Отдай туфлю, Золушка! (СИ)
Интересно, потребуют ли показать, ну там, паспорт, билет оплаченный? Не всех же подряд пропускают в дом короля?
Оказалось — всех подряд.
Нас никто не остановил, и мы прошли в парк с аккуратно подстриженными деревьями и широкими аллеями, вдоль которых белели античные мраморные фигуры. Где-то в темноте, освещённой низенькими фонарями, огонёк в которых метался и дрожал, журчали фонтаны.
Синди вцепилась мне в руку:
— Дрэз, я боюсь!
— Да ладно тебе! Ну придёшь, попляшешь. Чего бояться-то?
— А если мачеха узнает?
Из распахнутых окон до нас доносились звуки весёлой музыки и смех. Я остановилась, взяла девчонку за руки, заглянула в широко распахнутые глаза.
— Послушай, Синди… Почему ты её так боишься? Ну, узнает. И что? Что она тебе сделает?
— Ты не понимаешь!
— Не понимаю. Ты — дочь твоего отца, хозяина дома и вообще. Разве нет? Ты — наследница. А не твоя мачеха. Я бы давно на твоём месте послала бы нас всех к чертям собачьим. Зачем ты всё это терпишь? Положение служанки, да нет, не служанки даже — рабыни. Служанки зарплату получают. А ты — нет. Издевательства и вот это всё! Я действительно не понимаю!
Она выдернула руки из моих рук, гневно нахмурилась.
— Дрэз, я не могу понять, что на тебя нашло. Но ты же знаешь: я не могу! Перестань надо мной издеваться!
Её розовые губы дрожали, на глазах выступили слёзы. Я отступила и в недоумении посмотрела на Золушку.
— Хорошо-хорошо. Я только хотела помочь. Всё, забили. Давай. Выше нос! Ты прекрасна, ты просто огонь. Шуруй в замок и зажги там с принцем не по-детски!
— Ты странная какая-то, — тихо отозвалась Синди, но то ли недавний взрыв непривычной ярости, то ли мои дружеские напутствия придали ей воодушевления, и Золушка всё же бодро зашагала во дворец.
А я почувствовала, что ещё немного, и меня скрючит, как девяностолетнюю бабку.
Всё.
Я сделала всё, что могла. Я — настоящая фея. Я — молодец, я — умница, и…
Где бы прилечь незаметненько? Мне как-то стало не до пышного бала, не до принцев, принцесс, и любопытство мучило меня намного слабее, чем усталая спина. А вы попробуйте сшить за день платье в стиле Анны Болейн! Да ещё из парчи и бархата. А я посмотрю.
Может быть, в глубине парка, там, в темноте, есть скамейки? В Петергофе вот есть…
Я медленно пошла по боковой дорожке, удаляясь всё дальше и дальше от освещённой аллеи. Скамейку нашла в укромном закутке самшитовых шпалер. Со слабым стоном рухнула, вытянулась на спине. Блаженство!
Закрыла глаза.
Замелькали разноцветные огни, завыла сирена скорой помощи…
— За кого вы меня принимаете, Ваше высочество? Нет, нет, я не такая!
Истеричный женский голос разрезал тишину. Я открыла глаза. Темно. Голоса совсем рядом, но людей в темноте не видно. И вкрадчивый, почти мурлыкающий, опасно-бархатистый голос:
— Знаю, моя девочка. Ты совсем не такая, как все остальные. Если бы ты знала, как я устал от всех этих продажных дам, готовых отдаться мне прямо вот тут! И всего лишь потому, что я — принц. Клянусь, все эти пустые красотки готовы выпрыгнуть из собственных платьев в мою постель. Но ты — ты совсем другая. Я сразу это понял, едва увидел тебя.
— Что вы делаете? — горячо зашептал женский голос.
Совсем рядом со мной раздались подозрительные шорохи, а я вся заледенела. Золушка? Принц? Как-то… не по сказочному это всё. А мужчина продолжал, и его голос становился всё более возбуждённым и хриплым.
— Ты такая… такая удивительная! Никогда не встречал таких необыкновенных. Ангел, слетевший с неба! Будь моей музой, моей песней, смыслом моей жизни…
— Я… я… — лепетала девушка.
Проклятье! Да её же сейчас разденут и вот прям тут поимеют. Музу. Не то, чтобы я была вот прям совсем против. Я не ханжа. Двое хотят — почему бы и нет? Хотя я не люблю такие вот разводы в стиле «единственная» и всё такое. Но… Не рядом же со мной?
Я приподнялась на локте.
— Ваше… — сделала ещё одну попытку не стать соблазнённой неизвестная мне девица.
