Хочу тебя... наказать! (СИ)
Отец продолжает смотреть куда-то в бок.
— Суд?!
Меня будто воздушной волной отбрасывает назад.
— Какой еще суд, папа?
— За совершенное злодеяние, разумеется. Насильник должен ответить перед законом.
— Нет… Нет… Боже, нет. Я ничего не скажу! Никуда заявления писать не стану.
— Ксана! Уже и так ясно…
— Нет! Нет, папа. Неясно. Все не…
Как мне мучительно стыдно и неловко…
До меня только сейчас дошло, в чем отец хочет обвинить Ансара.
Ансар, конечно, мудак! Достоин наказания, но… только не такого.
— Папа, пусть эти люди выйдут, пожалуйста. Хватит меня разглядывать… Нам нужно поговорить наедине! — судорожным жестом натягиваю толстовку поверх короткого топа.
— Оставьте нас.
Жду, пока за последним сотрудником закроется дверь.
Молчим… Редкие шорохи и звуки дыхания в полной тишине раздаются оглушающе громко.
— Я не буду давать показания об изнасиловании, если ты хотел представить все именно так.
Отец мучительно выдыхает:
— А как еще?
— Не совсем так. Мы… У нас это давно…
— Вы давно спите?! — взвился отец. — Давно спите вместе? А сегодня он решил… Я не знаю…
— Нет. Боже, нет… Это было впервые. Переспали. Но…
Я чувствую себя ужасно жалкой, грязной и совсем никчемной.
— Но флирт и переписка были уже давно.
— Как давно?
— Очень. Еще….
Выслушав меня, отец грязно выругался.
— Вот блять, урод! Педофил! И ты отказываешься давать против него показания? Да пусть его у параши нагнут и…
От этих грязных угроз не по себе становится. Хочется закрыть уши.
Хочется оказаться подальше отсюда!
Но нет возможности…
— Папа, я уже была взрослой! Совершеннолетней! Даже тогда.
— Нет, девочка моя… — папа гладит меня трясущимися пальцами по волосам. — Взрослой ты могла считаться, если на тот момент ты отдавала себе отчет в своих действиях. И пусть тебе тогда было восемнадцать, ты все еще была ребенком, а этот урод… Растлил тебя. Пил и ел со мной за одним столом, в глаза улыбался. Руки мне пожимал, а потом… этими же руками… — хватается за голову.
— Мне очень жаль, что я тебя расстроила, папа. Но он мне нравился и мне казалось, что я ему тоже нравлюсь. Вот и все… И это началось снова, после того, как он вернулся, и ты…
— Заставил тебя работать с ним. Я доверял ему, а он… — вздыхает прискорбно.
— Мы переспали, но он меня не насиловал, папа. Мне жаль… Мне так жаль… — повторяю я снова и снова.
— Ты сказала, что ничего не помнишь. Что он тебя опоил…
— Да. Да? Или нет? Я не знаю… Я плохо помню… Может быть, я просто перепила шампанского?
— Как бы то ни было, он тебя напоил и воспользовался твоим состоянием. Ты была не в состоянии сказать ему «нет», и мой вердикт однозначен. Он виновен.
— Но заявление я писать не стану. Ты… Ты меня не заставишь! — выкрикиваю я из последних сил, рухнув в обморок.
Глава 25
Ансар
— И что мы будем делать, Ансар?
Я с трудом удерживаю голову. Ее тянет вниз, и только туда.
Кажется, на мне живого места не осталось
— Горячий прием, правда? — интересуется Родион. — И это только начало.
Слышится какой-то шелест. Я одним глазом, который чуть-чуть видит, потому что второй глаз полностью заплыл, замечаю, как на столе оказываются фотографии.
Каждый след моих зубов, губ и пальцев на теле Ксаны зафиксирован..
Каждый.
Такое чувство, что я ее рвал, мял и не выпускал из… лап и когтей.
Дорвался, как дикий зверь. И, даже несмотря на все происходящее, во мне разливается сытое удовлетворение: она стала моей, как и должна была быть. И я точно знаю, как нам было хорошо…
Пока не наступила реальность.
— Я тебе доверял. Пустил в семью. Моя девочка стала жертвой старого… друга. Но, оказывается, другом ты никогда не был, шакал, — злится Родион. — Знаешь, что с такими, как ты, на зоне делают? В жопу ебут. И в рот отъебут, и в жопу… И будет у тебя и рот, и жопа, как гостиница — все включено, отказов не принимает.
