Притяжение, будь рядом, когда я умру (СИ)

– Да брось, Жози, он просто поссорился с женой…
Мэтт дёрнулся, как ошпаренный: мать испортила всю малину. Уж чего-чего, а такого выброса его личной жизни на всеобщее обозрение он не ожидал. Глаза его чуть сощурились – он слишком хорошо знал свою мать: она бы никогда так не поступила, не будь у неё что-то на уме.
– С женой лучше не ссориться! – как-то пискляво заметила Жозефина, вытягиваясь и распрямляя плечи.
Дамочка гинеколог даже закинула ноги одну на другую, чтобы они казались стройнее.
– Во-первых, у меня нет и никогда не было жены, – хрипло прокомментировал этот спектакль Мэтт. – Во-вторых, я не поссорился, а расстался с надоевшей девкой. В-третьих, я здесь, потому что мне тупо жаль денег на очередную аренду, когда я ещё не разобрался с предыдущей.
– Ох… наверное, это очень дорого снимать квартиру в самом сердце Ванкувера с видом на залив…
– Дорого, – кивнул Мэтт и обжёг горло глотком кофе.
– Понимаю… но разве для одного из самых успешных… эм, мужчин в модельном бизнесе не должны такие вещи быть сущей ерундой?
Шанель раскрыла лежащий до этого на журнальном столике веер и начала энергично обмахивать им шею. Мэтт скрипнул зубами.
– Должны. Для успешных. Но я не успешный.
Жозефина с удивлением округлила глаза.
– Раньше был, а теперь нет, – добавил он.
– Что случилось?
– Только то, что моя «возмужавшая» рожа перестала привлекать девочек, и журналы с ней на обложках перестали так хорошо расходиться.
Это было правдой, но мало кто в этой комнате, кроме самого Мэтта, осознавал до конца все масштабы его проблем.
В модельный бизнес он попал случайно – просто зашёл с другом за компанию на кастинг. Друг происходил из не самой успешной семьи иммигрантов и находился в постоянном поиске приработка, Мэтт же только месяц назад получил от матери в подарок на шестнадцатилетние новенький Инфинити, и карманных денег у него было хоть отбавляй, и подружек он мог приводить, когда захочется. Но Мэтт и в вопросах дружбы был переборчив: если и определял кого в друзья, то со всей вытекающей ответственностью. На кастинге, впрочем, оба совершенно зелёных кандидата в модели больше глумились над происходящим и никаких реальных планов на такой вид деятельности не имели. Как ни странно, приняли обоих. И Мэтт и Бен честно отработали в съёмках социальной рекламы для молодёжи, и каково же было их удивление, когда всего за четыре часа им обоим выплатили по триста долларов. Это были первые самостоятельно заработанные Мэттом деньги, и вкус у них был будоражащим. Он вдруг почувствовал себя мужчиной, умеющим добывать, правда способ добычи ему не просто не нравился, а был глубоко неприятен. В то же лето владелец машины стоимостью в шестьдесят тысяч долларов устроился на работу в Макдональдс на минималку. Потом был продуктовый магазин, магазин одежды, кафе, магазин подержанных лодок и катеров, где он хлоркой отмывал их корпуса от ракушечника и плесени. Мэтту хватило одного лета, чтобы понять: деньги на всех этих работах зарабатывал не он, а владельцы. Он лишь отдавал всё своё время за копейки, которых не хватало даже на то, чтобы хорошенько развлечь девчонок. Он твёрдо решил учиться, как в своё время сделала мать, а пока не отказывать себе в более лёгких деньгах, получать которые он мог всего лишь натягивая на себя футболки и джинсы новых неизвестных брендов и позируя перед камерой – агентства с завидным постоянством предлагали ему контракты. Однако к моменту окончания школы неизвестные бренды стали известными, а один его контракт превышал годовой доход матери, владеющей гордым званием PhD (высшая научная степень, доктор наук) на своих визитках и на вывеске с именем её клиники.
