Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ)

У двадцатипятилетней Ивы не было ничего общего с девочкой, которую он помнил со школьных времён, но почему-то узнал её сразу. Она стала очень толстой. На её плечи был наброшен вязаный кардиган, целью которого, по-видимому, было скрывать складки жира на боках девицы.
Мэтт даже поморщился от такого зрелища. За годы его рабочих разъездов по миру, чаще по Европе, его глаза привыкли совсем к другим фигурам. Красивые и ухоженные женщины окружали его каждый день: он с ними работал, и он с ними спал. А ещё знал не понаслышке, что красивое тело – это труд и выдержка, а жир на боках – это лень и слабоволие. Мэтт был из тех, кто ежедневно занимался спортом и презирал слабаков.
Заметив его, Ива вначале оторопела, потом, коротко улыбнувшись, кивнула. Мэтт кивнул ей в ответ и заметил то, чего не хотел бы замечать – щёки Ивы порозовели.
От мысли, что Ива может к нему подойти, и тогда придётся изображать любезность, его тоже немного бросило в жар. Но Ива к нему не подошла. Она стояла, окружённая девочками, склонившись над чем-то в её руках и отвечая на миллионы вопросов, сыпавшиеся на неё как из рога изобилия – ей было не до него.
Сара сама подбежала к Мэтту, сообразив, что сегодня он пришёл по её душу, и вместе они отправились домой.
Вернувшись, Мэтт застал мать в саду с сигаретой и чашкой чая с жасмином.
– Зачем ты обсуждаешь такие вещи с другими людьми? – упрекнул он её. – У вас же есть какой-нибудь там кодекс докторской чести? Ну, типа тайна пациента уйдёт с тобой в могилу – в таком духе…
– Когда ты доживёшь до моих лет, сын, вдруг окажется, что на правила можно смотреть и сквозь пальцы. Опыт прожитых лет обязан научить человека разумного тому факту, что единственный ориентир в жизни и есть сама эта разумность. Только на неё и стоит опираться. А ещё тебе истошно захочется совершить что-нибудь хорошее, пока есть время. Что-нибудь настоящее. Пусть и не сделать кого-нибудь счастливым, но, по крайней мере, хотя бы менее несчастным.
Мать протянула руку и коснулась его волос над ухом. Бережно поправила их, а потом сама же и взъерошила, с чувством прижимаясь ладонью. Она так не делала лет сто, но пугало Мэтта не это, а блеск в её внезапно покрасневших глазах.
– Как тебе Ива? – вдруг спросила она. – Очень изменилась?
– Толстая.
– И что с того? Я тоже толстая! Меня же ты любишь?
– Так ты моя мать, а она мне кто?
– Сейчас никто, но может стать кем-то, если захочешь.
– Ты бы видела, во что она одета… как старуха, ей богу! Вот как можно так себя запускать?
– Может, у неё сейчас не лучшие времена? Образование её стоит дорого, а работу найти сложно. Ей бы сейчас не помешала поддержка.
– По ней не скажешь, что голодает.
– И по тебе, моему красавцу, не скажешь, что на душе черным-черно. А ты купи ей красивое платье и пригласи на свидание. А когда она придёт, подхвати на руки, закружи и скажи, что никогда ещё не видел такой красоты. И поверь, ты ей не солжёшь.
Мэтт усмехнулся: его мать – это нечто.
Глава 3. Маттео
Ива уже около часа находилась в до боли знакомой комнатке: были времена, когда она или приезжала сюда сама, или же мать силой её притаскивала к себе на работу – в районную больницу Игл Ридж – и устанавливала капельную систему. То были тяжёлые, тёмные времена для них обеих.
Но они уже давно позади.
Мать обработала раны на её руках и левую даже перевязала.
– Казалось бы, всего час назад с тобой говорили по телефону, и ничто как говорится, не предвещало. И как только тебя угораздило в такое ввязаться?
– А что, надо было оставить человека умирать?
– Но ты же не парамедик, Ива! Для этих целей есть специалисты: спасатели, медики, пожарные, полиция, в конце концов! А что, если бы ты сама пострадала? А если бы погибла? Это же надо додуматься лезть в машину и доставать пострадавшего!
