пробормотал:
— Нет…
Лицо Шишуя исказилось, он вдруг зашагал прочь, выскочил в дыру и исчез. Ли Ляньхуа потёр щёку.
 
— В чём дело?
Цзи Ханьфо кашлянул.
— Вы очень похожи на старого друга, однако у вас не такие густые брови — у него доходили до висков, у вас слегка желтоватая кожа, а у него — сияла как белый нефрит. Будь он жив, сейчас ему было бы двадцать восемь-двадцать девять лет, вы же гораздо младше.
Ли Ляньхуа поддакнул, явно не понимая, о чём речь. Цзи Ханьфо отвернулся, и они прошли еще семнадцать-восемнадцать чжанов, пока не остановились перед обгоревшим до неузнаваемости телом с отрубленной рукой.
Ли Ляньхуа нагнулся осмотреть труп. Цзи Ханьфо тяжело выдохнул: он уверился, что это не Ли Сянъи — помимо того, что брови и цвет кожи отличались, нос у Ли Ляньхуа чуть короче, а на щеках — несколько бледных крапинок, и хотя его нельзя было назвать некрасивым, однако до несравненного изящества Ли Сянъи его внешность не дотягивала, к тому же их манера держаться различалась как небо и земля. Даже если бы глава ордена воскрес, невозможно, чтобы он превратился в Ли Ляньхуа, а внешнее сходство — совпадение, да и только.
— Эту женщину облили маслом, отрубили ей руку, закололи мечом и проломили череп, — заключил Ли Ляньхуа после долгого осмотра. — Её убили четырьмя способами.
Цзи Ханьфо кивнул, всё ещё не сводя глаз с его лица. Не обращая на него внимания, Ли Ляньхуа тихонько вздохнул и, перерыв всё в туннеле, обнаружил подобие подпорки для сковороды, сложенное из трёх толстых веток — вероятно, тут и разогревали масло, только самой сковороды не было видно. На земле валялось множество веток, куриных и утиных костей.
Бай Цзянчунь тоже разглядывал сверху Ли Ляньхуа, как и Цзи Ханьфо, тщательно подмечая сходства и различия, которых с первого взгляда увидел множество, и с душой, полной сомнений, гадал, может ли это быть знакомый. Ученики “Сотни рек” начали наводить порядок в книгохранилище и приготовились унести тело. Ли Ляньхуа долго бормотал, что не может определить внешность и возраст жертвы, и сердито заявил, что вернётся к себе домой изучать искусство врачевания. Цзи Ханьфо хотел уговорить его остаться, но не смог придумать повод, отправил Бай Цзянчуня проводить его, а сам вернулся в свою комнату и долго стоял у окна, как будто в задумчивости.
Вдруг скрипнула дверь, он резко обернулся, заложив руки за спину, посмотрел на вошедшего и слегка сдвинул брови.
— Ты?
Человек в простом платье и с распущенными волосами, ещё не успев перешагнуть порог, закашлялся.
— Кха-кха… я.
Цзи Ханьфо, похоже, не обрадовался ему и холодно спросил:
— Всё же вышел из дому?
У вошедшего были изящные черты лица, но измождённый облик — это был Юнь Бицю; от слов соратника его одолел жестокий приступ кашля.
— Кхэ-кхэ-кхэ… я… — откашлявшись, он сделал медленный вдох. — Я видел главу ордена.
— Это не он, просто очень похожий человек, — всё с тем же равнодушием сказал Цзи Ханьфо.
Юнь Бицю помотал головой и прошептал:
— Я его узнаю, даже если он станет пеплом… Крапинки на его лице… это следы уколов… кха-кха… от акупунктуры… для лечения… кхэ-кхэ… мозга. Тогда я отравил его лазурным ядом, и чтобы избавиться от него, помимо моего уникального противоядия, есть другой способ — акупунктура мозга… И чтобы вывести яд, иглу надо вставлять глубоко… кхэ-кхэ… — Он кашлял не переставая.
Цзи Ханьфо вздрогнул всем телом.
— Хочешь сказать… Он правда глава ордена? Но как за десять лет он почти не постарел… — Ли Ляньхуа выглядел не старше двадцати пяти лет, перенеся столь тяжёлые раны, как он мог остаться таким молодым?
— Ты забыл про его “замедление вселенной”? Основу этого приёма не разрушить даже лазурному яду, благодаря ей он и сохранил внешность, что тут удивительного?
— Ты всё ещё так хорошо помнишь то отравление, — холодно произнёс Цзи Ханьфо.
— Тогда на меня нашло затмение… — прохрипел Юнь Бицю. — Я… я…