Контуженый (СИ)
— Ты всегда про другую.
Она бросает слова и уходит. Гордая и решительная.
В моей руке телефон и я все-таки фотографирую ее со спины. Разглядываю фигуру на дисплее. Вспоминаю, как прижимался к ней в постели. Моя грудь к ее спине, живот, пах, попа, ноги — почти без зазоров. Как ложечка к ложечке. Тепло и уютно.
— Дурак, — шепчут мои губы.
— Контуженый! — окликает кто-то со стороны.
Рядом останавливается полицейский «уазик» с Костей Воиновым.
— Садись, — зовет он.
Я в машине рядом с нормальным полицейским, который согласился поступить по-людски и поставить на место Макса Лупика.
Костя видит в моем телефоне фото уходящей Маши и сочувствует:
— С женщинами сложно. А как женишься еще сложнее будет.
— Так разведись, — подкалываю я.
— Сложно, не значит плохо. Хорошее тоже бывает сложным. Вот сделаешь что-то сложное хорошо, и забудешь про сложности, потому что тебе стало что? — Воинов запутывается в словах и обрубает: — Я не за этим! Как там жмот Лупик, спекся?
— С твоей помощью, — подтверждаю я и добавляю: — Сложное дело сделали хорошо.
Воинов улыбается собственной цитате. Но сразу становится серьезным:
— Так, пистолет твой я выбросил. Куда, не спрашивай! И больше с такими делами…
— Сложными? Есть попроще. — Мне не дает покоя раненый боец, явившийся к Злате. — Костя, у тебя знакомые в Луганской милиции найдутся?
— Пересекался в Ростове на сборах. Обменивались контактами.
— Узнай про Руслана Краско. Его ранили в тот же день, что и меня. Хочу выяснить, как он.
— Твой сослуживец?
— Да. Теперь он владелец «Краскопласт». Это крупный завод в Луганске. Местные должны знать.
— Попробую, — обещает Воинов.
Он ищет в телефоне контакты, звонит кому-то, обменивается приветствиями. Когда разговор переходит к делу, включает громкую связь.
Я слышу из трубки:
— Руслан Краско? Нормальный парень, не из мажоров. Воевал, награжден, был ранен.
— Тяжело?
— Говорят, лицо посекло. Чай не баба, с лица не пить. Мужику с деньгами можно быть и кривым.
В моей голове щелкает — ранение в лицо! Русик из Луганска. О приезжем с бинтами на голове говорила и Маша. Пока многое сходится.
Я громко спрашиваю:
— Он точно ранен в лицо?
Голос постороннего человека луганского милиционера напрягает.
— Воинов, тебе свидетель нужен? Тогда не ко мне. Сам я Краско не видел и мед-справок его не читал. Ты что-то расследуешь?
— Нет. Это мой друг о сослуживце интересуется.
Костя благодарит знакомого луганчанина и прощается. Он рад, что помог мне.
— Главное, что твой приятель жив.
Я киваю в задумчивости:
— Выжил не только я.
— Эх! Нужно было телефон твоего сослуживца спросить. Хочешь, снова позвоню?
Я в раздумья. Если это был Русик, то зачем он приезжал к Злате? Чего она испугалась? Хотя это мог быть не он, да и про ранение в лицо сведения не точные.
И я решаю:
— Хватит звонков. Лучше мне с Русиком повидаться.
26
Я снова еду в Луганск, чтобы встретиться с Русланом Краско. Где он был в роковую ночь? Что случилось непосредственно перед взрывом? Он должен помнить больше, чем я с контуженной памятью.
На границе с Луганской республикой привычная очередь из автомобилей. Пока это государственная граница между разными странами, как бы дико это ни звучало в современных условиях. Есть и паспортный контроль и таможенный.
Водитель нашего автобуса командует:
— Забираем вещи. Контрольно-пропускной пункт проходим самостоятельно. Мой автобус будет ждать вас с той стороны. Запомните номер. Не меня, а номер автобуса! Далее поведет луганский водитель.
Я с неполным рюкзаком и не представляю интереса для таможенников. У остальных роются в машинах, заглядывают в багаж, требуют декларации на товарные партии.
Около грязного микроавтобуса с символикой спецоперации растерянная женщина умоляет надменного таможенника:
— Мы волонтеры, везем гуманитарку. Пропустите, пожалуйста.
