Ни конному, ни пешему... (СИ)
Ядвига осторожно передала маленького Лиха матери, взяла на руки спящую Марийку.
Надо бы найти кормилицу. Юська сама не вытянет, ее молока на двоих не хватит. Вон какой аппетит у пана Лихослава.
Эх. Ещё пару дней, и нужно выбираться к людям. Как только Юстина на ноги встанет…
Панночка нежно чмокнула Марийку в носик и уложила в колыбель. Мельком глянула на задремавшую сестру, переглянулась с Мурзой, коротко кивнула на роженицу, мол, сторожи.
Кошка лукаво прикрыла один глаз, дернула гибким хвостом, будто говоря — не учи, сама знаю.
— Ганька, хватай его! — отчаянно завопил Левко, и бухнулся на пол, завалив обидчика. Раздался заливистый смех и…веселый звон рассыпанных монет.
— Ах ты ж, бисов сын! — потрясенно охнула Ганька.
— Вбью! — зашипел Левко сквозь зубы.
Все-таки придется выходить в хату.
Ядвига решительно распахнула дверь. И рявкнула с порога:
— Лешко, уймись!
Перевернутые лавки, разбитые горшки и крынки, разлитое по столу молоко, рушники со следами грязных ног. Посреди всего сверкала и искрилась в дрожащем свете свечей куча золотых монет. Та самая казна, о которой Ядвига напрочь забыла и которую, оказывается, все это время стерег верный холоп. Так вот о каком панском добре толковала Ганька!
Злой Левко стоял над хозяйским скарбом, грозно стиснув кулаки. Светлые вихры торчком, рубаха разорвана на плече, под глазом наливался добрячий синяк.
Разгневанная Ганька безжалостно скрутила ухо лесного хозяина. Тот особо не сопротивлялся и, несмотря на расквашенный нос, кровь на подбородке и растрепанные серые патлы выглядел донельзя довольным.
Мельник и его жена вжались в стену. На лбу дядьки Михася проступил холодный пот. Тетка Гануся спряталась за мужа, привычно прижала руки к …уже здоровому сердцу.
Левко, увидев панночку, просиял от радости.
— Пани Ядвига! Этот…этот злыдня хотел стырить гро́ши. Я его поймал. А он…
Хлопчик всхлипнул, утер грязным рукавом мокрое лицо.
— Тьфу, нужны мне ваши гро́ши! — Лешек вывернулся из крепких рук Ганьки и, прикрывая распухшее ухо, отпихнул Левка и кинулся на шею названной сестре.
Захотелось врезать негоднику. Тоже мне, лесной хозяин с побитой мордой! Вместо этого она крепко обняла тощего нелюдя, привычно вытянула из нечесаных волос еловую шишку.
— Получилось, все-все получилось! — зашептал Лешек ей на ухо. — Я думал, ОНА не согласится! Это бабуля с НЕЙ ладит, а я чуть не рехнулся, пока ты ТАМ была. Я ведь совсем живой…
Ядвига уткнулась носом в лохматую, пахнущую хвоей макушку. Щеку кольнули сухие иголки.
— У тебя глаза синие, — проговорила чуть слышно.
— Так ведь…весна! — выдохнул Лешек.
Талым снегом и нежными первоцветами запахло в полумраке селянской хаты.
— Спасибо! За тень на том…поле. Без тебя я б не справилась.
Лешек медленно кивнул, принимая благодарность, и вдруг вкрадчиво так:
— Спасибо в карман не положишь. Плати!
— Ч-чем?! — опешила Ядвига.
— Не чем, а кем!
Панночка отшатнулась. Неверяще уставилась на названного братца. Тот стоял, широко расставив босые ноги.
На бледном лице ни тени улыбки.
Цепкий оценивающий взгляд исподлобья.
Показалось, или взаправду дрогнула земля под хлипким полом мельниковой хаты? И невидимые корни покорно двинулись из темноты на молчаливый зов хозяина.
Ганька, почуяв неладное, потянулась за ухватом. Левко осторожно шагнул к двери, за которой спала Юстина с детьми. Один мельник так и стоял истуканом. Плечи мужика поникли. Уж он-то понимал, что ни ухват, ни кулаки тут не помогут.
— Ты шути, да меру знай, братец! — наконец глухо проговорила Ядвига. — Не было у нас с тобой уговора. Ни Лиха, ни Марийку я тебе не отдам!
Нелюдь ещё секунду помолчал, сверля панночку взглядом, потом подскочил, хлопнул себя по бокам, крутанулся на пятках и беззаботно расхохотался.