Шанель была не просто умной женщиной, она была самой умной из всех, кого он знал. Пожалуй, одна только Ива могла бы посоревноваться с ней в интеллекте, но Ива была юной и неопытной, а потому безбожно проигрывала во всём, что касалось жизни. Шанель была не только умной, но и богатой. Мало кто представлял, какие суммы она ежегодно указывает в своей налоговой декларации, как и то, кто именно прячется под солнечными очками и бейсболками, посещая её тихий офис в маленьком малоизвестном городке. Эти люди хорошо платили тому, кто умел решать их проблемы. Шанель, конечно, не могла избавить своих пациентов от всех их проблем, но очень хорошо справлялась с самыми важными. И богатела. Но ещё больше богател её девятнадцатилетний сын, многократно переплюнувший заработки матери без всякого образования, диссертаций и заработанной десятилетиями репутации. Всё, что ему нужно было делать – это рекламировать трусы. Хотя именно трусы и были его самой большой проблемой. Шанель была бы довольна жизнью, если бы Мэтт всего-навсего не мог себя в них удержать, но нет, её сын был слишком сложен, чтобы его проблемы были такими простыми. Маттео был глубоко и безнадёжно разочарован собой, презирал то, чем зарабатывал на жизнь, но продолжал это делать, пристрастившись к роскоши и драйву, миру у его ног, пусть и не в том формате, в каком ему бы хотелось, но тем не менее. Неудовлетворённость разъедала его изнутри, с каждым годом всё больше превращая в дёрганного, вечно всем недовольного неврастеника.
 
– О, господи, Маттео, не могу в это поверить… Мне так жаль! Я могу тебе чем-то помочь? – участливо поинтересовалась Жозефина.
– Хочешь предложить мне работу?
Гинеколог на мгновение оторопела и, только чтобы не выглядеть неловко, спросила:
– А что ты умеешь делать?
«Кроме как позволять другим людям любоваться на себя» – хотела она добавить, но из уважения к подруге, а никак не к этому дерзкому сопляку, смолчала.
– Ну… я мог бы раздвигать твоим пациенткам ноги.
– Маттео! – тут же вспыхнула Жозефина.
– Что? До сих пор у меня это неплохо выходило, – невозмутимо заверил он.
Видавшая многое в жизни Жозефина покраснела и бросила на Шанель взгляд-призыв приструнить наглеца.
Шанель издала приглушённый звук – это она втайне подавилась смешком. Её открытой реакцией на происходящее были лишь вздёрнутые брови и повышенная скорость обмахиваний привезённым когда-то из Мексики веером. Вещица была броской и аляпистой, потому что выбирал её восьмилетней мальчишка.
– Шанель! – тон Жозефины не оставлял сомнений – она в бешенстве.
С трудом скрывая улыбку, Шанель подскочила со словами:
– О боже! Уже два часа! А я совсем забыла про Сару!
Так и не определившись за все свои пятьдесят с лишним верующая она или нет, Шанель признавала только одного святого – своего сына, причём всегда и несмотря ни на что.
– Какую ещё Сару? – едва ли не хором поинтересовались Жозефина и Мэтт.
– Твою двоюродную племянницу, дорогой. У Таши сегодня зубной врач, и она попросила забрать Сару из воскресной школы. Занятия заканчиваются в два сорок… я уже точно не успею, выручай, сынок! Ты доберёшься туда быстрее меня…
Лучше всех в этом мире Мэтта знала его мать, но и он очень хорошо её знал, поэтому, увидев в школьном дворе Иву Джонсон, даже не удивился.
Он обожал свою мать в том числе и за то, что она никогда на него не давила, не приказывала и даже не уговаривала. С самого раннего детства ему была дарована полная свобода: хочешь в шортах иди в школу, хочешь в штанах, да хоть в юбке – всё только так, как Маттео нравится. После первой же выпорхнувшей из его комнаты девчушки, он обнаружил в ящике своей прикроватной тумбочки большущую коробку с презервативами. Мать ни разу даже не дёрнула его по вопросу оставшегося за бортом его жизни колледжа.
Но иногда, а точнее, всякий раз, как Мэтт впадал в состояние уязвимости и рефлексии, Шанель повторяла ему одно и то же: «Эта девочка когда-нибудь сделает тебя счастливым, возможно, самым счастливым из всех». И этой девочкой был не кто иной, как Ива Джонсон. С чего мать это взяла, было одному богу известно, но он предпочитал с ней не спорить и молча делать своё.
«Своё» – это встречаться с кем угодно, обращать внимание на кого угодно, но только не на Иву. Она ему попросту не нравилась. Он был не для неё. Положа руку на сердце, он вообще не считал себя созданным для кого-то. Однако как-то так выходило, что его свободолюбивая и лишённая привязанностей натура не успевала выпутаться из одних отношений, как оказывалась в новых. В двадцать шесть за его плечами было три полноценных гражданских брака и такое множество более кратковременных связей, что он со счёта сбился.