— Какая же это гуманитарка, ни еды, ни одежды, — кривит нос таможенник.
— Это квадрокоптеры для наших на фронте. Куплены на пожертвования, по заказу бойцов. Они их ждут. Вы спасете их жизни.
Я заглядываю в распахнутую дверь микроавтобуса. На полу коробки с китайскими дронами. Техника малая с виду игрушечная, но очень полезная. С помощью такого же аппарата мы следили за противником и корректировали огонь.
Важный таможенник с нависающим над ремнем пузом трясет бумагами из раскрытой папки и бубнит:
— Вы что, дамочка, правила не читали. Техника дорогая. Превышена разрешенная стоимость на одного человека.
— Нас двое, — оправдывается женщина и зовет водителя: — Михалыч!
— Трое! — заявляю я.
Таможенник исподлобья взирает на явившегося заступника в камуфляжной форме.
Я по-свойски здороваюсь с пожилым водителем, чтобы убедить таможенника:
— Привет, Михалыч. Я от наших с фронта. Дорогу вам покажу. — И обращаюсь к таможеннику: — Ну что там со стоимостью? На троих проходит?
Таможенник оценивает мой несолидный возраст и невзрачный вид и качает головой:
— Декларация неправильно составлена. Беспилотные аппараты — продукция двойного назначения. Прицепи гранату и получишь оружие.
Меня бесит его чванство:
— Да, оружие! Против наших врагов. Или ты, гнида, за бандеровцев?
— Ну, знаете ли. — На пухлых щеках таможенника проступают красные пятна. — Разгружайте! Составлю протокол, выпишу штраф.
Женщина-волонтер не рада моей помощи. Она перепугана и лебезит перед гнусным чиновником:
— Как разгружать? Это же для нашей победы. Люди деньги присылали, кто сто рублей, кто десять тысяч. Квадрокоптеры ждут на фронте. Я не могу приехать с пустыми руками.
— Тысячи ей присылают, а мы тут круглосуточно за копейки… — ворчит таможенник, с опаской поглядывая на меня.
Чует, гнида, мою закипающую ярость. Врезать бы ему ногой под жирное брюхо. Скрутить и на нулевку под артобстрел. Понюхай пороху, мразь! Хотя от таких чинуш сплошные беды, что тут, что там. Не хотел бы я оказаться с ним в одном окопе.
Я лезу в рюкзак за таблеткой от головной боли. Рука натыкается на деньги за ранение. Я мог быть здоров, а друзья живы, будь у нас больше беспилотников, приборов ночного видения, раций и прочих нужных вещей, которые привозят волонтеры.
Достаю деньги в сжатом кулаке, демонстрирую уголки купюр таможеннику:
— Хочу внести изменения в декларацию.
В его глазах вспыхивают алчные огоньки. Он оглядывается и приоткрывает папку. Я опускаю туда деньги, папка захлопывается.
— Изменения приняты. Проезжайте! — командует продажный чинуша.
Мы пересекаем границу, которой скоро не будет. В этом я уверен, мы воюем за единую страну. За рулем Михалыч, рядом с ним Лиза, так зовут женщину-волонтера, я располагаюсь на свободном сиденье сзади. Остальные места, как и проход, заставлены коробками с беспилотниками.
Лизе за сорок, но ее энтузиазму позавидуют молодые. Она перевозбуждена и тараторит:
— В прошлый раз продукты гражданским везли и одежду военным, проблем не было. Футболки, термобелье, носки…
— Носков много не бывает, — подтверждаю я и хлопаю водителя по плечу: — Михалыч, останови!
Микроавтобус тормозит. Я извиняюсь:
— В туалет приспичило. Последствия контузии. Одну минутку.
Наглая рожа таможенника, засевшая в больной голове, не дает мне покоя. Я возвращаюсь на пропускной пункт и подзываю вислобрюхого таможенника.
— Скоро еще наши волонтеры подъедут. Серая «буханка» с буквами Z. Я за них сразу внесу, чтобы время не терять.
Пухлые щеки кривятся в самодовольной улыбке:
— Так бы сразу. Отойдем.
Мы отходим за стену уличного туалета, что мне только на руку. Таможенник берет мои деньги, пересчитывает и сует во внутренний карман. Я придавливаю его к стенке, перехватываю руку и вынимаю обратно толстую пачку купюр. Здесь не только моя взятка, а значительно больше.