— Больно они мне нужны! Оборотнику на один зуб. Чего я с ними в лесу делать буду?! Отдай мне своего хлопчика-холопчика!
Он насмешливо глянул на Левка. Тот навострил уши, пытаясь понять, чего нужно этому приблуде.
— Выращу себе лесовика вместо Лукаша. Будет у бабули два внука, — веселился леший. — Вот она обрадуется!
Он тенью скользнул к мальчишке, ткнул пальцем в ребра и отскочил в сторону. От греха подальше…
— Пойдешь со мной, чудовысько? Не холопом — вольным будешь!
Левко засопел обиженно, потёр ушибленный бок и покосился на странного гостя. Он уже смекнул, что это не простой воришка, а вот чегой-то хозяйка чудного оборванца братом назвала?!
— Я пану Лиху служу…служил, — растерянно промямлил Левко и сиротливо шмыгнул носом.
— Вот и пойдешь выкупом за его внука, — без тени насмешки ответил Лешек. — Мне служить будешь. Не золото — живой лес хранить!
Он беспечно поворошил грязной ногой монеты на полу, фыркнул презрительно и добавил:
— Да не боись, дурень! Хоть ты и не моей крови, но лесовик из тебя толковый будет. А я — я не обижу.
Лешек подошёл к столу, небрежно сдвинул скатерть и, плотно прижав ладонь к темному от времени дереву столешницы, отчеканил:
— Я — хозяин леса, зову Левка, холопа пана Лихослава, к себе на службу. Даю слово, что не причиню ему зла, если будет мне верен, так же как был верен прежнему господину.
Дрогнуло дерево под рукою лешего, на мгновение погасло и тут же вспыхнуло пламя свечей. Ликующий волчий вой под окном заглушил стоны ночного ветра.
Хозяин леса терпеливо ждал… Повисла напряжённая тишина. Все в хате смотрели на мальчишку.
Непривычный к всеобщему вниманию, Левко смутился и уставился в пол, не понимая, что делать.
Молчание нарушил дядька Михась. Он вздохнул и подошёл к несчастному растерянному холопу. Приобнял за плечи.
— Соглашайсь, сынку. Так всем будет лучше. Нелюдь тебе слово дал, а ЭТИ слово всегда держат. Лукаш, вон, сгинул… — мельник запнулся, вспомнив погибшего друга-родича, и добавил печально. — Йоська мой навряд чи его заменит — слабоват хлопец. Больно Лукаш сестрича жалел да берег. Но на первое время справится. А ты подрастешь, займешь его место.
Левко нерешительно поднял голову, и, глядя прямо в небесно-синие глаза лесного хозяина, выпалил тонким срывающимся голосом:
— Добре! Только если будешь биться, то я…я…тоже!
Порыв свежего весеннего ветра пронесся по хате, взметнув рушники над образами, дохнув в лица запахом реки, скошенной сочной травы и…пропал.
Ядвига обессилено прислонилась к стене и разжала сведённые судорогой пальцы. От врезавшихся в кожу ногтей на ладонях выступила кровь. О том, что было бы, если б мальчишка отказался пойти с лешим, она старалась не думать. Вспомнились давнишние слова дядьки Лукаша — «он опасен, он очень опасен!»
Опасен…
Ведьмина монета под рубахой обожгла кожу, в голове зашелестел голос старухи:
— У леса свои законы, девочка. Нарушать их ради тебя он не станет. Благодари, что забрал чужое дитя.
Ядвига скрипнула зубами от злости. Если и благодарить, то всяко не этого чумазого негодника, что уселся за стол и нагло потребовал от тетки Гануси «всего самого смачного». Этого она после… отблагодарит. От всего сердца!
Да так, что шишки с елок посыпятся!
Панночка подобрала с пола тяжёлый золотой кругляш и подошла к бывшему холопу. Опустилась перед ним на одно колено. Левко вытаращил глаза, испугавшись странного поведения ясной панны едва ли не больше, чем лесного хозяина и его «чаклунства». Губы у пацана задрожали.
Ядвига вложила золото в детскую ладонь и крепко сжала ее.
— Ты мечтал стать героем и спасти своего пана? Ты его спас! Спасибо тебе!
Левко кивнул и часто-часто заморгал светлыми ресницами. Слеза прочертила дорожку на замурзанной щеке.
Ядвига точно знала — ни за какие сокровища мира он не расстанется с этой монетой. И на заветном шнурке рядом с бесценной потертой медяшкой всегда будет висеть золотой.