Вот, значит, как…
В голове звенит голос Ксаны, ее предупреждение: «И, Ансар… Если будет следующий раз, то сначала ты обрадуешься, но потом… ты пожалеешь…»
Я считал, что это просто тупая бравада от телочки, которая возомнила о себе слишком многое.
Но, оказывается, это была четко спланированная подстава.
И я попался, как дебил.
— Я не насиловал твою дочку, Родион. И ты можешь мне не верить, но она… тоже была не прочь. Не веришь? Посмотри в мой телефон. На переписку… — смеюсь, лизнув кровь с губы. — Твой ангелочек по сути вовсе не ангел.
— И это все? Все твои оправдания? В стиле… Сучка не захочет, кобель не вскочит? Ты мою дочь сучкой, что ли, считаешь?
Еще какой сучкой. Отменной…
Я ее ненавижу настолько же, насколько восхищаюсь тем, как она все провернула.
Хороша, гадина… Ненавижу и драл бы ее за это до конца дней! Отрава… Просто смертельная доза!
— Можешь попытаться провернуть финт с изнасилованием, но у тебя ничего не выйдет. Задержание было произведено с нарушениями. То, как меня поколотили… на неудачное падение не списать.
Успеваю заметить, каким недовольством вспыхивают глаза Родиона.
Он не удержался. Поддался эмоциям.
Сказал «фас» и меня отхерачили так, что даже яйца почернели, что я мочусь, сука, по полчаса… С кровью. И зубы… Мне ставить протезы придется.
Бывший старый друг барабанит пальцами по столу.
Он бы с радостью меня сгноил заживо, будь я фигурой помельче.
Но не выйдет…
Семья, хорошие связи…
Сейчас мы оба оказались в очень паршивой ситуации.
Один неосторожный шаг, и все полетит в тартарары.
— У тебя не выйдет протащить статью износ, Родион, — говорю я. — Вот если бы меня и пальцем не тронули, если бы не было переписок и записей с камер, где четко видно, как мы весело и задорно проводим время вместе…
— Это ни о чем не говорит! Можно веселиться и через минуту совершить преступление.
— У тебя не выйдет. Валяй. Попытайся разыграть эту карту, и я посмотрю, как ты обосрешься.
Мне стоит больших усилий держать лицо и тоже бросаться угрозами в ответ. Потому что состояние мое — паршивое и положение — шаткое. Но и у Родиона на руках только претензии, да, подтвержденные кое-чем, однако этого мало.
Я выпрямляюсь и расправляю плечи. Такое чувство, будто заново собираю позвоночник.
Болит все…
— Я относился к тебе, как к младшему брату, подпустил тебя близко к семье, к самому дорогому! А ты… — бросает с горечью Родион.
— И я ценю нашу дружбу.
— Больше нет. Дружба в прошлом, — бросает отрывисто. — Я тебе этого простить не смогу!
— Твоя дочь выросла, Родион. Возможно, это для каждого родителя — удар, понимать, что девочка стала совсем взрослой.
— Не надо валить на Ксану! Моя девочка и мухи не обидит.
Оу, он действительно в это верит? Мухи не обидит, ага… Ксана — та еще… венерина мухоловка! Слопает!
— Разве я сказал что-то плохое? Нет. Всего лишь говорю, что девочка взрослая. Вчера мы здорово перебрали, — признаюсь. — Но мы кутили от души, и ты это знаешь!
Он с досадой отводит взгляд в сторону.
Я злюсь: вот же сучка! Сама меня хотела, как сумасшедшая, натрахалась так, что кончать устала, но решила изобразить из себя оскорбленную невинность!
Отомстить решила?
Вбить клин между мужчинами…
Что за бабы, одни проблемы от них!
Из трусиков передо мной выпрыгивала и думает, что добилась своего. Что ж, девочка, будь по-твоему, но ты пожалеешь…
— Мы оба знаем, что я прав. — продолжаю вещать уверенно. — Родион, у нас затянувшаяся интрижка с твоей дочерью, флирт, игра. Да, все вышло из-под контроля, но мы оба знаем, что до крайностей доводить не стоит!
— Предлагаешь закрыть глаза? Забыть? Забыть слезы дочери?!
— Предлагаю решить вопрос полюбовно и прекращай набирать отрицательные очки репутации. То, что меня удерживают, официально не выдвинув обвинений, говорит о многом. И проблем, поверь, тоже может быть немало.