Мое непреклонное сердце

Быть рядом с Колином по ночам стало одной из приятных привычек. Он крепко засыпал в ее объятиях, и его легкое ровное дыхание действовало на нее успокаивающе, словно горный поток. И она тоже сладко засыпала, обласканная и убаюканная. Ей уже не нужно было чутко прислушиваться к каждому скрипу и шороху в коридоре, с ужасом ожидая приближения графа.
Иногда в ранние утренние часы, когда первые лучи солнца проникали в их комнату, Мерседес, просыпаясь, обнаруживала себя в любовных объятиях супруга. Она не могла понять, кто из них первым начинал ласки и поцелуи, приводившие их к соитию, но ей нравилось, что их стремление друг к другу выходило за пределы осознанного желания и что следствием этого было чувство полного умиротворения.
То же чувство покоя снизошло на нее и сейчас, когда она наблюдала, как Колин искусно свел борьбу с хохочущими и визжащими от восторга близнецами к их полней-шей капитуляции. К глазам подступили слезы, вызвавшие знакомую боль в горле. В этот момент она и не пыталась скрыть ни своей радости, ни этих слез. Сердце ее переполнилось счастьем, и это отразилось в кристальной чистоте ее серых глаз.
Мерседес и не заметила, что потасовка закончилась и что теперь она сама является объектом наблюдения. Первым подбежал Брендан.
— Мерседес, у тебя все в порядке?
Бриттон опустился на колени рядом с братом. Он положил свою маленькую ладонь на руку Мерседес.
— Мы же играли, — сказал он ей. — Смотри — мы все целы. Никто никого не поранил.
Мальчики переглянулись, потом испуганно посмотрели на Колина, потому что слезы из глаз Мерседес потекли еще сильнее. Колин легонько отстранил их, обняв обоих за плечи.
Колин протянул Мерседес руку. Она с готовностью ухватилась за нее, и он поднял ее на ноги. Она спрятала лицо у него на плече и почти повисла на нем, цепляясь за его рубашку как за свое спасение. Обернувшись через плечо, Колин обратился к близнецам:
— Все хорошо, ребятки. Это она от счастья.
Бриттон с Бренданом молча обменялись смущенными, растерянными взглядами.
— Поверьте мне, — сказал Колин.
И они поверили. Не дожидаясь, пока их попросят, они, как резвые послушные щенки, мелкой трусцой побежали к дому.
Губы Колина были где-то возле уха Мерседес.
— Ты ведь счастлива, правда? — прошептал он. Она кивнула. И, всхлипнув, уткнулась заплаканным
Лицом ему в рубашку. Он тут же сунул ей в руку носовой
Платок.
— Прости, я совсем не хотела использовать для этого твою рубашку, — сказала она. Он не слушал ее.
— Вытри нос.
Она повиновалась. На ресницах у нее блестели слезы. Когда она моргала, они скатывались ей на щеки.
Колин взял у нее из рук платок, сложил его и осторожно вытер ей лицо. Он целовал ее веки, влажный рот.
— Мерседес, — сказал он голосом, полным обожания.
Сердце ее снова переполнилось. Опять подступили слезы. К горлу подкатил комок.
— Люби меня, — прошептала она.
Шум воды заглушал ее нежные вскрики и нетерпение в его хриплом голосе. Они сбросили с себя мешавшую им одежду и весь груз условностей. Она угадывала его желания и отвечала на его страсть. Он прижал ее к себе и отдавал ей себя.
Их руки переплелись в объятиях. Их губы слились. Его ладонь парила над ее грудью. Они чувствовали, как воздух между ними накаляется. Их разделяло только предвкушение удовольствия.
Она провела языком по его плечу. Солоно и кисло. Горько и сладко. Здесь смешались все вкусы, все ощущения. Она двинулась ниже, чувствуя, как вибрирует его кожа и каким прерывистым становится дыхание. Она взяла в рот его плоть, его пальцы запутались в ее волосах. Он закрыл глаза. Окруженный влажным теплом ее губ и языка, он сдался, и каждый получил то, что хотел.
Их тела переплелись. Она очутилась под ним, и ее бедра стали укачивать его, как в люльке. Она помогла ему войти. После первого толчка он затих.