Но голос её уж как-то слишком подозрительно растекался истомой.
— Скажи, что ты меня любишь! — потребовал соблазнитель. — Скажи, или… Если нет, я прямо тут покончу с собой!
— Ах-боже-нет!
Послышались лязг металла, затем звуки борьбы. Я едва не расхохоталась в голос. Дешёвые понты! Неужели на них ещё кто-то ведётся?
— Ваше высочество, не надо! Прошу вас!
— О Катрин, мне жизнь без вас не нужна!
— Ах! Я… я люблю вас, мой принц…
Я зажала рот руками, давясь от смеха. Да, судя по звукам страстных поцелуев, неизвестная мне Катрин скоро пополнит донжуанский список принца. Интересно, какого из них? Надеюсь, не того, который должен стать мужем Синди? И вообще, принц один или их несколько? Как бы так… узнать потихоньку? А то Золушка угодит из огня да в полымя. Из рук мачехи да прямо…
Аккуратно поднявшись, я подошла к шпалере и раздвинула веточки самшита. Но, конечно, в темноте смогла увидеть лишь слившийся воедино силуэт пары.
— Ваше высочество, — жёсткий голос человека, донёсшийся откуда-то слева от нас, мужчины, привыкшего отдавать приказы, заставил девушку отскочить от любовника, — бросайте свою потаскуху и возвращайтесь на бал.
— Как вы… как вы смеете…
Голос девушки зазвенел от ярости и смущения. Она принялась поспешно поправлять корсет.
— Простите, графиня, не признал, — в презрительном тоне незнакомца совершенно не ощущалось раскаяния. — Оставьте нас.
— Дядя, вы не вовремя, — с досадой заметил принц.
— Я всегда вовремя. Графиня, подите прочь.
Луна выскочила из-за тучи, и я увидела подходящего к нам мужчину. Он был высок. Его одежда сливалась с тьмой. А вот белые длинные волосы, собранные в хвост, казались лучами яркой луны. Дядя принца подходил слева, а потому я видела лишь его горбоносый профиль, но, честно сказать, мне хватило, чтобы застыть на месте, притворившись тенью, и не удивляться тому, что графиня Катарина мокрой кошкой проскакала мимо и поспешно скрылась где-то в ночи. Я бы, пожалуй, тоже скрылась. Да кто ж мне разрешит?
А вот принца не проняло.
— Дядя, — насмешливо и небрежно заметил он, — пришла вам охота девчонок распугивать. Бал успеется. Я вообще не тороплюсь на брачное ложе. К чему, если есть столько более привлекательных лож?
— Марион, вы сейчас же вернётесь в замок, пригласите Белоснежку на танец и будете весь вечер вести себя как смирный, пушистый зайчик.
— Боже, дядюшка… вы сами-то поняли, что сказали?
Принц, невидимый мне, рассмеялся. Да, сравнение с зайчиком, с учётом их…. э-э-э… сексуальной активности, оказалось метким. А я, признаться, взгрустнула. Всё же это Марион. Бедная Синдерелла…
Дядя внезапно резко шагнул вперёд, клешнями впился в плечо племянника, наклонился к нему и прошипел:
— Не переступай черту, мальчишка.
Принц попятился назад, спиной почти упершись в шпалеру. Он был высоким, но дядя едва ли не на голову возвышался над племянником.
— Или что? — процедил Марион. — Что будет, если я её переступлю?
Слабоумие и отвага, честное слово! Мне вот не хотелось бы узнать. От «дяди» за версту несло чем-то страшным, зловещим и очень тяжёлым. Видимо, это и есть тот самый зловещий Чертополох.
— Ступай во дворец, — едва не плюнул он.
Надеюсь, дядюшка уберётся вслед за племянником. Не хотелось бы мне оставаться наедине с этим типом. Молчание продолжалось несколько минут. Наконец Марион сдался:
— Хорошо, дядя. Я вернусь к гостям и буду плясать с милой девочкой Белоснежкой. И оттопчу ей все ноги, если изволите.
— И предложишь ей свои руку и сердце.
— Печень и почки, пятки и колени. Но ты вот над чем подумай, дорогой мой принц Фаэрт: а не завидуешь ли ты моей молодости и успеху у дам? Я чертовски обаятелен, а ты… прости, но…
Я не удержалась и хихикнула. Укусила себя за губу, но было поздно: меня услышали.
Чёрная высокая фигура единим рывком порвала деревянную сетку, оплетённую самшитом, и шагнула ко мне. Я бросилась наутёк, но тут же рухнула, едва успев выставить вперёд руки. Кожу ладоней обжёг гравий. Подножка! Как нечестно-то!