Ива решила оставить эту тираду без комментариев.
– Господи, ну вот и как ты теперь будешь работать? – причитала мать, глядя на израненные руки Ивы.
Ива и сама не знала, как будет выкручиваться на работе, но средство, которое вколола ей мать сразу, как увидела, заставляло Иву воспринимать эту проблему философски: не она первая, не она последняя повредила своё главное орудие труда – руки.
 
– На неделю отдам все операции Лу́не. Пообещаю премию, она не откажется.
Решение всегда можно найти, нужно только постараться – Ива в это свято верила.
Мать только вздохнула и подошла к умывальнику, чтобы вымыть руки.
Внезапно дверь открылась и в проёме показалась Маккензи – одна из подчиняющихся её матери медсестёр.
– Каролина, вы не разберётесь с этим? – поморщившись, спросила она.
В её руке был зажат зиплок, сквозь прозрачные стенки которого виднелись окровавленные предметы: бумажник, телефон, часы и… красный шнурок.
У Ивы похолодели пальцы.
– Давай, – усмехнувшись, протянула руку мать. – Если так бояться крови, зачем было идти в медсёстры?
– Нужно найти водительские права и внести в систему данные о пострадавшем. Полиция уже звонила, их интересует его личность. И да, там ещё троих привезли.
Мать кивнула. Как только дверь за Маккензи закрылась, она начала выуживать из пакета предметы.
– Маккензи новенькая, неопытная совсем. Но ничего, со временем приработается – одной рукой будет рану обрабатывать, другой пирожок себе в рот заталкивать.
Иве такие терзания были неведомы. И словно бы прочитав её мысли, Каролина вдруг вспомнила:
– А помнишь, как в первом классе мы шли с тобой в школу и набрели на раздавленную крысу? Даже меня, медсестру со стажем чуть не вырвало – все кишки у бедолаги торчали наружу, а что сделала ты? Отыскала веточку и давай препарировать… А сколько тебе тогда было? Пять?
Ива молчала. Точнее, она с напряжением наблюдала за действиями материнских рук. Вот она вначале вынимает все предметы и выкладывает их на специальном металлическом столе, вот она берёт в руки бумажник, вынимает карточку водительских прав и подставляет её под кран, струя воды становится красной от крови, мать переворачивает карточку на другой бок, тщательно трёт её защищёнными латексной перчаткой пальцами, затем подносит к глазам.
Кисть её руки начинает трястись, как лихорадочная. В тишине комнаты Ива слышит, каким вязким и натужным становится дыхание матери.
– Ива… – только и произносит она и поднимает на дочь внезапно покрасневшие глаза.
Ива отворачивается. У неё была надежда, что это не он, всё-таки была. Много времени прошло, мужчина в её руках был слишком искалечен и окровавлен, чтобы быть в чём-то уверенной, да она и не разглядывала его особенно. Как только увидела браслет, каждую последующую секунду использовала только на то, чтобы его спасти. Но надежда всё-таки была.
Мать вышла из комнаты.
Вернувшись через час сообщила:
– Жив. Оперируют.
Так она делала ещё восемь раз – операция длилась девять часов, и каждый час мать сообщала дочери, жив ли пациент. Последнее её сообщение было в лучших традициях мироздания:
– Сотрясение, пробито лёгкое, перелом левой руки и нескольких рёбер, ушиб левой ноги, повреждены желудок и печень, большая кровопотеря, но ты вовремя его доставила. Позвоночник цел. Пока на ИВЛ. У его жены ушиб мозга средней степени. Ребёнок умер.
Глава 4. Благие намерения
Семь лет назад
Однажды летом во время каникул, когда Мэтту было шестнадцать, а Иве только должно было исполниться пятнадцать, он засобирался с друзьями на озеро.
Мать спросила, будут ли девочки, на что он честно ответил, что будут.
– Это очень хорошо. Когда вы гуляете с девочками, я чувствую себя спокойнее. А знаешь, что мне сейчас пришло в голову? – внезапно оживилась Шанель.
Тональность её голоса приобретала оттенок приподнятого настроения всякий раз, как она намеревалась предложить сыну что-нибудь благое.
– А что, если нам позвонить миссис Джонсон, и спросить, не занята ли Ива?