Ее глаза светились. Он видел, как зрачки в них темнеют и расширяются. Губы ее раскрылись, так что виден был кончик языка. Она сжала мышцы, и это было ему сладким мучением. Он поцеловал ее сильно и нежно. Она засмеялась, когда он задвигался внутри нее.
 
Потом был только шум воды и шелест листвы над головой. Их дыхание успокоилось и сердца бились ровно. Солнечный луч скользнул по ее обнаженному плечу и высветил скульптурные линии его лица.
— Я больше не боюсь, — сказала она. И хоть это признание было произнесено спокойным, тихим голосом, в нем прозвучало откровение. Мерседес подняла голову, чтобы лучше видеть лицо Колина.
— Я так долго боялась, что совершенно равнодушна к этому. Страх притуплял все мои чувства. — Она искала в его лице следы понимания. — И у меня никогда не было других ощущений.
Едва заметная улыбка промелькнула на губах Колина. Он всегда знал, что она сдерживает себя, чувствовал ее осторожность даже тогда, когда она думала, что отдается ему полностью.
— А теперь? — спросил он.
— Я люблю тебя, — ответила она. Она сказала это свободно и весело. И повторила это еще раз так, будто говорила впервые, прислушиваясь к словам и понимая их смысл.
И, глядя в эти глаза, он видел всю ее душу.
После обеда они выясняли отношения.
— Я не могу тебя понять, — сказала она, откладывая в сторону книгу, бесполезно лежавшую у нее на коленях. — Я думала, ты будешь доволен. Разве ты не говорил мне сегодня, что сможешь сделать рейс в Китай за двести дней?
— Да, говорил.
— Ну так что же?
Колин плеснул немного бренди в суживающийся кверху хрустальный бокал. Он поднял его, повертел в пальцах, но пить не стал.
— Я уже сообщил Обри, что не буду больше капитаном на «Таинственном». Он передаст мое заявление об отставке мисс Ремингтон. Джоанна назначит его на мое место, и он совершит тот же рейс примерно за тот же срок — несколькими днями меньше или больше. Мне не обязательно стоять за штурвалом. Дело в том, что я собираюсь приобрести этот рейс.
— Почему ты делаешь это? — спросила она. — Я была совершенно уверена, что ты собираешься в плавание.
— Но ведь ты даже не спросила меня об этом, правда? — сказал Колин. — Ты просто отказывалась разговаривать. А я всего лишь хотел обсудить это с тобой.
Мерседес виновато опустила голову.
— Я говорила тебе, что боялась. Я боялась всего. Потерять тебя. Удерживать тебя. Боялась отпугнуть или заставить чувствовать себя привязаным ко мне. — Она искоса посмотрела на него. — Я не хотела, чтобы ты через пару месяцев стал злиться на меня и жалеть о своем решении остаться в Уэйборн-Парке.
Колин сел напротив нее. Он наклонился совсем близко и положил руки ей на колени, продолжая поигрывать бокалом на тонкой ножке.
— Почему тебе кажется, что я буду о чем-то жалеть? Именно здесь я хочу жить. Мерседес. Я думал, ты знаешь об этом.
— Я хотела верить в это, — тихо сказала она. — А это совсем не то же самое, что знать.
Колин молчал. Он тщательно обдумывал то, что хотел сказать. Ему казалось, что будет трудно облечь свои мысли в слова. На самом деле все оказалось проще. Ведь не только Мерседес перестала бояться.
— Я не знаю, увижу ли я когда-нибудь своих братьев. Я не представляю себе, как они выглядят, как их зовут, какими людьми они стали. Вечный поиск, страх не выполнить перед ними свое обещание то поддерживали меня в этой жизни, то мешали мне жить. Сам процесс поиска забирал у меня все остальное. Мерседес, я привязался к тебе. И я хочу, чтобы так было. Это мой собственный выбор, и я никогда ни о чем не пожалею. — Улыбка тронула кончики его губ и засветилась в глазах. — Жизнь здесь, с тобой, даст мне больше свободы, чем все моря в мире. Я не знаю, сможешь ли ты понять мои чувства, но для меня это так и есть.
В глазах Мерседес появилась тревога.
— О-о, Колин, — прошептала она. — Этого не может быть, ты не можешь так думать.
— Но это правда. — Он замолчал, глядя в ее лицо, видя смущение в ее глазах. — Тебя пугает, что я так сильно тебя люблю?
Она решительно покачала головой.